Синология.Ру

Тематический раздел


Кучера С.

История, культура и право древнего Китая

Иноплеменные рабы в позднечжоуском Китае

Согласно географо-этнографическому критерию, существует два основных источника происхождения рабов: внутренний — собственное племя, собственный народ — и внешний — теоретически все остальные обитатели земного шара.

В античном обществе именно эти «внешние» рабы доминировали количественно, играли решающую роль во многих отраслях производства и, что самое важное, «в силу особенностей античной формы собственности и неразрывно связанного с нею античного полиса развивающаяся здесь эксплуатация могла быть только эксплуатацией рабов-иноплеменников, стоявших вне социальных и правовых институтов гражданской общины» [8, с. 653–654][1].

В древнем Китае помимо превращения в рабов сограждан, естественно, тоже существовала возможность захвата во время войны или набега людей из других племён[2], т. е. тех, кто тогдашними китайцами воспринимался как инородный этнический элемент. Во время известной встречи луского гуна Дина с циским хоу Цзином в 500 г. до н. э., когда последний пытался повлиять на ход встречи при помощи вооружённых отрядов одного из племён и, Конфуций говорил: «Отдалённые [племена] не должны вмешиваться в политические дела [людей] Ся[3], [племена] и не должны вносить смуту [в дела государств] Хуа» [24, с. 2272, 10‑й год Дин-гуна]. Называя себя людьми «страны Ся» или «страны Хуася»[4], китайцы вкладывали в это определение понятие культурно-этни­ческого превосходства, блеска и величия (см. [32, т. 3, с. 104, коммент.]), и поэтому Конфуций считал, что негоже допускать вмешательство инородных племён, чуждых хуасяской культуре, этикету и закону, в китайские дела.

Чёткое этническое разделение людей Хуася и иноплеменников, согласно понятиям именно тогдашнего времени, является необходимым, ибо впоследствии многие из этих племён постепенно влились в китайскую нацию, а территория, на которой они жили, охватывавшая приблизительно современные провинции Фуцзянь, Шаньдун, Цзянсу, бассейн Хуанхэ (восточную и западную его части) и бассейн Янцзы, стала интегральной частью Китая. Эта особенность внешних источников рабства[5] отличает древний Китай от античного мира, к тому же число поступавших извне рабов было весьма ограниченно, на чём сходятся данные всех древних книг.

О происхождении и использовании иноплеменников самый полный и обобщённый материал содержит «Чжоу ли» («Ритуал [династии] Чжоу»)[6]. В статье о чиновниках сы ли[7] говорится, что они «ведали [исполнением] установлений, [определяющих обязанности] пяти [категорий] ли[8], определяли их вещи[9]  и отдавали им приказы. Руководили людьми [из этих пяти категорий ли][10] для поимки воров и разбойников. Заставляли [своих подчинённых] выполнять унизительные работы в пределах го[11], собирать [и хранить] принадлежности[12] разных чиновников[13] [и заниматься] всеми делами, [связанными с] тюрьмами и арестом людей. [Если в] государстве имелись [такие] дела, [как] жертвоприношения[14], приём [государственных] гостей[15], похороны, то [сы ли] заставляли [своих подчинённых] выполнять тяжёлые и унизительные работы. [Сы ли] ведали и руководили четырьмя [категориями] иноплеменных ли[16], повелевали им всем, одетым в одежду их стран и вооружённым оружием их стран, нести охрану дворца вана и его временных резиденций[17], [чтобы всеми соблюдались соответствующие] строгие запреты» [27, цз. 9, с. 23б–24а][18].

Вслед за этой в «Чжоу ли» идут пять других статей, посвящённых обязанностям у ли. Первая из них — о рабах-преступниках — выходит за рамки нашей темы и поэтому, за исключением необходимых пояснений, не приводится. Остальные даны в той же последовательности, что и в источнике.

«Мань ли[19]  ведали выполнением повинностей по уходу за лошадьми, [находясь в услужении у чиновника] сяо жэнь[20]. Те [из них, которые] находились во дворце вана, вооружённые оружием своей страны, охраняли дворец вана. Вне столицы[21] надзирали [за соблюдением всеми] строгих запретов» [27, цз. 9, с. 24а].

«Минь ли[22]  ведали выполнением повинностей по уходу за птицами, [находясь в услужении у чиновника] чжан сюй[23], разводили их в изобилии и приручали. [Эти] ли привлекались к выполнению повинностей [по домашним делам] наследника престола» [27, цз. 9, с. 24б][24].

«И ли[25]  ведали выполнением повинностей по уходу за коровами и лошадьми, [находясь в услужении у чиновника] му жэнь[26]. [Ведали] общением с птицами на птичьем языке[27]. Те [из них], которые охраняли дворец вана, и те, которые надзирали [за соблюдением всеми] строгих запретов, [выполняли свои обязанности] так, как [это делали] мань ли» [27, цз. 9, с. 24б].

«Мо ли[28]  ведали выполнением повинностей по уходу за [дикими] животными, [находясь в услужении у чиновника] фубу ши[29]. Приручали [диких животных] и ведали общением [с ними] на языке [диких] животных[30]. Те [из них], которые охраняли дворец вана, и те, которые надзирали [за соблюдением всеми] строгих запретов, [выполняли свои обязанности] так, как [это делали] мань ли» [27, цз. 9, с. 24б].

