Синология.Ру

Тематический раздел


Чжан Бинлинь

Избранные произведения Чжан Бинлиня

Письмо...

Письмо с опровержением рассуждений Кан Ювэя о революции1

Господин Чансу2, я прочитал Ваше «Письмо китайским торговцам-эмигрантам, проживающим в Северной и Южной Америке»3, в котором Вы, ссылаясь на древность и современность, многословно утверждаете, что в Китае возможно лишь принять конституцию, а революцию допустить нельзя. Ах, почему же Чансу так поступает? Страстно желая вернуться из ссылки после реставрации монархии4, он начал ради этого непрерывно и противоречиво разглагольствовать, дабы внести панику в стадо восточных инородцев5, лелея надежду в крайнем случае увильнуть от ответственности. Это письмо [на самом деле адресовано] не купцам, а маньчжурам. Ведь когда ради немедленного обретения богатства и почестей не отказываются бросать всем вызов, танцевать, сочинять стихи и увлеченно покрывать письменами дощечки, повергая в недоумение Поднебесную, это всего лишь прием главаря начётчиков-недоучек. Вас величают святым6, а сами себя вы именуете религиозным лидером7; но всё это — вздор; Вы скользкий и угодливый [человек], стремящийся лишь подольстись к маньчжурам. И если Поднебесная воспримет подобную демагогию, то она тем более превратится в страну болтовни главарей начётчиков-недоучек. Можем ли мы безоговорочно признать такое [положение] нормальным?

Наше скромное замечание касается основной идеи Чансу. Не будем рассуждать об инородности или родственности нации [маньчжуров], а примем в расчет лишь искренность и фальшь, плюсы и минусы его теоретических обоснований. Ведь национализм, начиная с отдаленной эпохи первобытных людей, в своих основных чертах несомненно уже существовал в скрытом виде. С глубокой старины до наших дней он постепенно развивался как врожденная способность народа, тем самым народ интуитивно обеспечивал себе существование. Чансу тоже понимает, что нацию ни в коем случае не следует разрушать, учитывая [это обстоятельство], он занимает со  своей теорией колеблющуюся, нерешительную позицию. Ссылаясь на раздел «Биографии основных героев сюнну»8 («Сюнну лечжуань»)9, он пришел к заключению, что сначала они назывались «чжуньвэй» и ведут происхождение от потомков Юя10. Но ведь маньчжурская нация11 в действительности - «дун ху», эту отличную от сюнну разновидность [людей] на Западе именуют тунгусами.  Что касается сюнну, то они, безвозвратно покинув Китай12, постоянно останавливались на необжитых землях; их язык, порядок управления, религия, пища и жилища явно отличались от местных [окружающих народов]; как же можно считать их одной и той же нацией? Чжи Го изменил [название рода] на Фу13, а Гуань изменил [название] рода на Инь (Инь цзя)14. Со сменой названий изменилась и родословная. Более того, сейчас, когда [инородцы] несут гибель нашей родине, являются ее врагами, поучать [соотечественников] придерживаться принципа братской помощи, проявлять доброту, как в отношении своих близких, неразрывно связанных узами родства, нет ничего тяжелее подобной ошибки и преступления! В современную эпоху при определении [понятия] нации следует ориентироваться на историческую нацию15, а не на естественную нацию16. Если же говорить о естественной [нации], то у каких народов шести материков и пяти рас не было единых корней в смысле жертвоприношения предкам, будь то морскими водорослями, либо мартышками. И зачем нужно распространяться на эту тему?

Чансу утверждает, что в племенах «ди», «цян», «сяньби» и других в период Северных Вэй подверглись изменению 96 фамилий17, а все племена «лююэ», «минь» и «янь»18, проживавшие к югу от р. Янцзы, ныне смешались с [народом] Китая и, вероятно, исключены из родословных списков из-за несоответствий. Но он не принимает во внимание, что «лююэ», «минь» и «янь», — все они признали себя подданными ханьцев. Пять варварских племен (у ху)19 и Дай бэй (Северные Вэй)20 в своё время хозяйничали в Китае, а после объединения Китая в периоды правления Суй и Тан, когда ханьская нация стала самостоятельной, их земли присоединились к Китаю, а [народ] стал народом [Китая]; так когда-то бывшие иноплеменники перестали враждовать с ханьцами, что только облагородило их. В Японии был принят закон, согласно которому [народности] «фаньбе»21, незадолго до этого находившейся под управлением европейцев или американцев, также разрешалось признать себя подданными [Японии]. Так происходит, когда собственная нация, будучи независимой, вынуждает другую [нацию] принять свое управление, и когда по этому поводу не возникает разногласий. Ныне же, что касается посторонних маньчжуров, [спрашивается]: они покорились китайцам или, [напротив], угнетают китайцев? Зловещий дух [домашнего] храма [императорского дома]22 — это не [принятые китайцами] нормы поведения у алтаря23; заплетение волос в косу, [ношение] ожерелья с подвесками из самоцветов24 — это не [китайская] одежда с церемониальным головным убором25; а государственный язык цинских документов26 — это не [литературный] язык [Ли] Сы и [Чэн] Мяо27. А почитание Кун-цзы, принятие конфуцианства, его возвеличивание и поощрение - всего лишь вынужденные [шаги], тем самым удобнее одурачивать народ их южной манерой изложения. Что же касается слияния наций, то маньчжуры ни в коем случае не станут ханьской нацией, а как раз [наоборот] — ханьцы станут маньчжурской нацией.

Чансу упрямо твердит, что принципы Датун ныне неосуществимы28. Но ведь ныне, несомненно, наступила эпоха национализма, а [он] допускает смешивание маньчжуров с ханьцами, что означает хранение в одном сосуде ароматных и зловонных трав! В период хаоса он вещает о великом спокойствии; к чему же идти наперекор собственной теории о трех мирах?29

Как сам Чансу понимает, его двусмысленные рассуждения не соответствуют действительности, поэтому для убедительности он вынужден, сославшись на «Весны и осени» («Чунь цю»), утверждать, что бывших чужаков [царств] У и Чу30 в конце концов стали ставить на одну доску [с местным населением]. Но ему невдомек, что два района — Цзин и Ян31 в [разделе] «Налоги и дары при Юе»(«Юй гун»)32 были включены в состав девяти областей33 и категория их родных земель никогда не отличалась [от исконно ханьских] по части вносимой дани. По мере ослабления собственного влияния правитель (ван) оставлял под своим управлением лишь 1000 ли [земли], и отдаленные территории, оказавшись изолированными, были обречены на превращение в [земли зон] яо [фу] и хуан [фу]34. Их культура и язык не слишком различались. Так как [запись] родословных в «Томе предков» («Ши бэнь»)35 зависела от историографов, то они, определив однажды  их (чужаков) прежние царства36, по собственной инициативе восстановили их прежние названия37. Но разве можно эти разъяснения  распространить  на маньчжуров?

