Повествовательная проза на языке байхуа

 
 
Проза на байхуа, т.е. на литературном языке, приближенном к разговор­ной речи (байхуа сяошо), — один из важнейших видов литературы китай­ского средневековья и одно из главных направлений творческой дея­тельности литераторов начиная с XI в. В ХХ в. этот вид литературы стал основой современной прозы (роман, повесть, рассказ). Название байхуа сяошо — понятие позд­него времени, когда в китайской культуре были четко обозначены различия между двумя лите­ратурными языками: книжным (вэньянь) и разговорным (байхуа — букв. «чистый», «понятный» язык). Такое понимание этих терминов приурочено к рубежу XIX—XX вв., хотя само лите­ратурное явление (литература на байхуа) сформировалось гораздо раньше. Под прозой на байхуа понимается повествовательная проза на приближенном к нормам разговорной речи языке в от­личие от разнообразной и богатой прозы на вэньяне. На этапе формирования прозы на байхуа в IX—XII вв. ее обычно называли хуабэнь (букв. «основа рассказа»). Это были анонимные записи устных рассказов. Понятие хуабэнь сохранилось и впоследствии. Позднее (XV-XVII вв.) воз­никли усложненные авторские имитации старых рассказов, получившие название ни хуабэнь — подражания хуабэнь. В период позднего средневековья стало все чаще появляться понятие сяо­шо — букв. «малые словеса» (в отличие от «высоких» — исторических или философских трудов), которое постепенно стало общим названием для повествовательной (сюжетной) прозы на байхуа. Поскольку такая литература, понятная читателям разных общественных слоев, была весьма популярна, ее стали называть тунсу сяошо, т.е. общедоступная, или простонародная, проза (фактически это был синоним прозы на байхуа). Оба эти понятия существуют по сей день. Истоки повествовательной прозы на байхуа различны. На нее оказали большое влияние произ­ведения книжной словесности — философской, исторической. Например, иносказательные миниатюры из философской классики (притчи из основополагающих даосских трактатов «Чжуан-цзы», «Ле-цзы») впоследствии воспроизводились в виде небольших, а порой и крупных художественных рассказов. Особую роль в развитии литературных сюжетов сыграли историче­ские книги типа «Ши цзи» («Исторические записки») Сыма Цяня (II—I вв. до н.э.). Так, неко­торые из его «Жизнеописаний» (истории о мстителях, странствующих рыцарях, древних вои­телях и т.д.) способствовали развитию повествовательного начала в художественной прозе как на вэньяне, так и на байхуа. Многие эпизоды истории, исторические фигуры стали популярными образами в художественной прозе последующих эпох.
 
Важным истоком прозы на байхуа явилась «волшебная» проза на вэньяне эпохи Шести династий (III-VI вв.), ставшая настоящим кладезем последующих сюжетов.
 
Сборники волшебных рассказов («Записки о поисках духов» Гань Бао и др.) стали источником творческой фантазии китайских прозаиков вплоть до ХХ в. Буддий­ская повествовательная литература (притчи, сказы бяньвэнь) оказала значительное влияние на развитие сю­жетов с буддийской окраской. Буддийская идея кармы, концепция воздаяния и реинкарнации стали важнейшей идейной основой многих последующих сюжетов. Мир­ские сюжеты этой прозы были близки по своему стилю сунским рассказам хуабэнь.
 
Расцвет прозы на байхуа приходится на эпохи Сун—Юань (X—XIV вв.), когда в общественной и культурной жизни происходят значительные перемены, отразив­шиеся и в литературе. Одной из важнейших особенно­стей духовной жизни является развитие народных форм культуры: народный театр, разные виды фольклора (пе­сенно-повествовательные жанры, сказы). Получают раз­витие и письменные формы — сунско-юаньские хуабэнь.
                                               
Первые из них, как правило, анонимны, хотя в некоторых исторических книгах называются некоторые имена и указывается социальный статус авторов. Сказы как своеобразные театрализованные представления ис­полнялись в особых увеселительных заведениях (балаганах) и здесь же или впоследствии записывались в виде коротких рассказов на книжном или на разговорном языке. Ранние хуабэнь (они присутствуют, например, в сборнике рассказов XVI в. «Цинпин шаньтан хуабэнь» — «Повести из горного приюта чистоты и мира») очень неоднородны по стилю; в художественном отношении это в основном простые и безыскусные произведения, но среди них есть и образцы весьма развитого стиля. В минском сборнике «Цзинбэнь тунсу сяошо» («Общедоступные рассказы, изданные в столице») есть ста­рые сунские рассказы, которые отличают высокие художественные достоинства.
 
Рассказы хуабэнь имели специфическую художественную структуру, оказавшую влияние на всю последующую прозу малых и крупных форм. Обычно рассказ открывался прологом (своеобраз­ный зачин — жухуа), а заканчивался нравоучительным эпилогом (часто это были стихи нази­дательного характера). В прозе на байхуа стихи играли огромную роль и занимали значительное место в художественном тексте. В них авторы изображали портреты героев, картины природы и быта. Порой хуабэнь имели вид текстов ритмизованной прозы, близкой к песенно-повество­вательным жанрам. Устные фольклорные традиции принесли в прозу байхуа многочисленные сказовые клише типа: «Рассказывают о том, что.» или «А теперь мы вернемся к...», которые имитировали устный рассказ и как бы постоянно напоминали о присутствии рассказчика. В еще большей степени создавало иллюзию сказа обилие образных слов, просторечий, поговорок, диалектизмов.
 
Все эти особенности стиля литературы хуабэнь сохранились в поздней повествовательной лите­ратуре — в подражательных хуабэнь (ни хуабэнь). Этот литературный жанр возник в XVI—XVII вв., когда литераторы стали обращать большее внимание на демократические формы литературы. Повесть (рассказ) хуабэнь приобрела второе дыхание и вместе с романом вышла на авансцену литературного процесса той поры. Появляются сотни повестей и рассказов на байхуа, которые издаются в печатнях Пекина, Нанкина, Фучжоу и других городов, где процветало издательское дело. Городские повести и рассказы издаются отдельными выпусками и в сборниках, которые могли содержать более ранние (сунские или юаньские) тексты, их имитации либо оригинальные сочинения. Такие сборники могли иметь тематический характер (например, сборник «Сиху цзя хуа» — «Прекрасные рассказы об озере Сиху»), но чаще они были весьма свободны по содержанию и тематике, включали произведения разных жанров. Иногда назва­ния сборников имели иносказательный или дидактиче­ский смысл: «Ши дянь тоу» («Камень Склони-голову»), «Цзуй син ши» («Камень отрезвления»); при этом подразумевалась какая-то назидательная история древности (например, «Камень Склони-голову» — это намек на проповедническую деятельность буддийского святого, перед которым даже камни склонялись). Глубокий ино­сказательный смысл — в наименованиях знаменитых трех сборников повестей Фэн Мэн-луна (1574—1646) под общим названием «Сань янь» («Троесловие»): «Юй ши мин янь» («Слово ясное, мир вразумляющее»), «Цзин ши тун янь» («Слово доступное, мир предостерегающее») и «Син ши хэн янь» («Слово вечное, мир пробуж­дающее»), в которых отражались идейные и эстетиче­ские концепции литераторов той поры. Фэн, как и не­которые другие литераторы того времени, весьма проз­рачно намекал на важные особенности демократической прозы, подчеркивая ее доступность, ясность и непрехо­дящую ценность. Подчеркивалась также серьезность и содержательность прозы: ее способность пробуждать, предостерегать и вразумлять. Таким образом был ярко выражен назидательный, дидак тический характер прозы на байхуа.                                                                                                         
 
«Троесловие» Фэн Мэн-луна состоит из 120 повестей. Их тематика раз­лична (исторические, волшебные, любовные, приключенческие расска­зы), однако их стилистический рисунок, художественный язык, характер повествования имеют общие черты. Все они — своего рода имитация старого сказа. Однако роль Фэна не ограничилась лишь художественной обработкой старых текстов. Фактически он стал их соавтором. Сборник «Троесловие» сыграл громадную роль в распространении и популяризации прозы на байхуа, в утверждении ее эстетических ценностей. Повести Фэна способствовали появлению множества подражаний, среди которых наиболее известны два произведения Лин Мэн-чу (1580—1644) — краткое название «Эр пай» («Два сборника рассказов совершенно удиви­тельных»), которые были изданы вскоре после опубликования повестей Фэна (в 1627 и 1632) в подражание знаменитому современнику. Сборники Лина включали в общей сложности почти 80 крупных рассказов (повестей), по стилю почти не отличавшихся от повестей Фэна, однако Лин в большей степени выступал как автор (а не только как составитель и редактор), поэтому сюжеты многих его произведений относятся к современной ему эпохе, большее место занимает быто- и нравоописание и т.д. Повести Фэна и Лина составили ту основу, на которой впослед­ствии развивалась повествовательная литература малых форм.
 