Таким образом, согласно «Чжоу ли», иноплеменные рабы занимались разведением скота, домашней птицы и уходом за дикими животными благодаря своим специальным познаниям в этих областях. Одетые в национальную одежду и вооружённые по обычаю своих племён, они несли охрану дворца вана и его временных резиденций. Эти обязанности выполняло сравнительно небольшое число специально избранных из них. Остальные, находясь в подчинении чиновников сы ли, занимались поимкой преступников и тюремными делами, выполняли тяжёлые и унизительные работы в уделе государя, а также при жертвоприношениях, приёмах и похоронах, трудились на складах. При всём разнообразии их занятий бросается в глаза отсутствие упоминаний об участии рабов в земледельческом и ремесленном труде. На наш взгляд, это не упущение «Чжоу ли», а логический результат действительного положения вещей. Как показывают приведённые выше материалы из других источников, эти племена находились на сравнительно примитивной и несомненно более низкой, чем хуася, ступени культурного развития.

Характерные черты их быта довольно наглядно показаны в частично процитированном отрывке из «Ли цзи». Приведём его полностью: «Жители пяти сторон [света][31]: китайцы, жуны, и[32]  — все обладают [характерными] свойствами, [которых] нельзя изменить[33]. Восточные [племена] называются и. [Они] носят распущенные волосы и татуируют [своё тело]. Некоторые [из этих племён] едят сырую пищу. Южные [племена] называются мань. [Они] татуируют лоб, [а их] ноги повёрнуты вовнутрь. Некоторые [из этих племён] едят сырую пищу. Западные [племена] называются жун. [Они] носят распущенные волосы и одеваются в шкуры. Некоторые [из этих племён] не едят зерновых. Северные [племена] называются ди. [Они] одеваются в перья и шерсть (т. е. в шкуры птиц и животных) и живут в пещерах. Некоторые [из этих племён] не едят зерновых[34]. [Жители] Срединных государств [и племена] и, мань, жун, ди — все имеют [свои особенные] жилища для спокойной жизни, пристрастия к [определённым] вкусовым качествам, подходящую [для них] одежду и утварь и изготовленные [ими] сосуды» [14, разд. «Ван чжи», т. 20, с. 684].

Отмеченные здесь особенности быта и нравов сы и подтверждаются и другими источниками. Так, например, «Цзо чжуань», описывая события XIII–XII вв. до н. э., рассказывает о том, как Чжун-юн, став правителем У и желая уподобиться его жителям маням, «обрезал волосы и татуировал [своё] тело», причём сделал так в противоположность своему старшему брату Да-бо, который управлял манями при помощи «чжоуского этикета» [24, т. 32, с. 2347–2348, 7-й год Ай-гуна][35].

О жизни этих племён мы можем также судить по описанию гуннов, на связь которых с племенами мо уже указывалось выше, в «Ши цзи»: «В поисках воды и травы [они] перекочевывают с места на место... у них нет городов, обнесённых внутренними и наружными стенами, нет постоянного местожительства, и они не занимаются обработкой полей... у них нет письменных документов и [все] распоряжения делаются устно... в мирное время они следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом своё существование... начиная от правителя, все питаются мясом домашнего скота, одеваются в его шкуры и носят шубы из войлока» [33, т. 21, цз. 110, с. 1б–2а][36].

При всей неполноте и некоторой схематичности, а также возможной пред­убеждённости китайских авторов приведённые материалы довольно наглядно рисуют уровень и характер экономического и социального развития племён сы и. Нет сомнений, что как в ремесле, так и в сельском хозяйстве, если оно у них существовало, они не могли равняться с китайцами, которые уже в течение многих веков совершенствовали эти отрасли своей экономики, положив в основу её сельское хозяйство. Уже одно это обстоятельство ограничивало возможность и потребность использования труда иноплеменных рабов в данных областях хозяйственной деятельности. К занятию сельским хозяйством или ремеслом большинство из них не было подготовлено ни личными знаниями, ни всем укладом жизни, который зато очень хорошо сочетался с теми работами, о которых говорит «Чжоу ли».

Было, однако, ещё одно существенное обстоятельство, противодействовавшее широкому распространению рабского труда в китайских государствах. Дело в том, что собственно Китай уже тогда был многолюдной страной: по оценочным данным — с населением около 12 млн. человек для периода Чуньцю[37]  и 20 млн. для эпохи Чжаньго[38]. Такая страна не нуждалась в большом притоке людей извне. Интересный материал по этому поводу находится в «Шан цзюнь шу». В 15‑й главе этого произведения, специально посвящённой проблеме «привлечения народа в царство Цинь», в частности, говорится: «Ныне, если землю Цинь, что имеет тысячу ли в длину и в ширину, [разделить] на пять [частей], то земли, занятые под хлеба, не составят и двух [из них][39]. Площадь пахотных полей не достигнет и миллиона му, а продукты и богатства тамошних болот, озёр, долин, известных гор и больших рек используются не полностью. Это означает, что [численность] населения не соответствует [размерам] земли. Соседями Цинь являются Три [царства] Цзинь... Их земли малы, а жители многочисленны... низы (простой народ трёх государств Цзинь.— С. К.) не имеют пахотных полей и жилищ... Люди, [вынужденные] жить в ямах, в труднодо­ступных, непроходимых местах, ютиться [по берегам] рек и озёр, составляют больше половины [населения]. Итак, там, где земли не хватает для прокормления народа, дела обстоят намного хуже, нежели в [таких царствах, как] Цинь, где не хватает народа для заселения земли» [31, т. V, цз. 15, с. 126; 5, с. 199].

