Китайский путь человечества

 
 
Аннотация
 
Древнейшие и одновременно наиболее развитые культуры современного мира образуют глобальную альтернативу, подобную психо-соматической, половой и всем прочим бинарным противоположностям человеческого тела, вида и социума. Взаимная полярность западной (евро-американской, индо-иранской, арабо-мусульманской) и восточной (китайской, или синистической) культур имеет глубочайшие антропологические, а не только социальные и историко-культурные корни, выражаясь в кардинальном различии языков, типов письменности, языковых картин мира, психотипов, социо-культурных норм, религиозно-философских систем и, возможно, даже отражая вариативные особенности сапиентации в двух разных и удаленных друг от друга частях земли.  Как Земной шар, мир двуполярен, и одним из его полюсов почти всю историю человечества был и в XXI веке будет Китай.  Его книга книг «Канон перемен» («И цзин») - предшественница двоичного кода всех компьютерных программ, а иероглифика – претендент на роль языка международного общения в Интернете. В сегодняшнем визуальном мире картинки побеждают слова и древняя культура иероглифических изображений обретает вторую молодость. Научное осмысление этого необходимо для адекватного соотнесения реального «столкновения цивилизаций» с идеальным «диалогом культур».
 
****************************
 
Человечество как биологический вид выжило и сформировалось с помощью бинарной  поляризации путей развития и соответствующих способностей. В ходе сапиентации оно регулярно сталкивалось с бифуркационными ситуациями. Так, неандертальцы представляли собой альтернативу синхронно существовавшим кроманьонцам, и, по-видимому, подобные разветвления генеалогического древа проточеловека случались и раньше.
  
Бинарна не только эволюция человека, но и его морфология. Он двоичен на всех соматических уровнях – от внутриклеточной двойной спирали ДНК, на которой записана вся генетическая информация, до парности основных органов и половой дифференциации. Двуполушарен и главный биологический фактор культуры - человеческий мозг.  
  
Вполне естественным представляется возникновение на таком основании бинарных социальных структур: от простого деления примитивных сообществ на две половины – мужскую и женскую, а  власти в них на царскую и жреческую до сложных парных сочетаний государства с правящей церковью или партией. Особая значимость бинарной оппозиции издревле нашла отражение в языке как двойственное число, а в мировоззрении как миф о двойничестве. Этот универсальный принцип не может быть не воплощен и в культуре в целом.
  
Ему всегда следовало китайское мировоззрение, самый известный в мире символ которого – полярные силы инь и ян (陰 陽 темное и светлое, женское и мужское, пассивное и активное), и ему соответствует глобальная противоположность цивилизаций - западной и восточной. В ее основе лежат фундаментальные антропологические, языковые, психофизиологические, культурные и прочие различия, связанные  с самим  происхождением человека и процессом его сапиентации.
  
Одним полюсом такой глобальной альтернативы является западная культура, которая включает в себя не только средиземноморскую по происхождению европейско-американскую, но и арабо-мусульманскую, и индо-иранскую культуры. Другая альтернатива – китайская, или синистическая в более широком смысле (ее можно было бы даже назвать «синоиероглифической»), она связана с культурным ареалом Китая и сопредельных стран. Западная культура исходно создавалась носителями индоевропейских языков, а восточная – синотибетских, для которых как правило характерны неизменяемость слов, минимальная грамматика, отсутствие частей речи и грамматических категорий рода и числа на самом деле такой из всех сино-тибетских только китайский. Может быть, как-то переформулировать?. Этой же оппозиции соответствуют два различных вида письменности: алфавитный и иероглифический.
  
С помощью письменности в «осевое время» середины I тыс. до н.э. человечеством был совершен качественный скачек от архаического религиозно-мифологического мировоззрения к философско-научному, определившему основные параметры современной цивилизации. Произошел он  практически одновременно в двух древних культурных очагах Евразии – индоевропейском и китайском. Таким образом две оконечности  евразийской ойкумены образовали основополагающую для всего человечества цивилизационную оппозицию, которая, в свою очередь, имеет глубокие био-социальные корни,  связанные с полученными на разных путях сапиентации различиями в строении и функциях мозга.
  