Если говорить об одежде и плетении кос, то ханьцы уже приспособились к этому [обычаю] и примирились с ним. Новое изменение одежды по фасону периода Сун и Мин, напротив, заставит их почувствовать дискомфорт38. Никому неведомо: [обычай] заплетения кос и [своеобразная] одежда северной народности сформировались по принуждению или мирным путем, по привычке? Когда Юй приехал в царство голых39, он распустил волосы и сделал [на теле] татуировку40; когда Мо-цзы посетил [царство] Чу, он стал носить одежду из парчи и играть на шэне41, хоть это ему и не нравилось. С течением времени подобное принуждение стало привычным и естественным, и не стоит доискиваться, правильно это или нет. Я слышал, что во времена Хун [Сюцюаня] и Ян [Сюцина]42 их сторонники отпускали волосы. А через 10 лет, когда дивизии Цзэн [Гофаня] и Цзо [Цзунтана]43 сокрушили [повстанцев] Хуна, те снова сбрили на голове волосы. В то время между единомышленниками [Хуна] возникли разногласия, затем узнав, что их предводители уничтожены, а [многие] отважные воины сбежали, [оставшиеся тайпины] с перепугу изменили свой внешний вид. Но поскольку [обычай]отпускать волосы просуществовал длительное время, он вошел в привычку. Склонность маньчжуров носить одежду определенного фасона, [их обычай] чернить зубы, прокалывать нос для золотых украшений, мазать лицо белилами в качестве косметики придает странный, необыкновенный вид их наружности, которая напоминает чудовища, обитающие в горах, но поскольку так повелось уже на протяжении 260 лет, все относятся к этому спокойно, без удивления. Никто не интересуется, правильно это или нет, полезно или бесполезно, заботятся лишь об удобстве. Известно, что законы предков легко не меняются; так зачем же Чансу критикует их? У дикарей существует [обычай] удалять передние зубы, а тех, у кого имеются резцы, они в насмешку называют псами. Не близки ли к этому рассуждения Чансу?

Все эти разнообразные ошибки порождены его стремлением к высоким чинам и щедрому жалованию. Поэтому он признает родство  между собаками и баранами, а кабаний хвост44 почитает как величайшее сокровище. Когда-то он преклонялся перед «Гунъяном»45, превозносил как образец [произведение] «Обильные росы»46, рассматривал все его слова и фразы как святыню, на которую нельзя покушаться; а ныне дискутирует по поводу так называемого возмездия до девятого колена47. Он утверждает, что события 10 дней Янчжоу48 ничем не отличаются от закапывания живьем чжаосцев, предпринятого Бай Ци, и закапывания в землю живых циньцев, предпринятого Сян Юем49. Но если мы не обсуждаем [вопрос] о том, что потомки Цинь и Чжао не мстили потомкам Бая и Сяна, значит ли, что так же следует относиться и к маньчжурам? Разве неизвестно, что и Цинь, и Чжао, и Бай, и Сян по сути не являлись разными народностями; а победа в бою в какой-то момент и закапывание в землю осуществлялись по команде двух человек — Бая и Сяна, а не по единомыслию всех солдат и нижних чинов. Что касается маньчжуров, то они единодушно желали истребить ханьцев всех до единого, как известно, это не было волеизъявлением одного лишь Юй Ю50. Именно поэтому месть циньцев и чжаосцев Баю и Сяну была бы местью лишь одному человеку, а возмездие ханьской нации маньчжурам должно быть возмездием им всем до единого. К тому же, разве потомки Бая и Сяна распоряжаются топографическими картами и прибрали к рукам верховную власть? Роды-фамилии (син) трех императоров51 встречаются уже у низших чиновников, а роды и ответвления (цзунчжи)52 [прослеживаются] неотчетливо, их невозможно определить; поэтому, если вдруг возникнет желание отомстить, то из чего исходить при возмездии? В случае же с маньчжурами нет необходимости интересоваться их родом, поскольку все они берут начало от одного корня; нет нужды проверять их фамилии и имена, так как их истоки в самом правительстве. Таким образом, дело лишь в том, чтобы положить оружие под голову и [ждать момента], чтобы вонзить клинок53. Циньцы и чжаосцы не смогли осуществить подобное в отношении Бая и Сяна, а ханьская нация вполне способна так поступить в отношении маньчжуров. Это же очевидно для всех. Совершенно ясно, что одобрительное отношение Чансу [к мести], это не более чем спектакль для глухонемых. Он ратует за то, чтобы земля была общей, дабы самому получить содержание от [маньчжуров], и [ради этого]  готов пресмыкаться перед ними. Поэтому ему будет только лучше, если ханьская нация никогда не обретет независимость, а маньчжурские императоры [будут править] на протяжении десяти тысяч поколений и молить Небо о долголетии. Как же Чансу не по душе доискиваться до истины!

Чансу также изрекает54: так называемое рабство представляет собой [например] зависимость Польши от России, Индии от Англии, [стран] южных морей55 от Голландии, а Люйсуна56 от Испании. [В этих странах] население наделено лишь обязанностями — по уплате аренды и налогов — но лишено всяких политических прав. Поэтому оно вынуждено страстно стремиться к обретению независимости. А при [нынешней] правящей династии маньчжуры и ханьцы наделены равными [правами]. Ханьцы, будь то даже простолюдины, при наличии таланта могут стать министрами. Со времени правления Тунчжи57 у власти поочередно находились Чэнь [Гуйфэнь], Ли [Хунцзао], Вэнь [Тунхэ] и Сунь [Юйвэнь]58, а Цзэн [Гофань], Цзо [Цзунтан] и Ли [Хунчжан] находились на положении внештатных министров59, [в то время, как] князья Гун и Цин60 покорно ожидали назначения [на должность]. И ныне, кто же из не-ханьцев, не считая Жун Лу и князя Цина61, находится у власти? Что же касается недоброкачественности управления, то оно имело место во все времена — и при династиях Хань, Тан, Сун и Мин, поэтому это явление нельзя считать чем-то специфическим, свойственным исключительно маньчжурам. Если же говорить о таких жестоких методах управления, существовавших при династии Мин, как наказание сановников батогами во дворце62, [контроль] со стороны верховного инспектора военно-полицейской службы63, дополнительный налог на богатые семьи64, [налог] на разработку недр65, то все они были ликвидированы. Предки [нынешнего] императора ввели закон одной плетки66 и установили, что [сумма] земельного налога с включенным в него подушным налогом впредь не подлежит увеличению67. Такого [положения] никогда не существовало [в стране], начиная от Тана и Юя68, вплоть до династии Мин и даже ни в одной стране в мире. Когда настанет время перемен69, наш 400-миллионный народ непременно обретет власть и независимость, для этого нет необходимости в революции.

Однако, рассуждая о рабах, разве мы не имеем в виду формальные признаки? Несмотря на то, что такие генералы как Цзэн [Гофань] и Цзо [Цзунтан] считаются превосходными [военачальниками], они занимают незначительные должности — [всего лишь] правителей окраинных областей и не принимают участие в политике двора. Когда Фу Канъань70 нанес поражение [повстанцам] на Тайване, он тут же был пожалован княжеским титулом «бэйсэ»; а когда Цзэн и Цзо, растерзав [сторонников] Хун [Сюцюаня], вручили маньчжурам скипетр и девять треножников71, они удостоились всего лишь титула «тун хоу» (почетный титул владетельного князя)72 и номинальной должности [члена] Государственной канцелярии. Цзэн [Гофань] всю жизнь должен был, скрепя сердце, прислуживать Гуань Вэню73, который гарантировал безопасность командующего. Если сравнить  весомость и ценность их вклада [с маньчжурскими сановниками], то как можно поставить их на одну доску!