Противопоставление Цинь трём княжествам Цзинь весьма характерно. Последние находились в центре тогдашнего Китая и были издавна заселены хуася — китайцами. Положение в них является, как нам кажется, типичным для собственно китайских государств: многочисленное население и в связи с этим нехватка пахотных земель и отсутствие нужды в притоке людей извне. В противоположность этому Цинь находилось на окраине, на землях, ещё сравнительно недавно в значительной части принадлежавших некитайским племенам. Поэтому здесь наблюдалось изобилие земель и нехватка рабочих рук. И характерно — метод решения этой проблемы и источник пополнения рабочей силы «Шан цзюнь шу» видит не в войне, не в захвате пленных и порабощении жителей других государств. Наоборот, трактат говорит: «Невозможно сосчитать, сколько раз царство Цинь одерживало победы над Тремя [царствами] Цзинь в больших и малых сражениях, в открытых боях на полях; оно всегда захватывало города, обороняемые цзиньцами... Цинь могло захватывать их земли, но было не в состоянии овладеть их народом» [31, с. 26; 5, с. 200–201].

Что же рекомендуется сделать, чтобы привлечь людей в Цинь? «Шан цзюнь шу» советует: «Если ныне вы явите милость и огласите доступное всем воззвание об освобождении от повинностей и ратного дела в течение трёх поколений тех, кто, доверившись справедливости, придёт к нам из соседних царств, а также о том, что в пределах четырёх границ Цинь с населения, живущего в горах, на склонах гор, на холмах и на болотах, в течение десяти лет не будет взиматься никаких налогов, и если всё это будет записано в виде закона, то в царстве Цинь будет миллион тружеников... Если... эти люди станут извлекать выгоду, [получив] пахотные земли и жилища, и если они будут освобождены от повинностей в течение трёх поколений, это значит, что они получат то, о чём мечтают, и их не принудят заниматься тем, что они ненавидят, и тогда среди людей, живущих восточнее гор[40], не найдётся ни одного, кто бы не захотел переселиться на запад» [31, с. 26–27; 5, с. 201]. Советы «Шан цзюнь шу» обращают на себя внимание двумя обстоятельствами: во-первых, в качестве средства привлечения жителей в Цинь предлагается не война и порабощение, чего следовало бы ожидать, а предоставление переселенцам различных льгот, во-вторых, увеличение числа подданных Цинь должно идти не за счёт некитайских племён, немалое количество которых жило на западных, южных и северных границах этого царства, а за счёт китайских государств и их сельскохозяйственного населения. Это понятно — ведь целью этого мероприятия было укрепление и обогащение Цинь: «Старое [население] Цинь следует использовать на войне, а новое население (переселенцы.— С.К.) должно заниматься основным делом (сельским хозяйством.— С.К.)... и тогда вы (совет обращён к государю Цинь.— С.К.) добьётесь успеха [сразу] в двух [начинаниях]: обогатите [страну] и сделаете [армию] сильной» [31, с. 27; 5, с. 201–202]. Порабощение иноплеменников, очевидно, не могло страну ни укрепить, ни обогатить.

Таким образом, имеющиеся источники показывают, что в позднечжоуском Китае внешние источники рабства не представляли собой существенного явления ни в количественном, ни в качественном плане, а использование внешних рабов и их общественно-экономическая роль в производстве имели ограниченный, второстепенный характер.

Литература

1.

Китайско-русский словарь. Под ред. И. М. Ошанина. М., 1959.

2.

Кучера С. К вопросу о датировке и достоверности «Чжоу ли» // Вестник древней истории, 1961, № 3.

3.

Мейман М. Н., Сказкин С. Д. K вопросу о непосредственном переходе к феодализму на основе разложения первобытнообщинного способа производства // Вопросы истории, 1960, № 1.

4.

Очерки истории Китая. Под ред. Шан Юэ. М., 1959.

5.

Переломов Л. С. Книга правителя области Шан. М., 1968.

6.

Таскин В. С. Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). М., 1968.

7.

Фань Вэнь-лань. Древняя история Китая. М., 1958.

8.

Штаерман Е. М. Античное общество. Модернизация истории и исторические аналогии // Проблемы истории докапиталистических обществ. Сб. статей. М., 1968.

9.

Штаерман Е. М. Эволюция античной формы собственности и античного города // Спорные вопросы истории античного города. Тезисы докладов. Ленинград, 1968.

10.

Бань Гу. Хань шу. Сер. «Сы бу цункань». Шанхай, 1930.

11.

Гуань-цзы // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

12.

Гу-лян чжуань. Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

13.

Ду Ю. Тун дянь. Ханчжоу, 1896.

14.

Ли цзи. Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

15.

Лю Си. Ши мин. Сер. «Сы бу цункань», Шанхай, [б. г.].

16.

Люй-ши чунь цю // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

17.

Мо-цзы // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

18.

Сунь И-жан. Чжоу ли чжэн-и. Шанхай, 1933.

19.

Фан янь. Сер. «Сы бу цункань». Шанхай, [б. г.].

20.

Фань Вэнь-лань. Чжунго тун ши цзяньбянь. Пекин, 1955.

21.

Фань Е. Хоу Хань шу. Пекин, 1965.

22.

Хань-фэй цзы // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

23.

Хуайнань-цзы // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

24.

Цзо чжуань. Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

25.

Цы хай. Шанхай, 1937.

26.

Чжань го цэ с комментариями Гао Ю. Сер. «Госюэ цзибэнь цун-шу». Шанхай, 1958.

27.

Чжоу ли Чжэн чжу. [Б. м.], 1934.

29.

Чжу Ю-цзэн. И Чжоу-шу цзи-сюнь сяо-ши. Чанша, 1940.

30.

Чжунго гу-цзинь димин да цыдянь. Шанхай, 1935.

31.

Шан цзюнь шу // Чжу-цзы цзи-чэн (Полное собрание [трактатов] всех [древнекитайских] философов). Пекин, 1956.

32.

Шан шу. Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

33.

Ши цзи // Сыбу бэйяо. Шанхай, 1936.

34.

Ши цзин // Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

35.

Шо вэнь цзе цзы. Сер. «Сы бу цункань», Шанхай, [б. г.].

36.