В европейско-африканском ареале шло непрерывное развитие человека два с лишним миллиона лет, и сопоставимое время альтернативный процесс проходил в районе бассейнов Хуанхэ и Янцзы. По-видимому, сапиентация человека проходила там и тут вместе с формированием языка и соответствующего психотипа, т.е. цивилизационные различия строились на этом базовом, психосоматическом расхождении. Следовательно, эволюционный путь протокитайцев принципиально отличается от магистрального - афро-европеоидного.
  
Первый уровень дифференциации – иное строение человека, другой его тип с другим взаимодействием асимметричных полушарий мозга, и это непосредственно связано с использованием алфавитного (фонетического) или иероглифического (логографического) письма, что показано полувековыми эмпирическими исследованиями. У носителей синоиероглифических языков восприятие иероглифа мозгом происходит иначе, чем восприятие букв, и нарушение деятельности левого полушария приводит к невозможности использовать алфавитное письмо, сохраняя возможность воспроизводить иероглифику. Как исторически более древнее и базовое, синтетическое и холистическое правое полушарие отличается большей стабильностью, и в этом смысле оппозиция правого-левого полушарий имеет не только синхронистическую, но и диахронистическую альтернативу (наподобие оппозиции мужчин и женщин: первая – хранительница базовых человеческих качеств, второй же – «экспериментальное» существо, которое приобретает и проверяет на себе новые и потому потенциально опасные качества).
  
Правое полушарие работает с иероглификой, но с нею работает и левое полушарие. Поэтому у носителей иероглифической культуры, способных реализовать и тот и другой принцип, больше разных возможностей. Тут действует и биомеханика написания текстов: обычно иероглифика связана с леворукостью и писанием справа налево, а не слева направо. Для китайцев же характерны обе модели: они совершенно спокойно могут писать и сверху вниз, и слева направо, и справа налево, а гексаграммы «Канона перемен» (易經 «И цзина») – даже снизу вверх. Написание иероглифа и иероглифического текста даже в традиционном стандарте дает в целом оба вектора, поскольку иероглиф пишется слева направо и сверху вниз, а весь текст – справа налево и сверху вниз. Это означает большую адаптивность китайцев к разным направлениям записи и считывания письменных знаков, что фактически порождает новое качество – их нелинейного восприятия, столь значимого уже в компьютерных технологиях. А в современных (электронных) системах воспроизведения иероглифических текстов они еще более адаптивны, потому что используют и алфавитный принцип, и иероглифический, так как ввод иероглифики происходит через фонетическую транскрипцию латинскими буквами.
  
Второй уровень дифференциации – лингвистический. Для китайского культурного ареала характерны «восточные языки»,  которые являются  1) слоговыми (силлабемными) с базовой единицей – слогоморфемой и слабым отличием слова от словосочетания, 2) тональными и 3) отличающимися факультативностью грамматических показателей. Этой лингвистической специфике органически соответствует китайская иероглифика.
  
На первый взгляд главное преимущество алфавитного письма – прямая передача звучащей речи, но на самом деле во всех развитых иероглифических системах также существуют способы передачи фонетики. Более того, история китайской иероглифики знает ряд драматических периодов, когда создавались предпосылки  и возникал соблазн перехода на алфавитное письмо. За последнее время в Китае обнаружены памятники письменности, сопоставимые с древнейшими письменами человечества.  До этого изначальными, хотя и необъяснимо высокоразвитыми,  считались мантические надписи на панцирях черепах и лопаточных костях крупного рогатого скота второй половины II тыс. до н.э. (цзя-гу-вэнь 甲骨文). Уже в них заметна тенденция к фонетизации, а именно использование так называемых заимствованных иероглифов – на основании одинакового звучания применявшихся для записи разных слов (главным образом из-за ограниченности знакового ресурса). И уже тогда, в первые века I тыс. до н.э. мог быть произведен аналогичный и даже синхронный западному переход к алфавитному  письму. Но этого не произошло, и количество иероглифов стало увеличиваться в разы, а их написание - стандартизироваться.
  
Через полутысячелетие сложилась сходная ситуация. Проведенная  первым китайским императором Цинь Ши-хуаном в 213 г. до н.э. реформа письменности тоже повлекла за собой существенное изменение иероглифов и обозначила развилку, точку бифуркации: или вводить дополнительные фонетические детерминативы в состав самих иероглифов, или переходить на алфавитное письмо. В результате пошли по первому пути, сохранив иероглифическую традицию.
  