Одним из оригинальных продолжателей творчества своих предшественников был Ли Юй (1611—1680) — литератор очень широкого диапазона: драматург, эссеист, прозаик, теоретик театра и драмы. Как автор прозы на байхуа он известен двумя сборниками повестей — «Ши эр лоу» («Двенадцать башен») и «У шэн си» («Беззвучные пьесы»). Ли Юй использовал тради­ционную форму хуабэнь, но привнес в нее немало нового. Общее количество написанных им повестей — около 30. По своему стилю они схожи с произведениями Фэна и Лина, однако в них больше сюжетов, связанных с изображением быта и нравов, и меньше сюжетов исторических или волшебных. Поэтому многие рассказы лишены всякой героики, им присущи подчеркнутая приземленность (рассказы о мошенниках, незадачливых супругах), комические ситуации, авторская ирония при изображении персонажей. Своеобразная черта развития сюжетов — театрализованность действия, его как бы сценический характер. Нередко Ли Юй прибегал к изменению композиции, создавая многочастные повествования, к замене условного рассказчика авторским «я». Однако художественные поиски Ли Юя и других авторов не получили серьез­ного развития, и проза малых форм на байхуа вплоть до ХХ в. оставалась примерно такой же, какой она была в XVI—XVII вв., т.е. в эпоху своего расцвета. Лишь на рубеже XIX—ХХ вв. создаются произведения, в кото­рых видна попытка авторов изменить тематику (на­пример, появились политически ангажированные со­чинения, такие как повесть «Лююэ сюэ» — «Снег в июне» о поэтессе-революционерке Цю Цзинь, 1875— 1907), а также обновить композицию и художественный слог.
 
Китайская повесть (рассказ) на байхуа в своем истори­ческом развитии тесно связана с произведениями круп­ных форм, получивших название чжанхуй сяошо — «мно­гоглавного романа». Они формировались в рамках од­ного метода, свойственного художественному видению ав­торов средневековья. В повестях и романах использова­лись одинаковые средства художественной образности, единый стиль. Их отличал лишь объем повествователь­ного материала, поэтому в средневековом романе изобра­жение исторических событий и человека более подробно и многогранно. Повесть, как и роман, тесно связана с фольклорной традицией, в частности с прозаическим сказом пинхуа, который был весьма популярен на протяжении веков вплоть до сего дня. К стилю пинхуа прибегали авторы как коротких рассказов (например, в повестях из коллекции Фэн Мэн-луна), так и крупных повествований, часто исторического содержания (например, пинхуа об истории Пяти ди­настий — рассказ о гибели династии Тан и возникновении пяти царствующих домов). Ранним пинхуа присуща волшебная, религиозная тематика (например, повествование о танском монахе Сюань-цзане и его путешествии за священными книгами в Индию). Сунские и юаньские пинхуа как одна из форм бытования прозы на байхуа и стали основой для чжанхуй сяошо — мно­гоглавного романа. Близкое ему по смыслу другое понятие — яньи (букв. «расширение смысла» в сравнении с историческими хрониками) использовалось прежде всего для обозначения исто­рических повествований. Понятие многоглавного романа отражает структурную особенность этого вида повествовательной прозы — ее многочастность (в отличие от хуабэнь и их имитаций, которые обычно состояли из одной части — одной главы, хотя были и исключения). Сред­невековый китайский роман, как правило, весьма крупное по объему произведение: число глав доходило до 100 и даже до 200. С точки зрения объема и охвата материала роман имел эпические черты. Поэтому нередко в связи с этим говорится об «историческом эпосе», «волшебной эпопее» и т.д.
 
Средневековый роман (как и повесть хуабэнь) также «кем-то рассказывался», т.е. в нем незримо присутствовал виртуальный рассказчик, который вел беседу с читателем-слушателем, что не могло не отразиться на форме изложения материала и на художественной речи. Отдельные главы романа — это как бы небольшие повести, обычно композиционно завершенные и рас­считанные на «одноразовое» устное изложение (слово чжанхуй буквально и значит «глава-раз»). В романе широко представлены характерные для устного сказа разного рода клише и худо­жественные приемы. Как и повести, роман насыщен стихотворными вставками, которые под­черкивали «особость» художественного стиля. Роман восходил к устным сказам, а впоследствии мастера-сказители создавали разные варианты уже литературного произведения. Средневековый роман на байхуа — явление сложное и многообразное. В жанровом отношении некоторые романы сопоставимы с западноевропейской прозой, однако прежде всего они связаны с национальными культурными и литературными традициями. В истории китайского романа можно условно выделить несколько жанровых разновидностей, в рамках которых развивались близкие по тематике и художественной структуре произведения. Прежде всего это исторический роман (или историческая эпопея), необычайно популярный в жизни китайского средневековья. Его образцом служит эпопея «Саньго яньи» («Троецарствие») Ло Гуань-чжуна (1330—1400). Содержание этого романа-эпопеи восходит к драматиче­скому периоду китайской истории III в., когда рухнула империя Хань и на ее обломках образовались три царства (или династии): Шу (Хань), У и Вэй. Сложные взаимоотношения между ними и их лидерами-полководцами (политические интриги, эфемерные союзы, враждебные акции и войны) стали содержанием не только историче­ских хроник, но и многочисленных художественных про­изведений. Исторические образы героев той эпохи за­печатлелись в народной памяти. Историограф Чэнь Шоу в конце III в. отразил мятежную эпоху междоусобиц в ди- настийной хронике «Саньго чжи» («История трех царств»), которая стала основой для многих беллетристических сочинений. Еще в эпоху Сун появился одноименный сказ-пинхуа, многие исторические эпизоды были запечатлены в пьесах (их было более 30). Исторические сочинения и различные художественные интерпретации были в XIV в. использованы Ло Гуань-чжуном, разносторонним литератором — поэтом и драматургом. Ярче всего его талант проявился в художественной прозе — исторической эпопее, полное название которой звучит как «Саньго чжи тунсу яньи» («Общедоступное историческое повествование о трех царствах»). Наи­более раннее ее издание относится к XV в. В XVII в. литераторы Мао Лунь с сыном Мао Цзун-ганом (род. 1632) отредактировали старый текст, и новый вариант из 120 глав стал наиболее распространенным в Китае. В романе изображается сравнительно короткий отрезок исто­рии (несколько десятилетий), однако он вместил в себя события, полные напряженности и драматизма. Падение Ханьского дома, амбициозные претензии на престол сановника Дун Чжо, выступление против него верных Хань людей (Лю Бэй, Чжугэ Лян), последующая междоусобица, борьба упомянутых героев против Цао Цао, фактического основателя династии Вэй, — все это составило содержание произведения Ло. Роман пронизан идеей верности законному правлению Хань, поэтому защитники ее являются носителями исторической правды и обладают чертами идеальных героев (Лю Бэй, 161—223, похож на «мудрого правителя»; Чжугэ Лян, 181—234, олицетворяет образ полководца — провидца и прозорливого мага). Напротив, их конкуренты, в первую очередь Цао Цао (155—220), олицетворяют вселенское зло (Цао нередко называют «героем-злодеем», хотя эта характеристика не вполне соответствует исторической правде). Положительные герои — носители всевозможных добродетелей: личной отваги, справедливости, верности долгу, возвышенности жизненных устремлений. Поэтому особый смысл приобретают эпизоды типа «Клятвы в персиковом саду», где герои дают клятву служения высоким идеалам и целям. Их достоинства ярче всего проявляются в батальных сценах и в своеобразной дипломатии, где они демонстрируют и личную доблесть (например, Гуань Юй, трансформировавшийся впоследствии в бога войны), и хитроумие (Чжугэ Лян — искусный стратег и тонкий дипломат). Положительные качества героев часто гиперболизированы, о чем впоследствии хорошо сказал писатель ХХ в. Лу Синь: «Автор хотел подчеркнуть героизм Лю Бэя, но впал в неправдоподобие. Желая показать многогранный ум Чжугэ Ляна, он приблизился к волшебству». Действительно, поступки героев часто носят сверхъестественный характер, что было свойственно всей средневековой прозе (Чжан Фэй «криком своим обратил в бегство сотню тысяч солдат Цао»; Цао Цао «даже во сне убивает людей» и т.д.). Роман «Троецарствие» не историческое сочинение: цинский ученый Чжан Сюэ-чэн (XVIII в.) писал, что в нем «семь частей составляет правда, а три части — вымысел». Но именно художест­венный вымысел дал ему жизнь как литературному произведению.
 