Эр я // Сер. «Шисань цзин чжу-шу» («Тринадцать канонических книг» с комментариями). Пекин–Шанхай, 1957.

37.

Bielenstein Н. The Census of China during the Period 2—742 A. D. // Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, 1947, № 19.

38.

Broman S. Studies on the Chou Li. Stockholm, 1961.

39.

Karlgren В. Grammata Serica. Stockholm, 1940.

40.

Legg J. The Chinese Classics. The Shoo King or the Book of Historical Documents. Vol. IV, [s. 1.1], 1939.

 

 


  1. Ср. [8, с. 655–656, 641–642], а также [9, с. 4–5]. Ещё раньше была высказана мысль, что «невозможен был высокий уровень рабовладельческого производства в тех странах, которые по различным причинам были лишены возможности систематически импортировать массы рабов» [3, с. 83].
  2. В более позднее время, по-видимому, существовало порабощение людей из подчинённых Китаю племён в наказание за преступления. Лю Си (ум. в 426 г. н. э.), поясняя термин ху чэ — «повозка [племён] ху» (иногда выступает в форме ху ну чэ — «повозка рабов [из племён] ху»; ху — это северные племена, принадлежавшие к гуннам, близкие к племенам мо, говорит: «Ху чэ — [это повозка, которую] тянут [люди из] восточных [племён] ху, за преступления обращённые в государственных рабов» (выделено мной.— С. К.) [15, цз. 7, с. 55а]. В находящемся в нашем распоряжении экземпляре «Ши мин» здесь стоят два иероглифа: чэ ху — «повозковые» ху, но это, видимо, опечатка, и должно быть дун ху — восточные ху, иначе текст не имеет смысла.
  3. Букв.: «не должны строить [политических] планов [вместо] Ся».
  4. См., например, [32, разделы «Шунь дянь» и «У чэн», т. 3, с. 104, 386].
  5. Преднамеренно ограничивая рамки статьи, мы не рассматриваем случаи порабощения жителей одного китайского княжества другим, хотя и такое явление в изучаемый период имело место.
  6. Этот источник известен также под более ранним и более точным названием — «Чжоу гуань» («Чиновники [династии] Чжоу»). Он используется в некитайской, в том числе и советской, синологии сравнительно редко. Причина, по-видимому, кроется в специфическом содержании и конструкции этого произведения (описание идеализированного государственного административного аппарата), в трудности его языка и прежде всего в сомнениях относительно достоверности и датировки создания «Чжоу ли». Китайская традиция приписывала авторство «Чжоу ли» Чжоу-гуну (ок. XI в. до н. э.). Учёный Южносунского периода Хун Май (1124–1203) впервые выдвинул идею, что «Чжоу ли» является подделкой Лю Синя (известный учёный, основоположник библиографической науки в Китае, покончил жизнь самоубийством в 22 г. н. э.). В настоящее время можно считать доказанным, что обе эти версии лишены оснований и что «Чжоу ли» написана примерно в середине периода Чжаньго (подробнее см. [2, с. 114–120]). Несомненно, что при возможных более поздних интерполяциях «Чжоу ли» содержит богатый и достоверный материал по древней истории Китая.
  7. Название этой должности можно перевести как «управляющий (заведующий) рабами». Её занимали два человека в ранге чжун ши.
  8. Ли в «Китайско-русском словаре» под ред. И. М. Ошанина переводится как принадлежать, быть зависимым; подчинённый, зависимый, раб» [1, с. 536, № 5697]. Карлгрен реконструирует произношение этого иероглифа как liei и переводит его как «подчинённый, слуга» — subordinate, menial [39, № 1241m]. Броман считает их «преступниками, приговорёнными к принудительному труду» [38, с. 50, № 302]. Однако такая обобщающая трактовка неверна с точки зрения содержания самого памятника, поскольку в нём проводится разграничение между цзуй ли (рабы-преступники) и сы ди чжи ли (рабы-военнопленные), объединяемыми собирательным термином у ли («пять [категорий] ли»). Значение термина ли (раб) отчётливо выступает в «Цзо чжуань»: «Фэй Бао был рабом — ли, зарегистрированным в Красной книге» [24, т. 30, с. 1412]. Комментарий Ду Юя (222–284 гг. н. э.) поясняет: «Это преступник, превращённый в государственного раба» (Мо вэй гуань ну мо — конфисковать, реквизировать, т. е. превращать частное имущество в государственное; ну в период Хань и позже несомненно означало раба; гуань ну — это государственный раб, преступление которого зарегистрировано в Красной книге) (см. [24, т. 30, с. 1412]).
  9. Т. е. устанавливали, как они должны были одеваться и какое оружие носить.
  10. В тексте стоит иероглиф минь, означающий коллектив людей; народ, население, подданные и т. д. (см. [1, № 6865]). В данном случае противопоставление у ли и минь имеет формальный характер. Комментарий к главе о мо ли — о них речь пойдёт ниже — говорит следующее: «Всех рабов много. Эти (т. е. у ли.— С. К.) — избранные из них для выполнения [данных] принудительных работ (и юань; если пользоваться cовременными понятиями, то их можно бы назвать «штатными работниками».— С. К.). Остальных называли массой рабов-ли    (ли минь — букв. «народ рабов-ли».— С. К.) [27, цз. 9, с. 3а].
  11. Го в древних текстах не имеет чёткого значения. В данном отрывке «Чжоу ли» оно ближе всего к понятию «столица чжоуского вана» или же шире — «центральный (т. е. включающий в себя столицу, в противоположность другим, которые могли быть ближе к границам государства) удел чжоуского вана».