Ныне членами Военного Совета обязательно должны быть только родственники императора. А поскольку император не занимается [государственными] делами, то они управляют по своему произволу. Как руководителям им полагается множество помощников в качестве проводников их замыслов. Такие князья, как Гун [Исинь] и Тин [Ихуань (сюань?)] пришли на все готовое, а Чэнь [Гуйфэнь], Ли [Хунцзао], Вэнь [Тунхэ] и Сунь [Юйвэнь] [заняли должности] благодаря своим [выдающимся] достижениям. Если их сравнить, то станет ясно, кто из них рабы, а кто хозяева. Невзирая на занимаемую должность, и евнухи, и чиновники, и тот, кто падает ниц, и кто не пресмыкается, — все они желают быть пожалованными титулом, поэтому, конечно же, с надеждой ожидают императорские указы. Вот так-то! Разве же они могут поступать по собственной воле!

Что касается закона одной плетки, то формально он нацелен на то, чтобы никогда не увеличивать налоги. Но [такие формы поборов], как начисления на потери при переплавке серебра (хаосянь)74, отчисления с налоговых поступлений в пользу провинциальной администрации (пинъюй)75 ,— все они существовали помимо основного налога. Если удавалось избежать трудовой повинности, то не слышно было, чтобы народ возмущался; но при катастрофах лодочникам, возчикам и мастеровым не всегда удавалось избавиться [от повинностей]76. Когда кто-нибудь занимался отправкой из южных провинций зерна (нань ми) для снабжения расквартированных гарнизонов, он представлял себе, что на душе у народа нерадостно, поэтому вынужден был прибегать [к такому способу, как объявление] об их хорошей репутации, что доставляло людям удовольствие. Совершая многочисленные инспекторские поездки, Сюань Хуа и Хун Ли насильно вымогали пожертвования. [Незаслуженно] претендуя на прекрасную репутацию, подобную Яо, Шуню, Тану и Вэню, они использовали таких ничтожных людишек, как их фавориты, чтобы косвенным путем вымогать поборы, еще более жестокие, нежели дополнительные налоги или [налоги] на разработку недр земли. О, как хорошо нам это известно из [таких произведений] как «Потаенная книга» («Цянь шу») Тан Чжэня77 и «Письмо к Хуан Тингую» («Чжи Хуан Тингуй шу») Юань Мэя78! При жизни Чжуан-цзы однажды изрек: «Царь обезьян предложил [выдавать своим] обезьянам утром по три каштана, а вечером — по четыре, но обезьяны возмутились; [тогда он предложил] утром по четыре каштана, а вечером — по три, и обезьяны остались довольны»79. Форме и содержанию не был нанесен ущерб, но [в одном случае] это вызвало радость, а [в другом] — возмущение. Вот таков и подлинный облик управления маньчжуров.

Более того, пусть даже наказание сановников батогами при дворе  было ликвидировано, однако вред, причиненный во исполнение судебных решений [авторам сатирических] стихов и [составителям] историй80, оказался во сто крат большим, нежели наказание батогами. Судебные процессы над [Дай] Минши81, [Чжа] Сытином82, [Ван] Цзинци83, [Цзи] Чжоухуа84; [Ху] Чжунцзао85 и [Ван] Сихоу86, состоявшиеся за время, начиная от правления Канси87, преследовали цель разгромить ханьцев и заставить их замолчать. И хотя с Ли Фу и Сунь Цзяцзинем88 не случилось серьезной беды, тем не менее они были опозорены тем, что их облачили в красное платье преступника и надели кангу. Что до ближайшего периода, то во время реформ 1898 г. Чансу сам лично пострадал; и несмотря на это, он уверяет, что [такого правления] как правление маньчжуров, никогда не было ни в одной стране на земле. Эх! Ничего подобного действительно не было ни в одной стране на земле! Ли Лин89 как-то сказал: «Сударь, Вы же ханец, как же так можно [утверждать]?»

Ведь Чансу потому не признает [существования в Китае] рабства и упорно настаивает на введении конституции, которая бы ликвидировала ростки революции, что он всю жизнь, кривя душой и сдерживая волю, находится на рабском положении. Твердя об учреждении конституции, он вынужден считать императора мудрейшим [правителем]. Он ссылается на его указы, в которых [в частности] говорится: «Если сановник допускает упущения по службе, то он считает себя преступником»; «необходимо как можно скорее учредить парламент, предоставить народу всеобщие избирательные права, чтобы в Поднебесной [восторжествовала] справедливость, а это гуманно как само Небо и справедливо как сама Земля»; к трону же «нужно относиться как к рваным соломенным сандалиям». А после [подобных сентенций] можно утверждать, что, вернувшись на престол, император непременно позаботится о введении конституционного правления. В свое время в статье «Корректирую теорию мести маньчжурам» («Чжэн чоу мань лунь»)90 я опроверг эти [рассуждения]. Ибо после 1895 г. все заботы о грядущем этого «мудрейшего владыки» сводились к опасениям, как бы не стало прохладно сидеть на циновке, то есть он боялся лишь того, как бы императрица его не свергла. Скорбя и предаваясь унынию, он строил заумные планы о спасении путем бегства за границу. Но он понимал, что без осуществления реформ не установить связей с иностранцами и не заслужить их благосклонность; а не установив связей с иностранцами и не заручившись их расположением, невозможно обрести серьезные возможности для противодействия императрице. Клоун Цзай Тянь91, не сумев отличить бобы от пшеницы, пошел на смертельный риск, действуя, безусловно, в интересах не всех маньчжуров. А Чансу воспользовался удобным случаем, и его предложения нашли свое применение. Поэтому правление в период ста дней реформ оказалось всего лишь надписью на блюде, гравировкой на колоколе и треножнике. Последствия его деятельности хоть и считаются положительными, но он лично стремился только к сохранению собственной власти. В стародавние времена, когда не удалось установить порядок, а вдовствующая императрица умерла, то попросили править государя. Когда он понял, что Поднебесной ничто не угрожает, то так называемое новое правление пустил на самотек, все [дела] оказались заброшенными. Когда [ситуация] не дошла еще до полного развала, Чансу [как-то] заявил: «Когда Наполеон III заново устанавливал демократию92, он действовал всецело в интересах народа; но впоследствии, устроив ночное пиршество и посадив в засаду солдат93, он арестовал сотни членов парламента и тысячи известных [политических] деятелей, заточив всех в тюрьму». Этим высказыванием [Чансу] буквально напророчил нынешние события. Почему же так случилось? Потому что две нации — маньчжуры и ханьцы — никогда не смогут быть в равной степени великими.