По прошествии еще почти полутысячелетия, после проникновения буддизма и знакомства с индийской лингвистикой в первые века н.э. была создана специальная система фань-це  反切  для передачи звучания иероглифов. По этой методике соотносимый с иероглифом слог делился на инициаль и финаль, которые  в свою очередь обозначались двумя другими иероглифами. Здесь явно появилась возможность выделения ограниченного набора простых символов для записи звучания иероглифов, т.е. прямого шага к алфавитному письму, тем более что соответствующий пример давала массово переводившаяся буддийская литература. Но вновь ничего подобного не произошло, а все свелось ко взаимному перекодированию одних иероглифов другими. 
  
Следующий этап – знакомство уже через  полторы тысячи лет, благодаря христианским миссионерам с латиницей, но и этот соблазн алфавитного письма был полностью преодолен, хотя, к примеру, Николаас Триго (Цзинь Ни-гэ 金尼閣, 1577-1628) издал в Ханчжоу в 1626 г. справочник для чтения китайских иероглифов «Си-жу эр-му цзы» 西儒耳目資 («Пособие западных ученых для ушей и глаз»), который оказал влияние на ученого-энциклопедиста Фан И-чжи (方以智, 1611-1671), впервые в Срединной империи осознавшего преимущества латинского алфавита для транскрибирования китайских слов.
  
В XX в. по крайней мере 3 раза в Китае и даже за его пределами – в СССР предпринимались весьма серьезные попытки произвести романизацию, или латинизацию, китайской письменности, но и эти проекты провалились. Несмотря на кажущиеся явные преимущества и влиятельные внешние протекции алфавитного письма, оно тысячелетиями регулярно отторгалось китайской культурой, поскольку просто чуждо ее органике. Действующий ныне против иероглифики мощный фактор глобализации с лихвой компенсируется за счет преодоления с помощью современных компьютерных технологий ее главного недостатка – повышенной сложности воспроизведения.  Более того, будучи не зависимой от фонетики какого-то отдельного языка, она благодаря хитрости мирового разума неожиданно превратилась из заслуженного, но устарелого ветерана в конкурентноспособного претендента на роль универсального средства международного общения в Интернете. Лавинообразно нарастающая на наших глазах визуализация информационных потоков придаёт вторую молодость древнейшей культуре иероглифических изображений, принципиально отличной от более молодого, исконно западного и фонетически девизуализированного алфавитного письма.
  
В глобальной альтернативе культур иероглифический и алфавитный принципы представлены не в строгой дизъюнкции. Их соотношение можно описать в биологических категориях доминантного и рецессивного: и там и тут присутствуют оба принципа, но доминирует один, а другой пребывает в рецессивном состоянии, сохраняя таким образом возможность при благоприятных условиях сменить второстепенную роль на заглавную. Это положение также напоминает модель инь-ян, в которой один противоположный элемент внедрен в другой и они циклически меняют свои позиции.
  
Воспроизведение китайцами как носителями слогового языка отдельных звуков ярко демонстрирует их психолингвистические особенности. Они физически затрудняются произносить отдельно согласные звуки и произносят их только в сочетании с гласными, т.е. как слоги. Русскоязычный человек без труда произносит сочетания нескольких согласных, а в китайской транскрипции они превратятся в сочетания стольких же слогов, выраженных соответствующим количеством иероглифов. Идентификация этих замысловатых звукосочетаний с их иноязычными оригиналами  весьма затруднительна, а порой и практически невозможна. Разумеется, это не означает, что китайцы не могут осознать звуковой состав произносимых ими слогов. Правда, такое осознание к ним пришло благодаря буддийским паломникам, познакомившим их с неслоговым языком – санскритом и достижениями индийских фонетистов. В итоге со второй половины I тыс. н.э. китайские ученые стали создавать фонологические таблицы (юнь-ту 韻 圖), в которых с помощью фонем классифицировали слоги. Но и здесь, уже после основательного знакомства с иной языковой  практикой и теорией, деление слога не доходило до отдельного звука, а ограничивалось его дихотомией на инициаль и финаль. Эта чрезвычайно сложная научная деятельность, основанная на неэксплицированной и в значительной мере загадочной теории, имела целью не выделение первичных элементов слогов, а их удобную классификацию. И в общем плане: одно дело - видеть часть целого в качестве таковой, а другое – выделять ее как самостоятельный элемент. Одно дело – пассивно воспринимать, другое – активно употреблять. Это совершенно разные вещи. В одном случае – нечто вроде терапии, в другом – хирургии (которой, кстати, в традиционной китайской медицине также не было). Поэтому, в частности, сложилась парадоксальная историко-научная ситуация: в Европе фонология начала отделяться от традиционной фонетики лишь на рубеже XIX-XX вв., а в Китае, наоборот, примерно в это же время стала возникать под западным влиянием фонетика, отличная от традиционной фонологии.
  