  12. В комментариях, поясняющих этот термин, можно выделить две интерпретации: более широкую, подразумевающую разные предметы, кроме оружия, используемые чиновниками, за неё говорит тот факт, что эти предметы служили «ста чиновникам» (бай гуань, т. е. всем чиновникам); и более узкую — в соответствии с ней речь идёт о палках и орудиях пытки. Учитывая функции этих чиновников, последняя версия для данного случая представляется нам более обоснованной.
  13. В оригинале — бай гуань, однако здесь, судя по контексту, вряд ли речь идёт о всех чиновниках. Скорее всего, имеются в виду чиновники, связанные подобно сы ли, с теми обязанностями, о которых говорится в переводимой статье. Такая «нетотальная» интерпретация термина бай гуань встречается в европейских переводах, например у Легга — «the various officers» [40, с. 381].
  14. В этом случае сы ли помогал чиновникам по делам жертвоприношений — дянь сы (ср. [27, цз. 5, с. 29б]).
  15. Имеются в виду, прежде всего, визиты чжухоу во дворец чжоуского вана.
  16. В оригинале оборот сы ди чжи ли. Относительно ли см. примеч. 8; чжи — это формант второго падежа или определения, соответствующий современному ды; сы значит четыре. Что касается ди в реконструкции Карлгрена *d’iok, то это — заимствование вместо другого иероглифа ди =*d’iek, значение которого Карлгрен переводит как «название северного племени», а также «слуга низкого ранга» — low servant [39, № 1124а–b; 856а–с]. Однако в «Чжоу ли» оборот сы ди чжи ли или сы и чжи ли (см., например, [27, цз. 4, с. 5–6]) употребляется в качестве общего наименования пленных рабов из разных племён — мань, минь, и, мо. Употребление термина сы и для общего определения иных племён с несколько отличной расшифровкой, чем в «Чжоу ли», встречается и в других классических книгах: в «Шан шу» (см., например, [32, т. 3, с. 128; т. 4, с. 440, 700]), «Ши цзине» (см., например, [34, т. 8, с. 1276]) и др. Иногда в этой роли выступает и само и (см., например, в комментарии к тексту «Цзо чжуань»: «байпу — это [племена] и... это [племена] юго-западных и» [24, т. 28, с. 821]).
  17. Временные резиденции — е шэ — места остановок вана во время его поездок по стране (на охоту, инспекцию и т. п.).
  18. Строгие запреты — это, как можно судить по дальнейшему тексту «Чжоу ли», правила посещения временных резиденций вана, в какой-то степени отличавшиеся от правил посещения постоянного дворца из-за иного расположения временных резиденций, их конструкции и т. п., а также из-за трудностей, связанных с обеспечением безопастности вана.
  19. Мань ли — это «пойманные (добытые, пленные-рабы) [во время] похода против южных и» [27, цз. 9, с. 3а]. Карлгрен реконструирует их название как *mlwan и переводит как «Southern barbarian» [39, № 178р]. В общем плане можно сказать, что термин мань является совокупным названием южных племён, живших в бассейне Янцзы и южнее. Краткое описание их даёт «Ли цзи» в разделе «Ван чжи»: «Южные [племена] называются мань. [Они] татуируют лоб, а их ноги повёрнуты вовнутрь. Некоторые [из этих племён] едят сырую пищу (букв.: «не обрабатывают пищу огнём»)» [14, т. 20, с. 584]. Любопытно отметить, что два иероглифа цзяо чжи, означающие «ноги (ступни), повёрнутые вовнутрь», стали впоследствии названием северной части современного Вьетнама. Возможно, что между этими фактами существует какая-то связь, во всяком случае не исключено, что некоторые племена мань жили и на территории современного Вьетнама. Это тем более возможно, что в источниках они нередко выступают с множественным числовым определителем, например: «восемь государств мань» [14, т. 23, с. 1374]; «восемь [племён] мань» [27, цз. 8, с. 17а]; «шесть [племён] мань» [36, т. 38, с. 271]. Интересно отметить, что Чжэн Сюань (127–220 гг. н. э.) в комментарии к «Чжоу ли», цитируя данное место «Эр я», говорит о «восьми [племенах] мань» [27, цз. 8, с. 17б]. Может быть, в руках Чжэн Сюаня был какой-то другой вариант «Эр я». О восьми племенах мань говорит также «Шан шу» (см. [32, т. 4, с. 439]) и «И Чжоу-шу» (см. [29, с. 132, 162]). Таким образом, кроме одного варианта «Эр я», во всех остальных случаях, если исключить обобщительное «сто [племён] мань» в смысле «все инородные племена» (см., например, [34, т. 9, с. 1651]), говорится о восьми племенах. По-видимому, это число соответствовало или было близко к действительности, поскольку мы не наблюдаем такого совпадения, когда речь идёт о других племенах, и вряд ли оно является чистой случайностью или вымыслом. Во всяком случае бесспорно, что было несколько племён мань и ближайшие из них жили на территории княжества Чу (ср. [34, т. 7, с. 880]). В отличие от сы ли, имевших звание чжун ши и занимавших, таким образом, предпоследнее место в табели о рангах, мань ли, так же как минь ли, и ли и мо ли, вообще не имели никакого ранга. Согласно «Чжоу ли», каждая категория этих рабов насчитывала 120 человек, однако этой цифре, на наш взгляд, не стоит придавать чрезмерно конкретное значение.