Ныне пять миллионов маньчжуров управляют ханьской нацией, насчитывающей более 400 миллионов человек. Опираясь лишь на закоснелые методы, они оглупляют и замуровывают [ханьцев]. Если позволить ханьцам в один прекрасный день раскрепоститься, то маньчжуры не смогут спокойно обитать на нашей территории, подобно тому, как это произошло с Австрией, когда она овладела Венгрией, или с Турцией, когда она стала управлять Византией. Если говорить о человеческих чувствах: кто же не любит свою нацию, не мечтает о выгоде и карьере? А ведь мудрейший правитель тоже не лишён человеческих чувств. И в конце концов сможет ли он разломать императорскую карету с желтым верхом и отказаться от всего, что имеет, в пользу ханьцев? Даже если допустить, что он проявит высшую справедливость и не станет относиться к маньчжурам и ханьцам по-разному, все равно осуществить нововведения невозможно. Почему же? [Потому что] несмотря на глупость и несообразительность маньчжуров, они опасаются ханьцев и осознают, что нельзя приносить в дар драгоценный жертвенный сосуд94; и так думают все [маньчжуры]. Чем тупее они становятся, тем теснее сплачиваются. Пять миллионов человек, объединенных общей моралью (дэ), подобны кочевью варваров. Поэтому-то ханьцы не обладают народовластием (минь цюань), а маньчжуры обладают, причем власть принадлежит аристократии. И даже если исчезнет вдовствующая императрица, то тот, кто будет сковывать [ханьцев], окажется вдесятеро деспотичнее императрицы; а если исчезнет Жун Лу95, то тот, кто будет мешать [ханьцам], окажется вдесятеро деспотичнее Жун Лу.

Когда [монарх] учреждает правление или выдвигает какого-нибудь способного [человека], то толпы его родственников и приближенных затевают ожесточенный спор, а среди единомышленников возникают подозрительность, непримиримость и разногласия. Если [монарх] не является лидером и не способен единолично решать [дела], подобно тому, как поступал в России Петр Первый, то он не в состоянии одержать победу. Четверо деятелей, таких как Гун [Гун], Хуань [Доу] и другие,96 являлись родственниками и свойственниками Юя, и как бы он ни хитрил97, все равно вынужден был использовать их на службе98. А разве нынешний мудрейший правитель своим умом и образом мыслей превосходит Юя? А своей решимостью единовластно вершить дела сравнится с российским Петром Первым? Когда проводились реформы 1898 г., он смог с легкостью упразднить пять приказов и сместить трех губернаторов99, однако не посмел ликвидировать военные поселения. Сравним-ка силы мудрейшего правителя и всех маньчжур: кто же в конце концов оказался в привилегированном положении, а кто был изгнан? С этой точки зрения, исходя из частных интересов, он не стремился к реформам, а исходя из общих интересов, просто-таки не способен был осуществить реформы. Сторонники Чансу, обращаясь к такой излюбленной теме, как императорские декреты и рассматривая их как реальные деяния, всего-навсего вводили в заблуждение Поднебесную. Разве [никто] не читал раздел «Собранные документы» («Цзай вэнь») Лю Чжи-цзи100? В нем сообщается, что во времена после [царств] Вэй и Цзинь во всех императорских указах обязанности возлагались на [народные] массы, а достигнутые успехи сильно преувеличивались. Поэтому, ознакомившись с этими указами, [все полагали], что [правящий император] лучше Синя и Гуя101, а вникнув в эти высочайшие указы, предполагали, что вновь появились Сюнь и Хуа102. Этого [примера] достаточно, чтобы понять, что именно в событиях периода 1898 г. было мнимым, а что реальным.

К тому же сторонники конституции непременно учредят верхнюю и нижнюю палаты. Нижняя палата станет вырабатывать законодательные акты, а верхняя должна будет их либо принимать, либо отвергать. Но кто же ныне станет членом высшего законодательного органа, призванного утверждать законы? Это члены царствующей фамилии, т. е. принцы (цин ваны) и князья (бэй сэ); это  аристократия, т. е. восемь великих [княжеских домов]103, а также монголы из Внутренней и Внешней Монголии; это буддийские наставники высшего ранга, т. е. обосновавшиеся в Тибете Далай-лама и Панчен-лама. Среди них не будет [представителей] ханьской нации, а будут лишь сплошь инородцы. Таким образом, ханьцы по-прежнему окажутся лишенными законодательных прав. Так называемое равенство между маньчжурами и ханьцами, безусловно, подобно [отношениям] между такими двумя государствами как Австрия и Венгрия. Там исключительное [право] формирования правительства принадлежало одному императору, система двойного монархического правления стала возможной значительно позднее104. Когда существовали Три восточные провинции и маньчжуры, считаясь могущественной [нацией], могли одновременно управлять ханьцами, наш народ, через силу сдерживая себя, [мирился] с таким положением. Но сегодня, когда маньчжуры утратили свои исконные земли, которыми овладели русские105 (а за потерю территории полагается кара и непризнание маньчжурского правителя), разве может возникнуть [система] двух монархов? Ведь проявление уважения к высочайшему узнику, потерявшему свою территорию, признание его главой ханьской нации, - это всё равно что вызволить из тюрьмы преступника и почитать его как великого государя! А вдобавок еще и рассуждать: «Самое важное в дружеских отношениях  - никогда не забывать [друзей]; и тогда, несмотря на различие [в положении] между государем и подданным; несмотря на уважение, с которым относятся к ним симпатизирующие им люди, или опасность, в которой они оказываются не по своей вине; несмотря на любое неожиданное событие, случившееся на полпути, разве допустимы измена и отступничество?» При таком подходе [можно утверждать, что] Цзай Тянь, конечно, является личным другом Чансу, но он общий враг ханьской нации. Более того, все маньчжуры тупы как олени и свиньи, поэтому нельзя с ними не рассчитаться; не так ли?

Все это, конечно, так, но, как я уже указывал выше, у меня не было свободного времени досконально разобраться во всех вопросах, касающихся разновидностей наций, их истинности и фальшивости, их плюсов и минусов. Но в будущем я изложу их суть и перечислю [особенности] ханьской нации; согласны?