Следующий после естественного языка и письменности уровень дифференциации двух полярных культур охватывает базовые ритуалы и мировоззренческие представления. Здесь основную оппозицию создают оседлые земледельцы и кочевые скотоводы, для первых главное – пространство, для вторых – время. Центральный ритуал – похороны в иероглифических культурах земледельцев – предполагал погребение (в идеале с  мумификацией), т.е. максимально долгое сохранение тела усопшего в пространстве этого же мира, а в алфавитных культурах кочевников – сожжение, т.е. наиболее радикальное его изъятие из пространства этого мира для перехода в идеальное время – вечность.  Смысл погребального костра – в полной дематериализации и обретении принципиально иного состояния. Тут возникала идея инобытия как  лучшего мира, который не имманентен, а трансцендентен земному пространству. И отсюда произрос западный, т.е. индоевропейский, идеализм, не возникший ни в Египте, ни в Китае, где в схожих иероглифических культурах с одинаковой бережностью сохраняли тела умерших и умело их мумифицировали. Если египетский натурализм можно объяснять зачаточным состоянием философской мысли, то этот аргумент не годится для Китая. Его развитая философия, как и в случае с санскритом и индийской лингвистикой, несмотря на знакомство с буддизмом и другими вариантами индийского идеализма, упорно держалась исконного натурализма.
  
Еще один уровень - генеральной оппозиции иероглифического китайского натурализма и алфавитного западного идеализма. В культуре, где развилась  идеалистическая философия, выделяются три важные особенности, аналогичные алфавитному принципу.
  
Во-первых, буква является компонентом количественно ограниченного набора: алфавиты колеблются в основном числовом диапазоне от 20 до 40 знаков (с экзотическими вариантами - от 12 до 72), а иероглифические системы содержат на порядки большее количество знаков и принципиально открыты,  имея возможность постоянно пополняться до невообразимых размеров. Так, китайских иероглифов в эпоху Шан-Инь (XVII/XV-XI вв. до н.э.) было примерно 3000, около 100 г. н.э. –  10 000, в начале XVIII в. – 50 000, а  к концу XX в. - почти 90 000. И нет принципиальных пределов этому росту.
  
Во-вторых, буквы находятся в существенно ином отношении к словам – они знаменуют собой качественный скачок. Буква десемантизирована в отличие от всегда наделенного смыслом слова. А соединение букв в слово рождает смысл (логос), что буквально напоминает божественный акт творения из ничего. Напротив, в любой иероглифике, и, в частности, в китайской, все знаки одинаково осмысленны и не дают никакого повода для подобного идеалистического представления.
  
Когда первые европейские миссионеры столкнулись с китайским языком, они умудрились усмотреть в нем грамматику, подобную латинской, хотя нет ничего более далекого друг от друга и представители следующего поколения западных языковедов даже стали отказывать ему вообще во всякой грамматике. Сходным образом, пытаясь классифицировать китайские иероглифы, западные ученые стремились выделить или сконструировать иероглифический  алфавит. В этой связи необходимо упомянуть важное мировое достижение отечественной науки: наш выдающийся синолог академик В.П. Васильев (1818-1900) в середине XIX в. изобрел такого рода алфавитную, основанную на 24 чертах и их 60 комбинациях, «графическую систему китайских иероглифов», которая возобладала в отечественных китайско-русских словарях как удобная поисковая система. Кстати, есть предположение, что через приложившего руку к ее усовершенствованию япониста О.О. Розенберга (1888-1919), в начале ХХ в. находившегося в Токио, с ней познакомился известный издатель и автор знаменитого, названного его именем толкового словаря Ван Юнь-у (王雲五, 1888-1979), который разработал популярную словарную систему  поиска иероглифов «по четырем углам».  В ее основе лежит алфавит из 10 черт и их сочетаний, и ныне она применяется для компьютерного ввода иероглифов.
  