  20. Сяо жэнь был «главой чиновников [по уходу за] лошадьми», т. е. «главным конюшим» при дворе чжоуского вана (см. [27, цз. 7, с. 5б; цз. 8, с. 14а–15б]). Здесь и ниже оборотом «по уходу за» переводится иероглиф ян — кормить, растить, разводить (см. [1, № 5932]). Bo время династии Хань уходом за лошадьми занимались также женщины-рабыни. «Фан янь» (словарь, составленный, вероятно, на рубеже нашей эры) поясняет: «В Янь и Ци те, кто [занимается] уходом за лошадьми, называются шэнь. Шэнь называются женщины-служанки, [являющиеся] государственными рабынями» [19, цз. 3, с. 1а]. Иероглиф шэнь см. [1, № 5779], однако там не указано значение этого иероглифа. О том, что шэнь были государственными рабынями без указания их профессии, говорит и «Шо вэнь» (см. [35, т. 4, цз. 12б, с. 1б]). К сожалению, оба источника не уточняют этнического происхождения этих рабынь.
  21. В оригинале е вай — в поле, в деревне, за городом; имеется в виду пребывание вана вне его постоянной резиденции.
  22. Минь ли — это per analogiam военнопленные рабы из племён минь. Название этих племён встречается в источниках довольно редко, хотя они оставили заметный след в истории Китая, ибо иероглифом минь по сей день обозначается провинция Фуцзянь, где они обитали. Кроме того, на этой же территории в IX–X вв. существовало государство Минь, название которого тоже восходит к данным племенам. Согласно «Шо вэнь» (см. [35, т. 4, цз. 13а, с. 8б]), племена минь — это юго-восточные племена юэ, т. е. они были ближайшими сородичами предков нынешних вьетнамцев. «Чжоу ли» сообщает, что «их было семь» (см. [18, т. 18, с. 59 и сл.]) и что они «отличались от [племён] южных мань» [27, цз. 9, с. 3а].
  23. В оригинале стоит только иероглиф сюй, означающий «разводить скот, заниматься животноводством» [1, № 1820]. Однако нет сомнения, что здесь произошла элизия иероглифа чжан и что речь идёт о чиновнике чжан сюй, на что указывал ещё Ван Аньши (см. [18, т. 20, с. 22]). Грамматически одно слово сюй (имевшее также чтение чу — «домашние животные, скот») здесь не нужно и непонятно; в остальных трёх статьях — о мань ли, и ли, мо ли — указывается, в услужении у какого чиновника они находились, и только в одной данной статье этого нет; наконец, чиновник чжан сюй действительно ведал птицеводством (разведением гусей, уток, фазанов, перепелов и пр.), о чём в соответствующем месте «Чжоу ли» говорится  в выражениях, почти идентичных данному тексту (см. [27, цз. 7, с. 23а]). Исходя из этих обстоятельств здесь и дан перевод: «[находясь в услужении у чиновника] чжан сюй».
  24. Последняя фраза источника нуждается в дополнительных пояснениях. Во-первых, она не совсем понятна, скорее всего неполная, поэтому уже в период династии Хань Ду Цзы-чунь (I в. до н. э.– I в. н. э.) и Чжэн Сюань расходились в её интерпретации. Во-вторых, как указывал Ван Инь-чжи (XVIII–XIX вв.), пять иероглифов, составляющих эту фразу, по-видимому, принадлежат к тексту о цзуй ли, в который они органически вписываются. В-третьих, как показывает сравнение данной статьи с соседними, здесь отсутствует окончание, части которого находятся в статьях о цзуй ли и и ли. Оно должно бы быть следующего содержания: «Ведали общением с птицами на птичьем языке. Те [из них], которые охраняли дворец вана, и те, которые надзирали [за соблюдением всеми] строгих запретов, [выполняли свои обязанности] так, как [это делали] мань ли» (ср. [18, т. 20, с. 22–23]).
  25. И ли — это «пойманные (пленные-рабы) [во время] походов против восточных и» [27, цз. 9, с. 3а]. Как указывалось выше, и иногда употреблялось как общее название нехуасяских племён, однако в более узком и конкретном смысле этот термин означает именно восточные племена, поэтому Карлгрен, реконструируя их древнее название как *diək, переводит его «barbarian (especially tribes to the East of ancient China)» [39, № 561а–с]. В «Ли цзи» в разделе «Ван чжи» о них сообщается следующее: «Восточные [племена] называются и. [Они] носят распущенные волосы и татуируют [своё] тело. Некоторые [из этих племён] едят сырую пищу» [14, т. 20, с. 584]. За исключением «Чжоу ли» (см. [27, цз. 8, с. 17а]) и повторяющей её текст «И Чжоу шу» (см. [29, с. 132]), где сообщается о «четырёх [племенах восточных] и», в источниках, как правило, говорится о «девяти [племенах восточных] и» (см., например, [36, т. 38, с. 271; 14, т. 23, с. 1374; 17, с. 86, 113]). Они жили в приморских провинциях современного Китая, прежде всего в Чжэцзяне и севернее его. «Чжань го цэ» несколько раз упоминает о подчинении или завоевании «девяти [племён] и» государством Чу, находившимся в бассейне Янцзы (см. [26, с. 38, 98]). «Хуайнань-цзы» пишет о «двенадцати чжухоу из [бассейна реки] Сы, [которые во главе девяти [племён] и явились на аудиенцию [к юэскому вану Гоу-цзяню]» [23, т. 7, с. 175]. Поскольку река Сы находится в нынешнем Шаньдуне (см. [30, с. 521–522]), можно предположить, что они жили и на его территории. Сунь И-жан (1848–1908) в комментарии к «Мо-цзы» говорит, что «в период Чуньцю (VIII–V вв. до н. э.) [девять племён и] подчинялись трём государствам: Чу, У, Юэ; во времена Чжаньго (V–III вв. до н. э.) — одному Чу» [17, т. IV, с. 86]. В интерпретации Сунь И-жана определение цзю-и (девять племён и) совпадает с понятием хуай и (хуайские и, т. е. племена и, живущие в бассейне реки Хуай), о которых говорится в «Цзо чжуани». Поясняя следующий текст «Чунь-цю»: «[В 