Чансу полагает, будто «трагедия революции в том, что проливаются реки крови, вырастают горы трупов106, а [дело] в конце концов не завершается успехом». Однако разве учреждение конституции возможно без военных баталий? Общеизвестно, что во многих странах — Англии, Австрии, Германии, Италии — права на свободу и обсуждение вопросов управления были обретены [населением] в результате народных восстаний. А разве народные восстания свершаются посредством разговоров? Или же восстания сопровождаются пулями и снарядами, выпущенными длинными стволами и тугими арбалетами? Вспомните, с чего началось недавнее введение конституции в Японии. Хоть ее сторонники и добились цели с помощью разговоров107, но этому предшествовали военные походы, в результате которых были изгнаны варвары и нанесены поражения воинским штабам108. Без предварительных кровавых сражений и конституцию учредить невозможно. Поэтому рек крови и гор трупов не удастся избежать, если нацелиться на учреждение конституции. Чансу также это осознает, поэтому приспосабливает свои рассуждения к следующему тезису: «Проведение реформ с помощью императорской власти — это политический метод [стран] Европы и Америки; таким путем их можно полностью осуществить в течение нескольких лет». Но в таком случае наверняка сформируется абсолютная монархия, а не конституционное [правление]. Когда Копутунъу109 обратился к [императору] с просьбой ввести конституцию, над его наивностью потешалась вся Поднебесная. Разве возможно обрести конституцию путем обращения с петицией к императору? Если допустимо выпрашивать конституцию, то почему бы не выпросить и революцию? Но когда конституция учреждается указом одного человека, она становится его личной конституцией, а не конституцией, которую жаждут обрести во всем мире. Несмотря на то, что Чансу давно ладит с Цзай Тянем, он не разобрался в его помыслах, в результате, пальпируя тело, он не смог определить болезнь. Цзай Тянь постоянно твердит о конституции, и Чансу верит, что тот обязательно введет конституцию. Однако если кто-то однажды станет уверять Чансу: «Я непременно переброжу в вино воду четырех огромных морей», Чансу так прямо и поверит, что некто непременно сумеет перебродить в вино воду четырех огромных морей? Результаты каких-либо деяний зависят не только от желания, но и от одаренности [личности]. Если же талант, человеколюбие и отвага императора именно таковы, [какие имеет в виду] Чансу, то почему же Ган И110, поддерживавший императрицу, смог пресечь реформы, а Жун Лу, распустив клеветнические слухи, сумел вызвать смятение среди людей111? Губернаторы же и наместники, ознакомившись с многочисленными строгими указами112, не выполняли их; более того, Чжанцзин подвергся казни113, да и сам [император] был отправлен в заточение на Иньтай114. Если государь самовластно вершит добрые и злые дела, то его могущество велико. Несмотря на сдержанную позицию матушки [императора] Вэнь [Дэ]115, и клевету льстецов, Цинь Шихуан, став правителем, не взял под защиту мать Вэня и Лао Ду116 и казнил их. Почему же Цзай Тянь не осмелился поступить аналогичным образом? В то время, когда его скрывали [на острове], он лишь твердил о неполноценности своих сторонников. А освободившись из заточения и отправившись на Запад в 1900 г.117,  за все долгое время в пути он так и не сумел улучить момент и сбежать на юг, но [вместо этого] постоянно находился при императрице. Такие его [черты], как слабохарактерность и нерешительность, присущи мягкотелым и неуверенным правителям, подобным [императорам] Хань Сяню и Тан Чжао118. Великий историограф119 утверждал: «Если [правящий] народом государь не осведомлен о содержании «Весен и осеней», он непременно обретет дурную славу». Поэтому патриоты, [осознающие] ответственность перед Поднебесной, не обязательно должны изучать успехи и неудачи, но император обязан быть в курсе успехов и неудач. Почему? Потому что если он не в состоянии использовать реальную власть, ему не пристало присваивать себе звание «император». В этом случае ему и самого себя не защитить, а он собирается разделить заботы всей Поднебесной; он не способен управлять наместниками и губернаторами, а намерен заставить все население соблюдать законы. Как это тривиально!

При таком положении дел Поднебесная ощущает полную  безысходность. Но Чансу предлагает свое объяснение: «Живя в уединении, [император] не лишился престола, а в поездке на Запад он, к счастью, не был убит; значит, такова воля Неба». Раз император остался жив, значит он обязательно когда-нибудь учредит конституцию. Эх! Ван Цзяо, находясь в Чжэтае120, произнес такие слова: «Небо породило во мне благопристойность (дэ), зачем же ханьцы погубили ее, тягаясь со мной?» Какое счастье, что у Цзай Тяня сегодня имеется Чансу, который выступает в роли Ван Цзяо. Что касается толкования пророчеств, [содержащихся в книгах гаданий] или веры в благую волю Неба, то я тоже в свое время ознакомился в общих чертах с гадательными книгами. Гадательных книг ведь множество. В сочинении «[Учение] о срединном и неизменном [пути]» («Чжун юн»)121, естественно, собраны [ритуальные] гимны, прославляющие совершенномудрого. Некогда сторонники Вэй Юаня и Сун Сянфэна122 добавили еще [учения] о трех режимах и трех эрах123, полагая, что будущее можно предсказать заранее. Похоже, что Чансу тоже верит в это. Но «Чжун юн» начинается со слов «Небесное предопределение (тянь мин)»124, а заканчивается фразой: «[Если] вознесешься на Небо, [не обнаружишь там] ни звука, ни запаха»125. [Выражение] «небесное предопределение» (тянь мин или «небесный мандат». — Н. К.) означает воцарение маньчжуров126; а [слова] «если вознесешься на Небо» свидетельствуют, что Цзай Тянь является обреченным на смерть императором, завершающим  [эпоху] правления маньчжур. Такова судьба цзянь[чжоуских] варваров127 — обрести конец [своего царствования в период правления] Гуансюя128. Престол Нурхаци будет утрачен [маньчжурами] через 288 лет. Хоть я и не подсчитывал, но очевидно, что это именно так. Разве такой [конец] не лучше разглагольствований Чансу о небесном предопределении?

Но при подавлении мятежа и наведении порядка самое главное не в небесном предопределении, а в том, сумеют ли люди справиться со всем этим. Если сейчас сравнить такие [явления] как революция и конституция, то [станет очевидно], что революцию осуществить легко, а конституцию ввести трудно. [Спрашивается] почему? [Потому что] при учреждении конституции, с одной стороны, необходимо полагаться не только на талант одного человека, но и на совместную волю множества людей; а с другой стороны, нужно полагаться не только на общую волю множества людей, но и на талант одного человека. Когда взаимосвязаны [множество] людей и [одна] личность, то возникает много точек опоры. Хотя при осуществлении революции необходима единая воля множества людей, [я] не рискую судить об их таланте. Таким образом, при введении конституции появляются две трудности, а при совершении революции — только одна. Если сравнить трудности, сопоставить трудное и легкое, мы вынуждены будем прибегнуть к менее трудным и относительно легким [действиям]. Во всяком случае, [народ] Поднебесной убежден, что [такой] человек, как Цзай Тянь, лишен таланта. А то, что среди членов революционной партии отсутствуют талантливые люди, подобные Вашингтону и Наполеону, я бы не осмелился утверждать. Разве во времена безвестности Вашингтона и Наполеона в Поднебесной имели о них представление? Сторонники Чансу сравнивают [свое положение] с неудачами движения, [организованного] Агинальдо129. Но разве может Чансу выстроить 400 миллионов человек Поднебесной по ранжиру. Можно допустить, что великие и выдающиеся дарования на сегодняшний день отсутствуют в Китае, но ведь Яо и Шунь -  китайцы. И я надеюсь, что в Китае появится правитель, подобный Яо и Шуню, который осуществит революцию и не допустит гибели нашей нации. И нужно ли нам возлагать надежды на [появление] таких исключительных [личностей] как Вашингтон и Наполеон?