Роман «Троецарствие» оказал громадное влияние на весь жанр исторического повествования. После него появи­лось множество произведений прозы, в которых истори­ческая реальность и чистый вымысел переплетались самым удивительным образом. Среди них были беллетризованные династийные истории или исторические романы об отдельных династиях. Наряду с ними появи­лись романы, в которых фигурировали отдельные ис­торические личности, например большой роман Цянь Цая (XVII в.) о сунском полководце-патриоте «Юэ Фэй чжуань» («Сказание о Юэ Фэе»). Форма исторических повествований широко использовалась литераторами вплоть до ХХ в.
 
Наряду с повествованиями типа яньи большое развитие получили произведения, сюжет которых был не столь жестко обусловлен историей, где художественная фан­тазия автора часто играла главную роль. Таков роман [Ши Най-ань[|Ши Най-аня]] (ок. 1300—1370) «Шуй ху чжуань» («Речные заводи»). Его сюжет связан с историческими событиями, относящимися к концу ди­настии Северная Сун (т.е. XI—XII вв.) и запечатленными в династийных историях и устных рассказах. Так, во времена Юань был известен хуабэнь «Да Сун Сюань-хэ и ши» («Забытые деяния годов Возглашения гармо­нии великой [династии] Сун»), в котором изображались некоторые эпи­зоды той смутной поры: война с чжурчжэнями, пленение двух последних государей Сун, обра­зование вольницы на горе Ляншаньбо, борьба против мятежника Фан Ла и др. Впоследствии исторические события конца династии Северная Сун нашли отражение в увлекательном повествовании об удальцах с горы Ляншаньбо. Роман не следовал строго истории, поскольку для автора была важна прежде всего чисто художественная сторона повествования — его зани­мательность. Такие произведения впоследствии нередко назывались инсюн чуаньци — «удиви­тельные повествования о героях». Роман Ши — это героико-авантюрная эпопея, в которой доли подлинной истории и вымысла меняются своими местами. Оригинальное издание романа имело 100 глав, но в годы Минской династии литератор и издатель Юй Сян-доу расширил роман до 120 глав, и это издание стало наиболее распространенным. В XVII в. видный литератор Цзинь Шэн-тань (1608—1661) изменил структуру романа, сократив его до 70 глав, и сделал к нему инте­ресные комментарии. Этот вариант имел широкое хождение в последующие века (он и переве­ден на русский язык).
 
В романе изображен сунский императорский двор и его окружение. Слабость, беспомощность власти подчеркивается кознями и интригами сановников-злодеев (Тун Гуань, Гао Цю, Цай Цзин — все они исторические личности), которые ведут предательскую политику.  Неспра­ведливость и зло, которое они олицетворяют и которое царит в жизни,  заставляет обиженных и оскорбленных «уйти на реки и озера», т.е. встать на путь мятежа. Но их бунт благороден, так как они стараются защитить справедливость, постоять за честь и достоинство людей. Цель борьбы удальцов из речных заводей заключается в том, чтобы покарать злодеев-чиновников, которые окружают императора. Подвиги и приключения мятежных удальцов во главе с Сун Цзяном (в романе говорится о 108 героях, среди которых Барсоголовый Линь Чун, Черный Вихрь Ли Куй, монах Лу Чжи-шэнь) составляют содержание этой важной части романа. В про­изведении присутствует еще одна сюжетная линия — это борьба двора против мятежника Фан Ла, в которой участвуют и законопослушные удальцы из «зеленых лесов». В конце романа реализуется идея чжао ань («призыв к спокойствию»), в соответствии с которой оставшиеся в живых герои вступают в примирение с троном.
 
Герои «Речных заводей» не похожи на возвышенных и благородных персонажей «Троецарствия» — полковод­цев и политиков. Их отличает некоторая приземленность, которая выражается в их сравнительно низком социальном статусе (Сун Цзян не слишком видный чиновник, Линь Чун имеет небольшой военный чин, Ли Куй — простой грубоватый крестьянин) и проявляется в их поведении. Но в романе они показаны как настоя­щие герои: они отважны, готовы прийти на помощь лю­дям, попавшим в беду, им присуще чувство независи­мости и внутренней свободы; их бунт против властей бла­городен, так как направлен против царящего в мире зла и несправедливости. Средневековый читатель видел в ге­роях романа качества благородных рыцарей-удальцов — людей свободной души и вольного порыва. Не случайно поэтому в последующие века образы героев Ляншаньбо (их подвиги, даже имена и клички) охотно использова­лись участниками народных движений и членами тайных обществ, а идея вольницы стала символом борьбы со злом.
 
Роман Ши Най-аня оказал большое влияние на развитие героико-приключенческих романов, так называемых «продолжений», в которых действовали те же герои или развивались отдельные эпизоды романа. Среди наиболее значительных «продолжений» особый интерес пред­ставляет роман XVII в. Чэнь Чэня (1613—1670?) «Шуй ху хоу чжуань» («Последующее повествование о „Речных заводях“»), в котором сочета­ются черты романа-путешествия и элементы социальной утопии. Некоторые герои «Речных заводей» (Ли Цзюнь и др.), спасаясь от преследования местных властей, покидают Китай и на­ходят пристанище на острове в Южных морях, где герои создают своеобразную общину, которая управляется по законам справедливости.
 
Большое воздействие романа Ши Най-аня испытал своеобразный жанр «судебного романа» (гунъань сяошо), весьма распространенный в позднее средневековье и даже в Новое время. В рамках судебной коллизии, главным героем которой был благородный и неподкупный судья (сунский судья Бао-гун или минский Хай Жуй и др.), действуют рыцари-удальцы, наподобие героев «Речных заводей». В XVIII—XIX вв. весьма популярными были «Пэн гунъань» («Су­дебные дела Пэна»), «Ши гунъань» («Судебные дела Ши») и многие другие аналогичные про­изведения. Некоторые эпизоды «Речных заводей» были впоследствии развиты в литературные и фольклорные сюжеты. Так, сравнительно небольшой эпизод романа (гл. 23—26), в котором фигурирует герой У Сун, коварный злодей Симэнь Цин и его любовница Пань Цзинь-лянь, впоследствии расширился до крупного романа анонимного автора. Фигура удальца У Суна приобрела черты героя-протагониста в романно-сказовых формах (современный сказ Ван Шао-тана (1889—1968) об У Суне, восходящий к более ранним произведениям этой формы). В ис­тории китайской драматургии существует большое количество пьес, сюжеты которых восходят к «Речным заводям», как и к «Троецарствию».
 