13‑м году правления луского гуна Си] (647 г. до н. э.) гун встретился в Сянь с правителями [княжеств] Ци, Сун, Чэнь, Вэй, Чжэн, Сюй и Цао», «Цзо чжуань» сообщает: «Встретились в Сянь, так как хуай и беспокоили [государство] Ци» [24, т. 28, с. 533]. Это государство (его название произносится одинаково с названием княжества Ци, правитель которого принимал участие во встрече в Сянь, но обозначается другим иероглифом (см. [1, № 7253]) находилось на стыке нынешних провинций Хэнань и Шаньдун (см. [30, с. 394), хуай и, по-видимому, жили по соседству. Вероятно, именно в этом районе чжоуский гун Дань (XII в. до н. э.) сражался против «девяти племён и» [22, т. 5, с. 132], когда «восемь государств восточных и (это редкий, если не единственный случай, где говорится о восьми, а не о девяти и), [следуя за взбунтовавшимися Гуань-шу и Цай-шу], не слушались приказов вана» [16, т. 6, с. 191] (ср. [32, т. IV, с. 450, 610]).
  26. Bo всех соседних параллельных статьях дополнением к глаголу ян — «вскармливать» (в нашем переводе — «по уходу за») выступает только один иероглиф, т. е. имеются выражения: ян ма («по уходу за лошадьми»), ян няо («по уходу за птицами»), ян шоу («по уходу за дикими животными») и только в этом случае дополнение состоит из двух иероглифов: ян ню ма («по уходу за коровами и лошадьми»). Отсюда можно предположить, что иероглиф ма («лошадь») является здесь лишним, к тому же уходом за лошадьми занимались мань ли. Однако, с другой стороны, следует указать, что чиновник му жэнь действительно «ведал пастьбой шести [видов] жертвенных животных», к которым относились «коровы, лошади, бараны, свиньи, собаки и куры» [27, цз. 3, с. 26а], так что возможность совокупного выполнения обязанностей не исключена.
  27. Сопоставление этой фразы с текстом о мо ли (см. ниже) показывает, что здесь недо­стаёт иероглифа чжан — «ведать», перевод которого нами добавлен в квадратных скобках. Кроме того, вся фраза, несомненно, не принадлежит к тексту о и ли, которые не занимались птицами, а является частью текста о минь ли. С другой стороны, здесь, по-видимому, не хватает двух фраз: «разводили их в изобилии и приручали» (ср. выше текст о минь ли) и «ведала общением с коровами на коровьем языке» (ср. ниже текст о мо ли). Находящаяся ныне в тексте о цзуй ли фраза «помогали [при перевозке вещей] коровами, сопровождая их спереди и сбоку», скорее всего тоже принадлежит к этой статье, хотя её присутствие нарушало бы параллелизм построения этой и соседних статей. Этот факт не может, однако, служить контраргументом против перенесения этой фразы в тексте об и ли, ибо, как видно из ряда случаев, приведённых выше, эта часть текста «Чжоу ли» подверглась сильному искажению и не исключено, что первоначальное содержание статей о пяти ли было богаче, чем в современном варианте. Это тем более возможно, что статьи о пяти ли представляют окончание цзюаня и оно, особенно при записи на бамбуковых дощечках, сравнительно легко поддавалось повреждению.
  28. Мо ли — это «пойманные (пленные-рабы) [во время походов] против северо-восточных и» [27, цз. 9, с. 3а]. Название племён мо (оно имеет двойную форму графической записи; см. [1, № 1418 и 1690], однако для первого случая словарь даёт только чтение хэ — «барсук, енот», опуская чтение мо в значении «северные племена»; ср. [25, т. II, разд. ю, с. 82, 2, 3]) нередко встречается в древних книгах как раздельно, так и в сочетании с другими названиями некитайских племён. Например, в «Шан шу» есть следующая запись: «Хуася, мань, мо — все они подчиняются и следуют за мной» [32, т. 3, с. 386], в которой сопоставление этих названий усиливает тотальный характер подчинения: и южные племена мань, и северные племена мо — т. е. «варвары», и весь Китай — все подчинены чжоускому вану У (XII–XI вв. до н. э.), от имени которого ведётся повествование. «Чжоу ли» говорит о «девяти [племенах] мо», которые, согласно комментарию Чжэн Сы-нуна (I–II вв. н. э.), «как и ди, были северными племенами» [18, т. 18, с. 59]. По данным «Хань шу» (см. [10, цз. 1а, с. 30а, текст и комментарий Янь Ши-гу (579–645 гг.)]) и «Хоу Хань шу» (см. [21, т. 14, цз. 85, с. 2814]), эти племена жили на части территории нынешней Кореи и прилегающих к ней районов Северо-Восточного Китая. Об их этнической принадлежности «Хуай-нань цзы» говорит следующее: «Мо — [это] государство сюнну (т. е. гуннов)» [23, т. 7, с. 175], что не исключено, поскольку о них часто говорится вместе с ху, которых комментарии ханьского времени тоже определяют как гуннов (ср., например, [17, т. IV, с. 68, 85; 18, разд. «Као-гун цзи», т. 21, с. 78–79]).
  29. Чиновник фубу ши «ведал уходом за дикими животными и приручением их». Дикие животные — это «титры, леопарды, медведи, волки» (см. [18, т. 17, с. 23–24]).