Чансу считает, что «сегодня люди в Китае не имеют представления об универсальных законах (гун ли) и по-прежнему привержены старым привычкам, поэтому после революции они наверняка станут то и дело браться за оружие130; как же можно [в таких условиях] осуществлять преобразования и оказывать помощь народу, приводить в порядок внутреннее управление!» Но разве народ, не имеющий представления об универсальных законах, не в состоянии осуществить революцию, а способен лишь ввести конституцию? Разве в обществах с действующей конституцией лишь один человек достаточно одарен, чтобы находиться у власти, а все остальные жители Поднебесной мужланы и дикари? Таким [аргументом] можно изобличить Чансу, однако [в конце концов] опять возникнет бесконечная перебранка и путаница: я буду говорить, что нельзя учредить конституцию, а Чансу станет твердить, что нельзя осуществить революцию. Я скажу так: сознание людей развивается в борьбе. Сознательность нашего народа непременно повысится, но не иначе как в ходе революции.

И нет необходимости приводить в пример двух таких выдающихся личностей, как Вашингтон и Наполеон, достаточно вспомнить Ли Цзычэна, деятеля конца династии Мин131. Когда возмущенный бесправием132 Ли Цзычэн поднял восстание, у него, разумеется не было никакой революционной идеологии в отличие от нынешних хуэйданов провинции Гуанси133. Однако как только силы [его сторонников]  возросли, у них зародилась и революционная идеология. С появлением революционных идей они стали переходить к таким действиям, как нападения на [правительственные] войска, оказание помощи населению, поддержка голодающих и бедствующих. Разве такие порывы возникали при жизни Ли Цзычэна? В ходе продолжительной борьбы [они] все больше осознавали, что в таких действиях необходимо постоянство. Если во времена Ли Цзычэна не прекращалось оказание помощи голодающим и бедствующим, то в настоящее время нельзя прекращать [действия] по объединению масс (хэ чжун), а также [добиваться] всеобщего согласия (гун хэ]134. Не исключено, что в результате объединения людей путем оказания помощи голодным и нуждающимся возникнет тирания (сяосюн), но сплачивание масс и [достижение] всеобщего согласия наверняка приведет к демократии (миньчжу). А когда появится демократия, то под влиянием [различных] обстоятельств и в ходе борьбы зародится то самое сознание. Свидетельством тому  - [события] сегодняшнего дня. В начальный период восстания ихэтуаней настаивали лишь на «поддержке Цин и уничтожении иностранцев»135, а воинство Цзин Тинбина136 уже осознало [необходимость провозглашения лозунга] «Долой Цин, смерть иностранцам». Ныне хуэйданы в Гуанси понимают, что не обязательно бороться против иностранцев, что достаточно сначала уничтожить маньчжур и истребить чиновников. Тан Цайчан в начальный период [подготовки] восстания137 глубоко верил англичанам, но после разглашения [ими] секретного договора в конце концов осознал, что был ими предан. В настоящее время хуэйданы провинции Гуанси поняли, что являются субъектом[революционного процесса], а иностранцы — объектом. Люди эволюционируют упорно и непрерывно. Лозунги и стратегия от сражения к сражению становятся все плодотворнее. Неизвестно, добьются успеха или потерпят поражение нынешние гуансийские хуэйданы, но если восстание продолжится, то можно предсказать, что мы определенно станем свидетелями еще более успешных [действий] хуэйданов провинции Гуанси.

Пусть они и не имеют представления об универсальных законах, но уж о революции они имеют понятие. И если еще живы старые привычки, то революция их искоренит. Ведь революция — не только сильнодействующий препарат вроде аконита китайского или ревеня лекарственного138, но еще и превосходное слабительное!

Чансу полагает, что рассуждающие о революции «[рассчитывают] либо поручить иностранцам снабжение оружием; либо обратиться к иностранным державам с просьбой об обучении войск; либо заключить с иностранными державами договор; либо просить иностранные государства о военной помощи»; «но какая же из великих держав согласится заключить союз с партией смутьянов? Они ведь помогают только тем, кто заслуживает их одобрение». Мне кажется, что во время нынешней революции нельзя не подлизываться к иностранным державам, но если подлизываться слишком рьяно, то не избежать иностранной интервенции. Это [обстоятельство] прекрасно осознают [члены] революционной партии, а [представители] нереволюционных партий его не принимают во внимание. Когда в Японии свергали сёгунат, французы, сочувствуя крупным генералам, предлагали им [свою помощь] для усмирения внутренних беспорядков. Конечно, партия свержения сёгуната не могла предвидеть, согласятся на это крупные генералы или нет. Однако, руководствуясь собственными настроениями и выгодой, большинство согласилось, а меньшинство воспротивилось.  Партия свержения сёгуната не ожидала и того, что, к счастью, появятся и несогласные. Когда [члены партии] мазали кровью углы рта139, приступая к справедливому делу, они наверняка еще не были уверены, примут ли они в нем участие или устранятся [от него]. Однако сегодня, когда все признают, что возрождение [Китая]140 уже дает первые ростки, разве не жестоко со стороны Чансу заявлением о возможной неудаче ослаблять дух [стремления] к обновлению? Эх! Среди трудоемких дел 20-го века известны проблемы, [связанные] с наличием границ между нациями, проблемы, связанные с появлением новых учений, но это не помешало людям с воодушевлением взяться за эти многотрудные дела. В прежние времена мудрым философам, пожалуй, не выпадало столь подходящего случая; а народ нашего государства, к счастью, становится свидетелем прекрасных событий. Почему же [представители] бедной ханьской нации,  и сироты, и даже не особые смельчаки и энтузиасты, в этот момент отдают себя без остатка, умирая молодыми? [Потому что] любят своих соплеменников, пребывающих в рабстве и [пытаются] заставить их верить в успех [возрождения]! Что касается снабжения оружием, то это не стоит отвергать; а просьба о военной помощи не обязательно даст [отрицательный] результат. Ныне в нескольких провинциях, имеющих выход к морю и труднодоступный рельеф, можно использовать иностранцев, не опасаясь их интервенции, но и не позволяя им отторгнуть данную местность. Когда мы освободим [от маньчжурской зависимости] несколько округов (дао), то сформируем там правительство и станем последовательно проводить реформы, а также обстоятельно вести все государственные дела. В этом случае иностранцы поступят в зависимости от развития ситуации: если мы не добьемся успеха, они пожелают отторгнуть эти [округа], если же появятся хотя бы незначительные успехи, они, возможно, признают нас союзниками и тогда незачем будет следить [за ними] и опасаться их!