Средневековую прозу на байхуа трудно представить без чудесного, волшебного. Даже в далеких от волшебного жанра произведениях бытописательной прозы почти всегда можно видеть черты удивительного и фантастического, так как чудесное составляло органическую часть художест­венного метода китайских литераторов той поры. Не случайно «волшебная» проза (повесть, роман) всегда занимала важное место в литературном процессе средневековья. Особенности этого вида литературы особенно ярко проявили себя в эпопее У Чэн-эня (1500—1582) «Си ю цзи» («Путешествие на Запад»). Интерес автора к чудесному проявился еще в детстве. В зрелом возрасте он составил книгу волшебных рассказов и притч «Юй дин чжи» («Треножник Юя»). Однако главным его произведением стал роман «Путешествие на Запад», ко­торый имеет историческую основу. В VII в., в годы прав­ления танского государя Тай-цзуна (правил 627—649), монах Сюань-цзан отправился в Индию за священными сутрами. Его путешествие продолжалось 17 лет, а по воз­вращении он рассказал о том, что видел во время своих долгих странствий. Этот рассказ лег в основу «Да Тан Си юй цзи» («Записки о Западных краях во времена Великой [династии] Тан»), а его ученики составили подробное жизнеописание учителя, в котором подлинные факты причудливо переплетались с легендами и небылицами. Появились и разного рода устные сказания, например сунский сказ о приключениях монаха Трипитаки (про­звание Сюань-цзана по наименованию буддийского ка­нона). В нем наряду с многочисленными чудесами и картинами диковинных стран изображаются персонажи вроде обезьяны Сунь Укуна, оборотня Белого Тигра и т.п. Один из ранних текстов сказа сохранился в громадной энциклопедии XV в. «Юн-лэ да дянь» («Великое собрание [образцовых сочинений, составленное в годы правления] Юн-лэ»). Отдельные эпизоды странствий монаха нашли отражение в юаньской и минской драме (пьесы У Чан-лина и других авторов). Таким образом, к XVI в. существовал богатейший устный и письменный материал, который был использован автором. За исключением первых семи-восьми глав, где говорится о вольном царстве обезьян во главе с их вожаком Сунем, последующие главы, вплоть до конца, повествуют о чудесном путешествии монаха и его учеников-паломников (кроме обезьяны Суня здесь кабан Чжу Ба-цзе, монах Ша и Белая Лошадь — символ буддийской веры). Роман У — травелогия (повествование о путешествии), в которой большинство эпизодов носит фантастический ха­рактер. Черты необычности присущи главным героям (обезьяна, кабан), еще более фантастичны их конкуренты — представители инфернального мира (оборотни, духи: Белая Кость, Принцесса Железный Веер и т.д.). Необычны края и страны, куда попадают герои (многие названия взяты из китайской мифологии, отраженной в «Шань хай цзине»). Путники попадают в сферы, где обитают божества и духи: Нефритовый Государь, будда Жулай. Одни помогают героям (богиня Гуань-инь), другие порой чинят им всякие неприятности. Огромное место занимает мир злых духов (ню-гуй шэ-шэнь — «демоны-буйволы и духи-змеи»), которые олицетворяют препоны и трудности, стоящие на пути паломников. Главный герой — монах — последователь буддийской веры, поэтому буддийская идея господствует в романе. Она отражается даже в именах: монаха зовут Трипитакой, а обезьяну Суня — Укун (Постигший Пустоту). Путь подвижников тернист, но его направляет будда грядущего Жулай. Наряду с миром буддийских образов в романе широ­ко представлены образы даосского пантеона, народных верований. Волшебство часто приоб­ретает аллегорический характер, ибо отражает идею борьбы добра и зла. Многим фантастиче­ским образам присущ иносказательный смысл, за поступками чудесных героев нередко угады­ваются земные страсти и человеческие чувства.
 
Трипитака олицетворяет собой образ истого последователя буддийской веры, готового пре­одолеть любые преграды («81 преграда» — символ трудностей на его пути), чтобы добиться выс­шей цели. Однако в романе монах далеко не всегда являет собой образец подлинного героизма. Его поступки и поведение автор нередко изображает в ироническом ключе. Он проявляет ро­бость и нерешительность, часто находится во власти сомнений. Его прямодушие порой грани­чит с тупостью, а спокойствие — с равнодушием. Совсем иным по характеру выступает ученик монаха — обезьяна Сунь, воплощающий в себе черты активного и динамичного героя. Он постоянно находится в движении, в порыве (в романе го­ворится, что он «родился, взломав землю»). Выросший на воле (в своеобразном обезьяньем Эдеме), он не ведает ограничений и препон, «не склоняется перед фениксами и единорогами, свободен от пут человеческих владык». Сунь — большой выдумщик, проказник и баламут. Он ничего не боится (озорничает у Владыки Драконов, устраивает переполох в Небесном Дворце и даже подшу­чивает над Владыкой Ада). Он готов взбудоражить весь мир, и его может унять лишь будда Жулай. Согласно буддийской концепции, образ обезьяны олицетворяет чело­веческие страсти, которые следует унять. В конце романа Сунь «прозревает» и утихомиривается, что знаменует пре­одоление страстей. Однако в народной памяти Сунь остается отнюдь не смиренным паломником, а именно буяном и озорником. Еще один герой — Чжу Ба-цзе — образ фарсовый. Изначально он был духом, но прови­нился перед богами, так как, будучи во хмелю, не слишком пристойно вел себя с богиней Луны. За свое прегрешение он приобрел обличье кабана, а вместе с ним ворох не самых привлекательных качеств: чревоугодие, сластолюбие, лукавство, упрямство, леность. Впрочем, в романе они преподносятся не как пороки, а как обычные слабости, у читателя они вызывают добродушный смех. В его имени Ба-цзе (букв. «восемь запретов», т.е. восемь буддийских заповедей) проглядывает ирония автора в отношении этого персонажа, который нарушает все мыслимые запреты буддизма. Его образ имеет комическую окраску, напоминает тип театрального амплуа чоу [3] — шута, действия которого снижают пафос повествования, а его комизм остается на уровне грубого материального бытия. Образы Суня и Чжу Ба-цзе вносят некоторую дисгармонию в серьезный характер идеи (хож­дение за сутрами), однако, с другой стороны, забавные похождения героев привлекали к себе внимание читателя, так как были близки мироощущению простого человека.
 
Роман У Чэн-эня породил немало подражаний, среди которых выделяется небольшой роман Дун Юэ (XVII в.) «Си ю бу» («Дополнение к „Путешествию на Запад“»). В нем фигурируют те же герои (прежде всего Сунь Укун), однако само путешествие обретает некие метафизические черты. Герой попадает в чрево «Темной рыбы», которая олицетворяет суетный чувственный мир, затем он оказывается в своего рода «многозеркалье», что означает множество миров, в которых как бы пребывает человек. Он проникает в глубь человеческого времени и творит своеобразный суд над историческими персонажами и т.д. Центр повествования смещается от волшебного приключения в сторону осмысления бытия и истории.
 
После «Путешествия на Запад» появилось большое количество произведений аналогичной тематики. Так, в XVI в. широкую популярность получил роман Сюй Чжун-линя «Фэн шэнь бан», или «Фэн шэнь яньи» («Возведение в ранг духов»). Об авторе романа (на одном из старых ксилографов фигурирует его псевдоним: Блаженный Старец с Чжуншаньских гор) почти ничего не известно, хотя его роман представлял собой крупное и интересное произведение, пользовавшееся большой популярностью вплоть до ХХ в. Многие эпизоды романа использовались в театре. Его содержание основано на фольклорных и письменных источниках, существовавших едва ли не с эпохи Хань. Впоследствии появились сказы (например, пинхуа о государе У-ване, который вел войну против шанского владыки Чжоу- вана). В основе сюжета лежат исторические (мифологизированные) события — борьба двух враждующих династий Шан и Чжоу (и двух конкурирующих верований), а также многочисленные эпизоды из мифов и сказаний. Некоторые образы (например, мудрец Цзян Цзы-я) стали героями многочисленных повестей и рассказов.
 