Данный подход, исходящий из иероглифической графики, противоположен фонетическому, но и он, возможно, в своих истоках был стимулирован знакомством с иноземным алфавитом. Впервые такая система из 540 «ключевых» иероглифов была представлена Сюй Шэнем (許慎, ок. 58 – ок. 147) в первом в Китае полном толково-этимологическом словаре «Шо-вэнь цзе-цзы» (說文解字 «Изъяснение знаков и разбор иероглифов») в 100 г. н.э., т.е. после проникновения в страну буддизма. После же прибытия в Китай католических миссионеров Мэй Ин-цзо 梅膺祚 в словаре «Цзы хуй» (字彙 «Свод иероглифов») в 1615 г. предложил значительно больше напоминающий алфавит и ставший классическим набор из 214 «ключей». В современных модернизациях он иногда сужается до 189 и расширяется до 250 иероглифов. Несмотря на возможное инициирующее влияние иноземных алфавитов, эти классификационные системы следуют исконно китайскому принципу семантической одноуровневости классифицируемых и классифицирующих знаков, выделяя в качестве «ключей» более простые по написанию и более общие по смыслу иероглифы, а не их десемантизированные элементы. Иначе говоря, китайские аналоги букв оказываются все теми же иероглифами.
  
В-третьих, буквы как элементы иного уровня и совершенно другого качества, нежели слова, образуя их, становятся для них тем же, чем являются атомы для вещей. Ничего подобного нет в иероглифике. Аналогичным образом западные теоретические модели, отражающие трансцендентную реальность, потребовали специальной, не словесной, а цифровой и буквенной символизации, т.е. использования своеобразных знаковых атомов. В Китае, напротив, в подобной роли выступали все такие же иероглифы.
  
Переход от иероглифики к идее буквы и алфавитному письму связан со сменой культурной доминанты и инокультурным влиянием. Логика такой трансформации понятна. В контакт со сложной, развивавшейся веками культурой (шумеро-аккадской или египетской) вошли номадические народы, более простые, но и более пассионарные, у которых возникла потребность освоить накопленные соседями достижения, зашифрованные с помощью сакрализованной иероглифики. Для торговцев и путешественников слишком сложны священные письмена жрецов, и они максимально упростили их самые простые формы, получив таким образом новое качество. Перехватив культурную инициативу, они сделали доминирующим и упрощенное буквенное письмо. Если культура господствует в своем ареале, что испокон веку наблюдалось в Китае, то эти алфавитные соблазны не вызывают отказа от своего собственного магистрального пути развития.
  
В свою очередь алфавитное письмо по меньшей мере в качестве эвристического принципа стимулировало рождение атомизма как важнейшей научно-философской теории Запада.
  
Итак, древнейшие и одновременно наиболее развитые культуры современного мира образуют очевидную глобальную альтернативу, подобную психо-соматической, половой и всем прочим бинарным противоположностям человеческого тела, вида и социума. Взаимная полярность западной (евро-американской, индо-иранской, арабо-мусульманской) и восточной (китайской, или синистической) культур имеет глубочайшие антропологические, а не только социальные и историко-культурные корни, выражаясь в кардинальном различии языков, типов письменности, языковых картин мира, психотипов, социо-культурных норм, религиозно-философских систем и, возможно, даже отражая вариативные особенности сапиентации в двух разных и удаленных друг от друга частях земли. Научное осмысление этого необходимо для адекватного соотнесения реального «столкновения цивилизаций» с идеальным «диалогом культур».
  
Китайский вариант — это предельно развитая культурная позиция здравомыслящего и максимально социализованного «нормального» человека, «бесконечно развитый неолит» (П. Тейяр де Шарден, 1881–1955), а западный — парадоксальное отклонение от «естественной нормы», своего рода «извращение ума», устремленного за пределы реальности. Формирование европейской цивилизации было обусловлено рядом уникальных явлений (алфавитное письмо, «греческое чудо», христианство, Ренессанс, реформация, капитализм, научно-техническая революция) и соответственно самоосмыслялось с помощью линейной концепции времени и признания абсолютной неповторимости  таких актов исторической драмы, как Боговоплощение, Второе пришествие или Конец света. Напротив, китайская цивилизация развивалась циклически и самоосмыслялась в терминах теории «вечного возвращения на круги своя» в соответствии с космическими и династийными циклами.
  