Почувствовав, что великое дело осуществить нелегко, рассуждающие о революции заговорили о разделе страны и независимости141. Это конечно односторонний подход, [взгляд] лягушки, сидящей на дне колодца и не ведающей [о существовании] Восточного моря; но Чансу в качестве предостережения обращается [за примером] к событиям в Индии142. Я, безусловно, не сторонник раздела, а что касается рассуждений об отделении, то [его сторонники считают], что раздел разумнее конституции. Когда Индия несла на своих плечах бремя монгольской династии [Великих] Моголов, она была разделена на различные провинции143 и в конце концов поглощена Англией; этот [факт] Чансу использовал в качестве поучительного примера. Однако даже если бы династия Моголов не погибла, разве можно было предотвратить завоевание Индии англичанами? В период правления Моголов Индия уже принадлежала иноплеменникам. Так какая разница, кто владел [Индией] — Монголия или англичане? Допустим, не было бы раздела на провинции, все равно, как в период [правления] Монголии, так и в период [правления] Англии коренная нация Индии в течение нескольких десятилетий была лишена государственной власти. Ведь в древности она не смогла обрести государственную власть и если впоследствии, временно добившись ее, снова бы потеряла,  - не все ли равно? Существует изречение: «Свобода или смерть!»144. Однако, если в один прекрасный день обретешь временную свободу, а назавтра сам перережешь себе горло, то [осуществление] заветной мечты оттянешь на 30–40 лет! К тому же ситуация в Индии значительно отличается от Китая. В «Письме по вопросу гибели государства Индии»145 Чансу заявляет, что ее литература, науки и ремёсла намного превосходят китайские, о чем свидетельствуют книги прошлых лет. Но ему невдомек, что в тропических районах не боятся холода и голода, поэтому многие тамошние жители пребывают в лености; а так как продукты и вещи легко портятся, у них слабо развито представление о собственности. Поэтому такие учения, как брахманизм и буддизм появились в Индии, но не в иных местах. Основываясь на идее отсутствия собственности, [эти учения] рассматривают все вещи и явления как нечто непостоянное и нестабильное. Этот вывод подтверждают социологи, и от него никуда не денешься. Ведь те, у кого слабо развито представление о собственности, конечно же, не в состоянии решить, владеют они государством или потеряли его, процветает их нация или хиреет. Когда в мире появился буддизм, индийские государства оказались областями, зависимыми от Персии146. В [буддийских] сутрах можно обнаружить [упоминания] о правителях соседних государств, но [сведений] о персидских императорах мы там не найдем; похоже, что их [авторам] не было известно, что их государство принадлежало Персии. В то время только одно семейство — Aшoкa147 — прониклось сознанием возможности добиться самоуправления. В новое время отделение провинций [объясняется] случайными [обстоятельствами], но никак не подлинным желанием. А если отсутствует твердая воля, и такое положение существует в течение нескольких веков, то государство обречено на гибель. Стремление к усилению своего государства и нации опирается не на литературу, науку и ремёсла, а лишь на дух собственности. Что касается характера населения Китая, то большинству свойственна твердость и лишь меньшинству — неустойчивость, оно намного мудрее, чем [население] Индии. С момента гибели [государства] в 1644 г.148 до настоящего времени не найти такого места, где бы [китайцы] не испытывали [лютой] ненависти к вонючей подлой нации? Воля [китайцев] тверже, чем [жителей] Индии, поэтому и свершения, бесспорно, окажутся успешнее, чем в Индии; чтобы осознать это, нет нужды обращаться к гаданиям!

Говорят о разобщенности ханьцев и отсутствии [сложившегося] общества, отмечают, что они преследуют только [частные] интересы, а их индивидуализм проявляется сильнее, нежели в периоды [династий] Хань, Тан, Сун и Мин149, это действительно так. [Спрашивается] однако, кто довел их до этого [состояния], кто вынудил их так жить?  Моя точка зрения такова: люди все равно не утратили стремления к основной цели — изгнанию маньчжур; не рискуя заявлять об этом публично,  они [в глубине души] презирают татар150, считают их подлой нацией иноплеменников,  - эта двухсотлетняя традиция, безусловно, сохранилась до сегодняшнего дня. Некогда такие, как Чэнь Минся и Цянь Цзяньи151, сдаваясь в плен, руководствовались желанием получить [пост] в кабинете министров, но не строили планов по поводу общественных дел. Такая позиция подобна [действиям] Вэй Чжэна152 по отношению к Тай-цзуну153 и Фань Чжи154 по отношению к И-цзу155. Они наверняка считали иноплеменников презренной нацией, не относили их к числу совершенномудрых потомков [древних правителей] Китая, а их служба новой династии [объясняется] всего лишь [стремлением] обрести головной убор с соболиным хвостом и крылышками цикады156 и [платье] сине-фиолетового цвета157, поэтому они были лояльны и к существующей [династии], и к погибшей. Что до их добровольной службы [цинской династии], то они ее несли не искренне, имея целью лишь продление благополучия своего рода. Многие философы-неоконфуцианцы, например, Сюн Сылюй158, Вэй Сяншу159, Лу Лунци160, Чжу Ши161 и другие иногда выражали инакомыслие, но отнюдь не планировали последовательных перемен. Если говорить о деятельности Цзэн [Гофаня], Ху [Линьи], Цзо [Цзунтана] и Ли [Хунчжана], то они тоже стремились обрести почетные титулы «сюнь» и «бо»162, а получив их, уже не беспокоились, процветает или хиреет управление, пребывает трон царствующей династии в спокойствии или опасности, у них также не было никаких личных устремлений, кроме как защитить свой род. Одни придворные чиновники, находясь при должности, обвиняют в служебных проступках влиятельных и знатных [особ], а лишившись поста, осуждают тиранов и деспотов; лишь попав в бедственное положение, они в состоянии понять, что почём. Другие [чиновники] ради собственного благополучия и многих лет веселья и праздности ведут себя сдержанно, занимая положение отшельников при дворе163. А третьим свойственна безграничная алчность, трусливость и бесстыдство; и вот так обстоят дела повсюду. Чиновники этих трёх [групп] могут быть наделены высокими рангами, но даже самые высокопоставленные из них не имеют представления о бухгалтерии, о прибылях и убытках. А те, что пониже [рангом], не могут запомнить количество [принятых] судебных решений; и все их искусство сводится к тому, чтобы, получив жалование, полностью потратить его на свою семью — жену и детей. Не иначе как умонастроения, свойственные Чэнь Минся и Цянь Цяньи, в течение 200 лет совершенно не изменились.

Во времена пяти смен династий164, случившихся в конце [правления] Мин, вся интеллигенция, начиная от ученых самых низших степеней165 до высокообразованных эрудитов, подняла знамена справедливости в борьбе против врага, а простой [люд] вплоть до лавочников и нищих, а тем более молодежь, становились воинами, проявляя непреклонность и несгибаемость; если же не добивались победы, то принимали яд или пронзали себя клинком, чтобы умереть. А ныне, когда Пекин потерпел поражение166, население предпочло покориться иностранцам, а чиновничество — пойти на службу к иностранным государствам, получая от них содержание и защиту. Во всем Шуньтяне167 не оказалось таких [жителей], которые бы не вели на поводке овец и не держали в руках охапки тростника168, мирясь с [положением] ренегатов169. Среди ученой интеллигенции не нашлось ни одного человека, который бы не пошел на службу иноплеменникам или, признав [свою] вину, покончил бы жизнь самоубийством. Наверняка они тоже твердили, что презренная нация иноплеменников не является совершенномудрым потомком Китая, и что они служат этой династии только ради головного парадного убора с собольим хвостом и крылышками цикады, а также одежды синего и фиолетового цвета. Они повинуются как маньчжурским правителям, так и европейским и американским хозяевам. И впрямь умонастроения, присущие Чэнь Минся и Цянь Цяньи, ничуть не изменились за 200 лет. В таком случае без изгнания маньчжур невозможно надеяться, что у широких слоев интеллигенции появится стремление к самосовершенствованию, а у всего народа — [дух] сопротивления врагу и желание не щадить своей жизни во имя достижения полной независимости и свободы. [Иначе] мало помалу мы превратимся в рабов Европы и Америки. Если не выполоть гнилой росток, не вызреет хороший; если не выбраковать больное стадо, не вырастить доброкачественное. Пока мы сами не возьмем большую метлу и не вычистим прежние недостойные нравы, разве появится надежда сохранить в целостности владения Юя170? (Вышеизложенное содержится также в ранее написанном сочинении «О правомерности мщения маньчжурам» («Чжэн чоу мань лунь»).