К числу волшебных травелогий следует отнести боль­шой роман Ло Мао-дэна (конец XVI — начало XVII в.) «Сань бао тайцзянь сиян цзи тунсу яньи» («Общедо­ступное повествование о хождении в Западный океан сановника Трех Драгоценностей»). В романе отражены эпизоды реальных путешествий придворного евнуха — флотоводца Чжэн Хэ, посланного в Южные страны минским императором Юн-лэ (XV в.). От этих путе­шествий сохранились исторические записки и заметки участников. Чжэн Хэ доплыл до берегов Африки и Ара­вии и увидел на своем пути много стран, удививших путешественников. В романе Ло Мао-дэна реальное и волшебное переплелось самым причудливым образом, здесь в обилии представлены мифологические образы и герои народных легенд. Так средневековый автор вос­принимал заморские края.
 
С течением времени повествовательная проза все чаще обращалась к обычной человеческой жизни, в произве­дениях среди персонажей появлялось все больше пред­ставителей средних и низших слоев общества: торговцев, ремесленников, монахов, крестьян, городской голытьбы.
 
Сюжеты с этими героями, изображение их быта и нравов можно видеть уже в ранних хуабэнь, впоследствии включенных в сборники Фэн Мэн-луна и Лин Мэн-чу. Быто- и нравоописание затронуло и прозу крупных форм. В начале XVII в. появился большой роман «Цзинь пин мэй» («Цветы сливы в золотой вазе»). По-видимому, он был написан во второй половине XVI в., но его первое издание датируется 1617 г. Он дал мощный толчок всей нравоописательной литературе и оказал влияние на развитие реалистического повествования. Имя автора, скрывшегося под псевдонимом Ланьлинский Насмешник (Ланьлин Сяосяошэн), до сего времени не раскрыто, но предполагается, что он был из пров. Шаньдун, где в основном происходит действие, к тому же в романе очень заметно присутствие шаньдунского диалекта.
 
Первое издание романа имело в названии слова цы-хуа («повествование с цы»), так как про­заический текст в нем чередовался со стихами цы. Этот вариант считается наиболее ранним и полным. Последующие издания отличались текстуально, имели разные предисловия и ком­ментарии. В истории китайской литературы роман получил название шицин сяошо, т.е. «роман о нравах века». Действительно, роман Ланьлинского Насмешника был первым крупным произ­ведением, в котором подробнейшим образом изображались нравы китайского общества XVI в. (хотя действие отнесено к эпохе династии Сун). В отличие от других крупных романов «Цзинь пин мэй» не имел фольклорных истоков и в этом отношении вполне оригинален, хотя его сю­жет (вернее, одна из сюжетных линий) восходит к эпизоду из романа «Речные заводи». Персо­нажи этого эпизода (Симэнь Цин и Пань Цзинь-лянь) становятся центральными в романе. Наличие главного героя и нескольких связанных с ним персонажей создает сюжетный стержень повествования. Композиционная целостность — одно из достоинств романа. Он начинается с острого сюжетного хода — У Сун, мстя за отравленного женой брата, убивает не Симэнь Цина, которого считает главным злодеем, а другого человека. Эта интрига овладевает вниманием чита­теля, но затем повествование сосредоточивается на изображении жизни и быта богача Симэня, его многочисленных жен и наложниц. Симэнь (зажиточный аптекарь) имеет огромный вес в местном обществе, который он приобретает за счет подкупа властей, взяток и всевозможных махинаций. Вокруг него образуется круг друзей-прихлебателей, они усиливают его влияние в городе и уезде. Покровительство придворных вельмож дает ему возможность даже приобрести пост чиновника, что делает его почти неуязвимым. Изображение деятельности ловкача и мошен­ника Симэня исполнено обличительного пафоса и авторской иронии. Это подчеркивает общую критическую направленность произведения. Другая часть жизни героя происходит в семье; она занимает важное место в повествовании, его отношения с женами и на­ложницами составляют содержание многих эпизодов.
 
Среди женщин Симэня — его главная жена У Юэ-нян, а также Ли Пин-эр, Пань Цзинь-лянь и другие, стоящие на разных ступенях семейной иерархии (имена некото­рых жен составляют анаграмму названия самого романа).
 
Семейные отношения героя сложны, о чем свидетель­ствуют постоянные ссоры, склоки, подсиживания и от­крытая друг к другу неприязнь, которая нередко пере­растает в потасовки, а порой заканчивается смертями.
 
Автор отнюдь не беспристрастен, изображая повседнев­ный быт семьи, наоборот, он подчеркивает удушливую и мрачную атмосферу, которая в ней царит, что пред­определяет печальную судьбу большинства героев. Симэнь умирает молодым от истощения сил, Пань погиба­ет от руки мстителя У Суна, Ли Пин-эр умирает от раз­врата и т.д. Так реализуется в романе буддийская идея воздаяния и расплаты за поступки, совершенные в жиз­ни. Из пороков, которыми автор наделил своих героев, особое место занимает распутство, которое толкает людей на преступления. Не случайно поэтому большое место занимают любовные сцены, часто подчеркнуто натуралистичные, что впоследст вии послужило причиной запрета романа. Впрочем, современники-литераторы видели в подобных сценах знак предупреждения. Анонимный автор одного из ранних предисловий писал: писатель не столько давал напутствия, сколько предостерегал.
 
Несмотря на запреты, роман «Цзинь, Пин, Мэй» хорошо знали в Китае и за его пределами (на­пример, в Японии). Под его влиянием появилось немало произведений, близких по духу и стилю: роман Ли Юя «Жоу пу туань» («Подстилка из плоти»), роман Си Чжоу-шэна (псевдо­ним неизвестного автора) «Син ши инь юань» («Брачные узы, мир пробуждающие»). Сущест­вовали и своего рода «продолжения» романа: «Сюй Цзинь пин мэй» («Продолженный [роман] „Цзинь пин мэй“»), «Гэ лянь хуа ин» («Тень цветка за занавеской») и др. В них действовали те же герои или их реинкарнации, что должно было подчеркнуть идею воздаяния.
 
Изображение нравов общества, еще более широкое и подробное, содержится в романах XVIII в.: «Жулинь вайши» («Неофициальная история конфуцианцев») и «Хун лоу мэн» («Сон в красном тереме»). Автор первого, У Цзин-цзы (1701—1754), назвал свое произведение «Неофициальной историей», как бы намекая на достоверность (но неофициальность) изображенных событий. Понятие жулинь в названии (букв. «конфуцианский лес», т.е. конфуцианцы) говорит об основном объекте изображения — носителях конфуцианской морали и учености — конфу­цианцах, т.е. представителях ученого сословия и чиновничества. Подобные персонажи были в литературе и раньше, но такого тщательного и подробного описания их поведения, морали и нравов до романа У Цзин-цзы не существовало. Впервые в литературе была дана социальная и нравственная оценка влиятельнейшему слою китайского общества. Эта оценка — в основном критическая, так как писатель изобразил своих героев как носителей псевдоморали, поступки и помыслы этих квазиконфуцианцев лживы и лицемерны. В их жизни на первый план выступают довольно низменные интересы, которые концентрируются в формуле «заслуги, известность, выгода и карьера». По мысли автора, подобные жизненные устремления разру­шают традиционные нравственные ценности и подрывают моральные устои общества. Автор представляет богатую галерею своих псевдогероев (антигероев). Среди них спесивый и неве­жественный вельможа Ван из главы-пролога, ограниченный книжник Чжоу Цзинь, поме­шанный на экзаменах Фань Цзинь, мошенник Куан Чао-жэнь и десятки других персонажей.
 
Кроме них в романе фигурируют и другие псевдокон­фуцианцы — так называемые знаменитости (минши), входившие в круг просвещенной элиты. Многие образы этих антигероев даны в ироническом, сатирическом ключе, что в значительной степени определяет главную особенность художественного повествования — его сатирическую заостренность.
 