  30. Как отмечает комментарий, здесь не говорится о разведении диких животных, не говорится об этом и в статье о фубу ши, так как дикие звери в неволе не размножаются. Фразы об общении с животными и птицами на их языке звучат в переводе несколько странно и, может быть, даже наивно. Однако нельзя забывать, что в те времена не только у китайцев, но и у других народов бытовало поверье о возможности действительного знания языка животных. Кроме того, здесь имеется в виду та способность «общения» с животными, которая и в настоящее время приобретается людьми, профессионально занимающимися животноводством, охотой и т. д. Они умеют различать звуки, издаваемые разными животными, могут определить, при каких обстоятельствах издан тот или иной звук, умеют подражать им. Такими «профессионалами» были племена сы и. Не исключено также, что источником представлений китайцев об их таланте общения с животными послужили фонетические особенности языков этих племён.
  31. Как известно, кроме востока, юга, запада и севера китайцы ещё в древности выделили пятую сторону света: центр, т. е. Китай, и эта геополитическая идея — Срединное государство (Китай) и nationes barbari, которые окружают его с четырёх сторон, — проступает и в приводимом отрывке «Ли цзи».
  32. Китайцы — в оригинале Чжунго... чжи минь, т. е. «жители Срединного государства или Срединных государств»; два иероглифа жун и и как названия племён запада и востока передают здесь понятие, равнозначное сы и или сы ди, т. е. «все некитайские племена».
  33. Комментарий поясняет, что это связано с природными условиями их существования. Данное пояснение относится и к дальнейшему, более детальному описанию различий между ними.
  34. Согласно комментарию, на западе и на севере из-за холодного климата недостает пяти злаков, под которыми подразумеваются два сорта проса, бобовые, пшеница и рис (см. [11, разд. «Ди юань», т. V, с. 314]) или же — два сорта проса, бобовые, пшеница и конопля (см. [27, цз. 2, с. 2а, коммент.); иероглиф ма (см. [1, № 7073]) означает: «конопля», «кунжут», и здесь речь идёт об употреблении конопли в пищу, вероятно в виде семян, а не как сырья для приготовления ткани (ср. [14, разд. «Юэ лин», т. 21, с. 770]).
  35. Подобные сведения сообщает и «Гу-лян чжуань»: «У — это страна [племён] и-ди. [Они] обрезают волосы и татуируют тело» [12, т. 35, с. 464, 13-й год Ай-гуна]. Пояснение этому обычаю даёт раздел «Дили чжи» в «Хань шу» (см. [10, т. 11, цз. 28, с. 36а]). Кстати, четыре иероглифа дуань фа вэнь шэнь, переведённые здесь как «обрезал волосы, татуировал тело», стали впоследствии образным выражением, означающим примерно «жить, как дикарь».
  36. Русский перевод дан по [6, с. 34].
  37. «Тун дянь» в седьмой главе раздела «Ши хо» сообщает следующее: «В 13‑м году [правления чжоуского] Чжуан-вана и 2‑м году [правления] циского Хуань-гуна (684 г. до н. э.)... [начиная] от наследника престола, гунов, хоу и ниже до простого народа, всего [было] одиннадцать миллионов восемьсот сорок одна тысяча девятьсот двадцать три человека» [13, цз. 7, с. 2а]. Точность этой цифры может вызывать сомнения, но не использовать её в качестве ориентира нет оснований. Вокруг данных о народонаселении древнего Китая существует спор: охватывали ли они всё население, только его свободную часть или лишь взрослых мужчин (см. [37, с. 126]). Очевидно, что каждая последующая из трёх указанных интерпретаций приводит к ещё большей цифре общего количества населения, поэтому здесь принята самая осторожная оценка.
  38. «Общее количество населения семи княжеств равнялось примерно двадцати миллионам человек» [20, т. 1, с. 236] (в русском переводе [7, с. 213]).
  39. Русский перевод текста «Шан цзюнь шу» дан по [5, с. 199]. Однако в трактовке данного фрагмента приведённая Л. С. Переломовым версия Дьювендака — «Ныне территория Цинь насчитывает пять раз по тысяче ли, но земли, занятые под хлеба, не составляют двух пятых» [5, с. 291, примеч. 3] — нам кажется более правильной.
  40. В оригинале: шань дун чжи минь. Л. С. Переломов поясняет: «восточнее гор — т. е. в царствах Хань, Чжао и Вэй» [5, с. 292, примеч. 12]. В действительности термином шань дун в период Чжаньго, в противопоставление Цинь, обозначались все остальные китайские государства, так называемые лю го — шесть государств: три, указанных выше, а также Ци, Чу и Янь. В таком значении название шань дун часто встречается в «Чжань го цэ», например: «Шесть государств [образовали] союз по вертикали (с севера на юг.— С. К.), чтобы отбросить Цинь. Цинь ни в коем случае не осмеливалось вывести свои войска за заставу Ханьгу, чтобы нанести вред [государствам] восточнее гор» [26, цз. 19, с. 57] (ср. также [26, цз. 18, с. 53, цз. 6, с. 54 и др.]). Расположение этих государств по отношению к заставе Ханьгу и было причиной возникновения названия шань дун: «Территория Цинь распространялась к западу от заставы Ханьгу (уезд Линбао, пров. Хэнань), а остальные шесть царств находились к востоку от неё и известны в истории под названием «Шесть царств восточнее гор» [4, с. 48].
 [Вверх ↑]
[Оглавление]
 
 

Новые публикации на Синологии.Ру

Тоумань уходит на север: критический анализ сообщения «Ши цзи»
Роковой поход Ли Лина в 99 году до н. э.: письменные источники, географические реалии и археологические свидетельства
Азиатские философии (конференция ИФ РАН)
О смысле названия знаменитой поэмы Бо Цзюй-и Чан-хэнь гэ
Дух даосизма и гуманитарная (жэнь-вэнь) этика



Синология: история и культура Китая


Каталог@Mail.ru - каталог ресурсов интернет
© Copyright 2009-2024. Использование материалов по согласованию с администрацией сайта.