В понятие родства и инородства наций вкладывается совершенно определенный [смысл]; а [такие категории] как искренность и фальшь, плюсы и минусы толкуются несколько иначе. А разве Чансу не хватает ума и не достает знаний, когда он уклончиво рассуждает о конституции и всячески отвергает революцию? Я наблюдал, как в течение 20 лет Чансу неоднократно менял [свои позиции]. Вначале, когда Сунь Вэнь поднял восстание в Гуанчжоу171, Чансу  направил к нему Чэнь Цяньцю и Линь Куя172, чтобы по секрету выразить ему   чувство солидарности. А создав «Союз защиты государства» («Бао го хуэй»)173,  и провозгласив [лозунг] защиты государства, а не защиты маньчжурской [династии], он, конечно же, выражал желание [осуществить] революцию. Но вскоре, втайне тяготея к богатству, знатности, выгоде и карьере и пытаясь совместить [помыслы о богатстве] со своим заветным желанием [перемен], он, обретя в 1898 г. власть174, предложил осуществить реформы. Но когда это дело провалилось, а ему самому пришлось эмигрировать, он, [спрятав] в кушаке инструкции175, образовал «Союз защиты императора» («Бао хуан хуэй»)176, ради объединения сторонников. Далее, во время событий в Ханькоу в 1900 г.177 под предлогом выражения почтения к власти императора он вступил в секретное соглашение с Тан Цайчаном, но в конце концов Чжан Чжидун расстроил этот [заговор]. В то время он еще сохранил свое заветное желание, оно еще не полностью иссякло. А когда Тан [Цайчан] погиб, «Союз защиты императора» тоже постепенно распался. И вот тогда Чансу решил для себя, что революция неосуществима, им снова овладели помыслы добиться богатства, знатности, выгоды и карьеры; но [он понимал], что теперь уже этой цели будет достичь не так легко, как прежде, поэтому и опубликовал это письмо. Неужели его планы в конечном счете сводятся лишь к защите императора и учреждению конституции? Или он надеется, что когда маньчжуры узнают о [его письме], то убедятся, что он верный и честный [подданный], а никакой не двурушник, что он изо всех сил, не щадя жизни, стоит на защите их, маньчжур, а приписываемые ему слова о почитании власти императора, о защите государства, а не великих Цинов, — это клевета на Чансу, что он этого никогда не говорил? Поскольку Жун Лу уже умер, а Нала[ши]178 находится в преклонных годах, то Цзай Тянь, только что достигший зрелого возраста, рано или поздно вернет себе престол. И когда маньчжуры снова укрепятся у кормила власти, то, хотя его авторитет не так высок, как у хитроумного Жун Лу, все же есть возможность снова получить [пост] управляющего делами Министерства промышленности, а может быть даже домогаться поста в кабинете министров или в Военном Совете. Чансу не раз утверждал: «Когда бедственное положение становится известным [высшим властям], они не меняют заставы; возможно такое и случалось, но мне не приходилось такое наблюдать».

Пожалуй, я испытываю озабоченность в отношении Чансу: ведь в прошлом он растрезвонил свои суждения о революции среди современников, в том же духе ведет себя и поныне. И хоть Чэнь Цяньцю умер, но Сунь Вэнь и Линь Куй еще в полном здравии, и хоть Тан Цайчана нет в живых, но Чжан Чжидун полон жизни. Несмотря на то, что тайнопись «Союза защиты государства» не проявилась на бамбуке и шелке179, однако еще живы господа - члены Союза. И подобного рода доказательств намерений Чансу осуществить революцию не счесть. Хотя маньчжуры и глупы, но не настолько, чтобы Чансу с ходу их ввел в заблуждение. Эх, как грустно!  Благотворная панацея «Святого из Наньхая»180, оказалась всего лишь пятью скромными возможностями белки-летяги181, да и те временами истощались. Если ему не удастся обмануть маньчжуров, ему не вернуть богатство и знатность, а с другой стороны, [его суждения] введут в заблуждение потомков Янь[-ди] и Хуан[-ди]182 и нарушат их планы [обретения] независимости. Как жаль, что он и сам себя обманывает и наносит ущерб другим людям. Одним словом, он всего лишь перепутал фоу с чжуном183. Вот почему я был вынужден [выступить] с опровержением.

Если Чансу сможет немедленно раскаяться, приободрить себя, взвесить свое положение и [степень] популярности, а также [реально] оценить обстановку, то его репутация мужественного старца вновь укрепится во всей стране, а его ученики, пространно рассуждавшие о революции, в скором времени изменят [к нему отношение] и сохранят [почтение] как к совершенномудрому святому184. Когда император вступит на престол и объявит высочайшую волю [считать Чансу] национальной гордостью, образ Чансу навеки будет запечатлён в небесном созвездии; книги Чансу будут храниться в библиотеках; его прах упокоится в монастыре, а семейные предания выгравируют на медной колонне185. Возможно, тогда он утешится. Что касается его мечты обрести власть даже ценою жизни, пожертвовать собой ради славы, то ему придется успокоиться и смириться в ожидании нового императора. И хотя Чансу [к тому времени] уже станет [глубоким старцем] со сморщенной шеей и выцветшим лицом, он с уверенностью сможет, не занимая никаких [постов], обрести славу Чжао Мао186 и заполучить превосходное содержание [как] Сюй Цзин187. Когда утрачены имя и сущность, каково быть осмеянным [народом] Поднебесной? Почтительно интересуюсь житьем-бытьем. На этом кончаю. Чжан Бинлинь.

 [Вверх ↑]
[Оглавление]
 
 

Новые публикации на Синологии.Ру

Тоумань уходит на север: критический анализ сообщения «Ши цзи»
Роковой поход Ли Лина в 99 году до н. э.: письменные источники, географические реалии и археологические свидетельства
Азиатские философии (конференция ИФ РАН)
О смысле названия знаменитой поэмы Бо Цзюй-и Чан-хэнь гэ
Дух даосизма и гуманитарная (жэнь-вэнь) этика



Синология: история и культура Китая


Каталог@Mail.ru - каталог ресурсов интернет
© Copyright 2009-2024. Использование материалов по согласованию с администрацией сайта.