В романе существует мир идеалов писателя, которые противопоставлены лжеидеалам псевдоконфуцианцев. В связи с этим особый смысл заключен в главе-прологе (в ней «излагается основной смысл книги»), где говорит­ся о Ван Мяне — поэте и художнике (он действительно жил на рубеже эпох Юань и Мин), идеалы которого про­тивоположны жизненным ценностям чиновников и уче­ной знати. Простой крестьянин, он добился обществен­ного признания благодаря своим талантам и труду. Ему чужды понятия «слава» и «выгода», поэтому ему претит карьера чиновника, которая перед ним открывается. Симптоматично, что в конце главы он отвергает все лестные предложения. В романе есть другие персонажи, близкие по духу Ван Мяню (часть из них, по мнению исследователей, автобиографичны), например молодой интеллигент Ду Шао-цин (выразитель идей автора), доктор Юй, благородный Чжуан Шао-гуан. Апофеозом их общественной деятельности (и высшим проявлением их жизненных идеалов) является церемония в храме древнего мудреца Тай-бо, поступки которого олицетворяют истинную и высокую нравственность. Автор завершил роман изобра­жением «четырех удивительных людей». По своему социальному статусу они простолюдины — буи («одетые в холщовое платье»), однако это высоконравственные и образованные люди, носители определенных талантов (музыкант, художник и т.п.). Изображая положительных героев в заключительной главе, писатель как бы подчеркивал их особое место в общественной жизни.
 
Роман У Цзин-цзы не имеет центрального героя. С точки зрения композиции он представляет собой цепь многочисленных эпизодов, связанных между собой общей идеей. Множественность изображенных картин создает широкую панораму жизни китайского общества. Его крити­ческий настрой и сатирический характер образов оказали большое влияние на развитие так называемой «обличительной прозы» на рубеже XIX—XX вв.
 
Выдающимся образцом прозы нравов XVIII в. является роман Цао Сюэ-циня (ок. 1715 — 1763) «Сон в красном тереме». Его автор, происходивший из знатной, но разорившейся семьи, прожил тяжелую жизнь интеллигента-бедняка. Большую ее часть он провел в Пекине и его окрестностях, где служил в военных гарнизонах, занимался рисованием и продажей картин. Главное свое произведение «Сон в красном тереме» он начал писать в 50-е годы и писал вплоть до смерти, но не закончил, оставив всего 80 глав. Первые рукописи относятся к середине XVIII в. (1754, 1757). Одна из них имеет интереснейший комментарий Чжиянь-чжая (псевдоним человека, хорошо знавшего автора). В 1792 г. поклонник писателя и почитатель его романа Гао Э (он называл себя «неофициальным историком красного терема») вместе с издателем Чэн Вэй-юанем выпустил вариант романа из 120 глав, композиционно завершив произведение. Однако с тех пор адекватность этого варианта авторскому замыслу стоит под вопросом.
 
Роман имел разные заглавия, каждое из которых раскрывало важную содержательную сторону произведения. Первоначально он назывался «Шитоу цзи» («Записки о Камне»), что отражало мифологическую и метафизическую сторону сюжета (происхождение Камня-яшмы и его связь с человеческими судьбами); название «Судьбы Золота и Яшмы» намекало на связь между чело­веческими жизнями; «Повествование о двенадцати шпильках Цзиньлина» говорило о судьбе 12 женщин-героинь. Самым распространенным является название «Сон в красном тереме», которое также мета­форично. «Красный терем» подразумевает знатный ари­стократический дом или род, жизнь обитателей которого проходит словно во сне, ибо она ложная, иллюзорная. В жанровом отношении роман сложен, так как заклю­чает в себе разные художественные пласты. Недаром его называли автобиографическим, семейным, любовным и даже политическим романом. Все эти и другие черты действительно присутствуют в произведении, однако в большей степени ему присущи черты романа о нравах, так как автор изобразил в нем широкую и многоцветную картину общественной и частной жизни людей на при­мере одной большой семьи, вернее целого клана.
 
В центре повествования — аристократическая семья Цзя, предки которой имели высокие титулы гунов [2] (в рома­не говорится о двух ветвях клана: домах Жунго и Нинго) и были связаны с императорским двором, что определяло их высокое положение в обществе. Однако постепенно род Цзя угасает, приходит в упадок, и это разрушение ро­да (писатель в известной степени отразил историю своей семьи) является важнейшей идейной составляющей сюжета. Множество персонажей романа (их около 600) — это огромный род Цзя, связанный с другими знатными фамилиями (Ван, Ши, Сюэ).
 
Среди них глава рода, престарелая матушка Цзя, ее сыновья, продол­жатели рода: начетчик и педант Цзя Чжэн, его брат-распутник Цзя Шэ, представители молодого поколения, поступки которых никак не спо­собствуют укреплению рода. Широк круг женских персонажей: госпожа Ван — мать героя Цзя Бао-юя, за внешней добротой которой скрывается жестокость, ловкая и властолюбивая Ван Си-фэн (она же Сестричка Фэн-цзе), несчастная сирота Линь Дай-юй — жертва семейных традиций и ее антипод — благовоспитанная и разумная Сюэ Бао-чай. Многочисленные образы, порой бегло, но психологически точно очерченные, создают яркую картину жизни знатной семьи той эпохи.
 
Основная сюжетная линия развивается в связи с образом главного героя — юноши Цзя Бао-юя, которому автор уготовал необычную судьбу (связь с волшебным камнем богини Си-ванму, воплощением которого он как бы является). Любимец женской половины дома, он нередко выступает как бунтарь и строптивец (иногда его зовут Строптивым Камнем). В глазах отца он недостойный продолжатель славного рода, так как его поступки и образ мыслей зачастую не соответствуют традиционным устоям семьи. Так, Бао-юй не желает связывать себя с ученой и чиновной карьерой, проявляет глубокие чувства к сироте Дай-юй, хотя семья приготовила ему другую невесту. Старшие недовольны его отношениями с простолюдинами, с актерами. В по­следних главах, написанных Гао Э, герой разрывает с семьей и уходит куда-то вместе с монахами (такой финал, в общем, соответствует образу Бао-юя — юноши импульсивного, ранимого и мя­тущегося). Судьба героя связана с двумя важными персонажами — Линь Дай-юй и Сюэ Бао-чай, каждая из которых выражает разные идеалы и проявляет разное понимание жизни. Взаимо­отношения с ними Бао-юя (любовь к первой и отвержение второй вопреки воле старших) и трагический финал этих отношений придают особый драматизм сюжету. Трагедия любви остро воспринималась китайскими читателями на протяжении многих десятилетий.
 
В романе много героев и много сюжетных линий, что создает многомерность и многоплано­вость повествования. Особой чертой его является поистине энциклопедическая напол­ненность. Подробнейшие картины быта семьи Цзя (семейные обычаи, застолья, описания одежды, утвари, развлечений и т.п.) перемежаются многочисленными картинами и сценами из общественной жизни (праздники, моленья, храмовые торжества, гадания). Роман продолжает традицию подробного бытоописания, начатую в романе «Цзинь, Пин, Мэй», однако в произведении Цао Сюэ-циня картина нравов (в мелочах и деталях) показана еще богаче. Важное достоинство романа — его язык байхуа, до сего времени являющийся образцом литера­турной речи.
 
Общественное мнение о романе было далеко не одно­значным. Ортодоксия оценивала его как образец «раз­рушения нравов и проявление низменного духа». Фри­вольность отдельных сцен (впрочем, лишенных грубо­сти и скабрезности) послужила причиной его запретов.
 
Однако художественные достоинства романа снискали ему громадную популярность. В XIX в. появилось более 20 «продолжений», не достигавших, однако, художест­венного уровня оригинала, а также многочисленные под­ражания: «Сон в синем тереме», «Драгоценное зерцало оценки цветов», «Повествование о героях, сынах и доче­рях» и др. Споры и дискуссии вокруг романа в XIX—XX вв. способствовали появлению целого научного на­правления — хун-сюэ («наука [о „Сне в] красном [тереме]“», или «хунлоумэноведение»), которое в настоящее время превратилось в целую отрасль литературоведения (как шекспироведение в Англии или пушкиноведение в России). Споры вокруг романа не затихают по сей день.
 
В XIX в. проза на байхуа развивалась весьма интенсивно: количество произведений разных жанров (в основном романов) было очень велико, однако в художественном методе и стиле произведений не происходит значительных перемен. Проза на байхуа даже в начале ХХ в. развивается в русле художественных традиций прошлых эпох. По-прежнему господствуют (правда, несколько трансформированные) средневековые жанры: любовная проза (сентиментальные повествования о «талантливых юношах и красавицах»), историко-героические и псевдоисто­рические произведения. Все так же очень популярны волшебные сказания и повествования об удальцах-рыцарях и романы о справедливых судьях. Правда, кроме знаменитого судьи Бао по­являются новые персонажи: цинские сановники Ши, Пэн, знаменитый Линь Цзэ-сюй, боров­шийся против ввоза в страну опиума. В этих произведениях по-своему отражаются факты со­циальной действительности (роман «Линь гунъань» — «Судебные дела Линя»). Многие произ­ведения написаны с подчеркнуто легитимистских, монархических позиций, которые отражали идеологическую политику маньчжурских властей. Юй Вань-чунь в романе «Дан коу чжи» («Записки о бесчинствах бандитов») постарался изобразить героев «Речных заводей» как отъяв­ленных разбойников, поэтому героика здесь представлена в совершенно ином ключе. Вэнь Кан в приключенческом произведении (с элементами любовного романа) «Эр нюй инсюн чжуань» («Повествование о героях, сынах и дочерях»), исходя из своего отношения к идеям романа «Сон в красном тереме», подчеркивал ортодоксальные нравственные ценности, пытаясь при этом в рамках чистой беллетристики поставить серьезные вопросы нравственности и морали.
 
К числу значительных произведений того времени следует отнести роман Ли Жу-чжэня (1763?—1830?) «Цзин хуа юань» («Цветы в зеркале»), в котором превозносятся буддийско-даосские идеи поисков земного (и внеземного) блаженного прибежища. В этом романе-путе­шествии, несущем в себе черты социальной утопии, герои (ученый Тан Ао, его товарищи Линь Чжи-ян, До Цзю-гун), покинув отчизну, устремляются в незнакомые дальние края в поисках лучшей доли и обретения Истины (постижение идеи бессмертия). Во время скитаний они попадают в чудесные страны (страна Двуликих, страна Безутробных, страна Крылатых), в ко­торых часто их ждут разочарования, ибо здесь, как и в реальной жизни Поднебесной, царят те же пороки: продажность и алчность (страна Безутробных), спесь и лицемерие (страна Кры­латых) и т.д. Нравы этих фантастических стран изобра­жены, как правило, в критическом, сатирическом ключе (своего рода свифтовская манера письма), глубокомыс­ленные аллегории говорят о высоконравственных по­зициях автора. Идеалы писателя отражены в образах положительных героев, живущих в утопических странах (страна Чернозубых, страна Женщин), где царит благо­родство, ценятся талант и ученость. Идеалы автора тесно связаны с образами «талантливых дев»: будучи земным воплощением небесных фей, они обладают многочис­ленными добродетелями. Вторая половина романа по­священа демонстрации их талантов и напоминает своего рода энциклопедию искусств и знаний.
 
Роман Ли Жу-чжэня, как и многие другие произведения этого времени, был написан на байхуа со значительными включениями вэньяня. Немало произведений этого вре­мени были написаны на чистом вэньяне, хотя по многим жанровым параметрам они близки прозе на байхуа.
 
Наряду с этим появляются произведения на чисто раз­говорном языке, причем с обильными включениями просторечий, диалектизмов (упомянутый роман Вэнь Кана или приключенческий роман Ши Юй-куня «Сань ся у и» — «Трое храбрых [и] пятеро справедливых»). На некоторых из них лежит печать устного сказа (Ши Юй-кунь был известным рассказчиком). В XIX в. появляются крупные произведения, написанные на диалектах, в том числе большой роман Хань Бан-цина «Хайшан хуа лечжуань» («Цветы на море»), написанный на сучжоуском диалекте. Роман повествует о жизни шанхайской богемы.
 
На рубеже XIX—ХХ вв. произошли значительные изменения в прозе на байхуа, что было обусловлено новыми процессами в социальной и культурной жизни китайского общества. Резко возрос удельный вес повествовательной прозы в литературном процессе. Крупные общест­венные и культурные деятели того времени (Лян Ци-чао, Ся Цзэн-ю) чаще писали о большой социальной и культурной значимости прозы, которая все больше ориентируется на реальную жизнь, острее ставит вопросы социального бытия. Росту значения прозы способствовало бурное развитие прессы и публицистики (романы и повести широко публиковались в газетных прило­жениях и литературных журналах). Проявлялось также влияние западноевропейской общест­венной мысли и литературы (в тот период появляются переводы произведений Диккенса, Вальтера Скотта и др.), японского политического романа. Широкий размах приобрела «обли­чительная литература» (цяньцзэ сяошо), несущая в себе черты социальной критики и сатиры. Среди многочисленных авторов той поры выделяются несколько талантливых прозаиков, оставивших свой след в истории литературы.
 
Ли Бао-цзя (1867—1906), известный журналист и публицист, в нескольких «обличительных романах»: «Гуаньчан сяньсин цзи» («Наше чиновничество»), «Вэньмин сяоши» («Краткая исто­рия цивилизации»), «Хо диюй» («Живой ад») — подверг критике высшие и средние слои китайского чиновного сословия. Демократ и патриот (как и многие другие литераторы, стояв­ший на антиманьчжурских позициях), он показал яркую картину загнивания и разрушения маньчжурской власти в разных ее формах (чиновные приказы, судебные управы, экзаме­национные палаты). В некоторых произведениях (например, в «Краткой истории цивилиза­ции») он критически описал взаимоотношения китайцев и иностранцев.
 
Схожи по объекту и характеру изложения произведения другого литератора, У Во-яо (1866—1910), автора крупного обличительного романа «Эрши нянь мудучжи гуай сяньчжуан» («Удивительные события, увиденные за двадцать лет»). Панорама изображенной действитель­ности здесь шире, чем в романах Ли Бао-цзя (кроме чиновничества показаны представители буддийского клира, городские торговцы и предприни­матели, помещики), а критика носит более резкий харак­тер (писатель называл свою позицию «отвращением к миру» — янь ши). Она отчетливо проявилась в образах отрицательных героев: карьериста Гоу Цая, изворотли­вого хитреца Цзы-жэня и др. Обличительные черты вид­ны и в исторических произведениях У Во-яо: «Тун ши» («История страданий») — роман о патриоте Вэнь Тянь-сяне, «Цзюмин циюань» («Девять жизней») — повество­вание о судебном процессе по делу об убийствах. Злобо­дневной теме восстания ихэтуаней на рубеже XIX—XX вв. писатель посвятил роман «Хэнь хай» («Море ненависти») и «Синь шитоу цзи» («Новые записки о Камне»), где ге­рои «Сна в красном тереме» появляются в годы восста­ния ихэтуаней. Ли Бао-цзя и У Во-яо в своих произве­дениях продолжили те художественные принципы, кото­рые в свое время использовал У Цзин-цзы в «Неофициальной истории конфуцианцев». Однако их художест­венной манере присущи несколько иные черты: критика общественных нравов у них жестче и обнаженнее, сатира часто носит гипертрофированный характер и прибли­жается к злому сарказму. В повествовании на первый план выступает подчеркнутая «обличительность», которая диктовалась особенностями политической обстановки тех лет.
 
Картины нравов общества запечатлены в небольшом романе Лю Э (1857—1909) «Лао Цань ю цзи» («Путешествие Лао Цаня»). Герой романа лекарь Лао Цань, болея за судьбы страны, старается помочь людям и спасти их из житейского ада. Человек гуманный, но по природе несколько наивный, он, видя социальное зло (которое олицетворяют «тупые чиновники» вроде генерал-губернатора Чжана, коварного Ган Би и др.), в силу своей слабости не способен на активные действия. Тем не менее его сочувствие человеческим бедам и страданиям призвано вызывать уважение у читателя. Роман интересен не только многими реалистическими картинками из современного быта, но и отраженными в монологах героя размышлениями о жизни, о людях. Думы и рассуждения героя вносят в повествование черты психологизма, который пробивал себе дорогу в китайской литературе.
 
Своеобразную тему в литературе раскрыл писатель Цзэн Пу (1872—1935), создавший интересный роман «Не хай хуа» («Цветы в море зла»), в котором он не только изобразил сцены социальной жизни современного Китая (императорский двор, чиновные и дипломатические сферы), но впервые показал в литературе западное общество, увиденное глазами китайцев. Герой романа чиновник-дипломат Цзинь Вэнь-цин (его прообразом был реальный человек Хун Вэнь-цин) вместе с наложницей Фу Цай-юнь путешествует по странам Европы (в том числе они посещают и Россию). Его впечатления от увиденного, встречи с различными деятелями Китая и Европы составили содержание этой своеобразной книги путевых заметок. Роман Цзэна фактически принадлежит уже новой эпохе, так как автор, начав писать роман в начале ХХ века, закончил его лишь в конце 20-х годов, доведя количество глав до 35. Интересно, что в 40-х годах друг и земляк писателя Чжан Хун продолжил роман, увеличив его почти наполовину и раздвинув исторические рамки повествования. «Иностранная тема» в прозе становится довольно популярной. Она звучит в неоконченном произведении видного реформатора Лян Ци-чао «Синь чжунго вэйлай цзи» («Будущее нового Китая») и в романе анонимного автора «Ку шэхуй» («Злое общество»), где рассказывается о судьбе китайских кули в Америке.
 
На рубеже XIX—XX вв. в Китае появляется много переводов художественной литературы с европейских языков, однако их влияние на китайскую литературу было еще слабым. И все же знакомство с западноевропейской культурой проявляется у некоторых авторов довольно заметно. К числу их относится поэт-переводчик и про­заик Су Мань-шу (1884—1918), творчество которого при­ходится на первые два десятилетия ХХ в. Су Мань-шу — человек необычной судьбы. Он родился в Японии от смешанного брака, впоследствии жил в Японии и Китае, увлекался религией, философией (многие его стихи написаны под влиянием философии чань-буддизма), путешествовал по странам Юго-Восточной Азии, чтобы изучить санскрит и лучше постигнуть основы буддизма (к тому времени он принял монашеский сан). Овладев еще в Китае западноевропейскими языками и познакомившись с западной культурой, он стал известным пере­водчиком западных поэтов-романтиков (Байрона, Шел­ли). Его прозаическое творчество сравнительно невелико по объему (рассказы на вэньяне и небольшой роман «Дуаньхун линъянь цзи» — «Одинокий лебедь»), однако заключает в себе черты нового художественного видения. «Одинокий лебедь» — в значительной степени автобио­графическое произведение, это роман-исповедь. Авто­биографический элемент проявляется в образе героя Саньлана, который, как и автор, скитается, дабы понять смысл бытия и свое место в жизни (в романе эти скитания представлены как путешествие героя с целью найти мать и возлюбленную). Читатель присутствует при своеобразном диалоге героя с самим собой, а авторский текст лишь подчеркивает внутреннее состояние героя, его мысли и переживания. Такое обращение автора к «душе человека», а отсюда психологизация образа — вот те черты, которые найдут свое развитие в новой прозе ХХ в.
 
Источники:
Удивительные истории нашего времени и древности / Пер. с кит. и коммент. В. Вельгуса, И. Циперович. М., 1962, 1988; Проделки праздного дракона: Двадцать пять повестей XVI—XVII вв. / Пер. с кит. Д. Воскресенского. М., 1989; Трое храбрых, пятеро справедливых. М., 2000.
 
Литература:
Воскресенский Д.Н. Особенности культуры Китая в XVII в. и некоторые новые тенденции в литературе // XVII век в мировом литера­турном развитии. М., 1969; он же. Литературный мир средневекового Китая: китай­ская классическая проза на байхуа: собрание трудов. М., 2006; Желоховцев А.Н. Хуа­бэнь — городская повесть средневекового Китая. М., 1969; Рифтин Б.Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае. М., 1976; Семанов В.И. Эволюция китай­ского романа. М., 1970; Фишман О.Л. Китайский сатирический роман. М., 1966; А Ин. Вань Цин вэньсюэ цункао (Материалы по литературе Поздней Цин). Шанхай, 1960; ЕЛан. Чжунго сяошо мэйсюэ (Эстетика китайской прозы). Пекин, 1982; КунЛин-цзин. Чжунго сяошо шиляо (Материалы по истории китайской прозы). Шанхай, 1957; Ло Е. Цзуйвэн таньлу (Записи бесед захмелевшего старца). Шанхай, 1957; Лу Синь. Чжунго сяошо шилюэ (Краткая история китайской повествовательной прозы). Пекин, 1953; МэнЯо. Чжунго сяошо ши (История китайской прозы). Т. 1—4. Тайбэй, 1969; Сунь Кай- ди. Чжунго тунсу сяошо шуму (Каталог китайской простонародной прозы). Пекин, 1957; Тань Чжэн-би. Чжунго сяошо фада ши (История развития китайской прозы). Шанхай, 1935; Цзэнбу тунсу сяошо шуму (Дополненный каталог простонародной прозы) / Сост. Оцука Хидэтака. Токио, 1987; Чжунго гудай сяошо байкэ цюаньшу (Эн­циклопедический словарь китайской простонародной прозы). Пекин, 1993; Чжунго лидай сяошо луньчжу сюань (Сборник высказываний о китайской прозе разных эпох). Т. 1—2. Наньчан, 1985; Чжунго сяошо шигао (Очерки по истории китайской прозы). Пекин, 1960; Чжунго тунсу сяошо цзунму тияо (Библиографический справочник по китайской простонародной прозе). Пекин, 1990; Чжу Сянь-шэнь. Гудянь сяошо цзянь- шан (Эстетический анализ старой китайской повествовательной прозы). Пекин, 1992; Чэнь Пин-юань. Сяошо лилунь юй шицзянь (История повествовательной прозы: тео­рия и практика). Пекин, 1993; Bishop J.L. The Colloquial Short Story in China. Cambr., 1956; Chinese Narrative Critical and Theoretical Essays / Ed. by A.H. Plaks. Princ., 1978; Hanan P. The Chinese Short Story: Studies in Dating, Authorship and Composition. Cambr., 1973; idem. The Chinese Vernacular Story. Cambr. (Mass.), 1981; Hegel R.E. The Novel in Seventeenth-century China. N.Y., 1981; Idema W.Chinese Vernacular Fiction: The Forma­tive Period. Leiden, 1974; Levy A. Le conte en langue vulgaire du XVII^e siècle. Lille, 1974; Liu J.Y. The Chinese Knight — Errant. Chic., 1974; Mao N.K., Lin Tsun Yan. Li Yu. Bost., 1977; Plaks A.H. Archetype and Allegory in Dream of the Red Chamber. Princ., 1976; PritsekJ. Chinese History and Literature. Prague, 1976; Santangelo P. Sentimental Edu­cation in Chinese History: An Interdisciplinary Textual Research on Ming and Qing Sources. Leiden, 2003; Studies in Chinese Literary Genres / Ed. by Birch. Berk., 1974; Wang T.C. Wu Ching tzu. Boston, 1978; WidmerE. The Margins of Utopia. Cambr., 1987.
 
Ст. опубл.: Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л.Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. - М.: Вост. лит., 2006 – . Т. 3. Литература. Язык и письменность / ред. М.Л.Титаренко и др. – 2008. – 855 с. С. 93-109.