В европейском мировоззрении, будь то платоническая философия, христианская теология или научная теория, происходит удвоение мира в его идеальной конструкции (как прототипа или модели). Для китайского же натурализма мир един и неделим, в нем все имманентно и ничто, включая самые тонкие духовные и божественные сущности, не трансцендентно. В идеальном мире западного человека действуют абстрактные логические законы, в натуралистическом мире китайца - классификационные структуры, а место логики здесь занимает нумерология (сходное с пифагорейством и каббалой «учение о символах и числах» - сян-шу-чжи-сюэ 象數之學). Социальным следствием подобного «здравомыслия» стало то, что в Китае философия всегда была царицей наук и никогда не становилась служанкой богословия.
  
Фундаментальное открытие в древней Греции иррациональных чисел на ос­нове установления несоизмеримости диагонали и стороны квадрата (или гипотенузы и катета равнобедренного прямо­угольного треугольника) нанесло сокрушительный удар по числовой теории пифагорейцев и стимулировало геометриза­цию древнегреческой математики. Китай­ские же математики как будто не заметили качественной специфики иррациональных чисел, что могло обусловливаться использованием ими десятичных дробей и общефилософским континуализмом. В решении проблем, связанных с теоремой Пифагора, они ог­раничивались получением приближенных числовых значений и подбором троек Пифагоровых чисел, т.е. целых числовых значений. Коренная разница в отношении к иррациональным числам, видимо, отражает принципиальное различие между древне­греческим соматизмом и китайским процессуализмом, т.е. осмыслением мира в образах дискретных тел, с одной сто­роны, и непрерывных процессов (событий, дел) – с другой. В рамках китайского натурализма, – не знакомого ни с индивидностью (буквально: неделимостью)  атомов, ни с индивидностью идей/эйдосов, – процессуализировавшего действительность и представлявшего ее в виде множест­ва континуальных масс, бесконечная десятичная дробь не казалась чем-то необычайным и впол­не могла пониматься как отражение бесконечной делимости любого материального предмета или явления, как, например, бесконечно делима даже короткая палочка, согласно известному афоризму патриархов «школы имен» (мин-цзя  名家)  Хуй Ши  惠施 и Гунсунь Луна 公孫龍 (IV-III вв. до н.э.).
  
Одной из прерогативных инстанций, демонстрирующих  фундаментальное различие между китайской и западной научно-философскими традициями и культурами в целом, является атомистическая теория. Как показал Дж. Нидэм (1900–1995), китайская физика, оставаясь верной философскому прототипу волновой теории, упорно отвергала атомистику. Китайские мыслители, по-видимому, самостоятельно не создали никакого варианта атомистической теории. Все субстратные состояния как материальных, так и духовных явлений обычно мыслились непрерывно-однородными («пневма» – ци气, «семя-дух» – цзин 精), так как господствовали континуально-волновые представления о веществе. Если в XIX в. такая мировоззренческая позиция казалась говорящей не в пользу Китая, то в XXI в. она выглядит вполне соответствующей новейшим представлениям о строении Вселенной.
  
Сходным образом во всей западной культуре до духовной революции начала XX в., ознаменовавшейся переосмыслением времени в  философии А. Бергсона  и физике А. Эйнштейна, господствовало представление о его вторичности в сравнении с пространством, в Китае же они искони рассматривались  в неразрывном единстве, как два атрибута единой Вселенной (космоса, мира, универсума), о чем свидетельствуют передающие это понятие термины (юй-чжоу  宇宙 – «пространство-время», тянь-ди  天地 – «небо-земля», ши-цзе  世界  – «век-пределы»).
  
Вопреки понятному стремлению стран и народов к многополярности, мир геополитики, подобно Земному шару, всегда стремится к двуполярности, а одним из его полюсов почти всю историю человечества был – и в XXI в. вновь становится – Китай. Всегда, если только не подвергался агрессии извне или смуте изнутри, он экономически первенствовал, был самым богатым и сильным государством в мире, а до XV в. – даже самым передовым в науке и технике. По подсчетам Дж. Нидэма, Китай породил 32 всемирно-исторических открытия, получив со средне­векового Запада лишь 4 таковых, а по данным С. Хантингтона, около 1800 г. им производилась треть всей мировой продукции обрабатывающей промышленности, больше чем любой другой цивилизацией.
  
Главное отличие человека от любого другого живого существа составляет обладание и активное оперирование ненаследственной информацией, т.е. культурой, которая в своем историческом развитии, подобно гегелевскому абсолютному духу, все меньше и меньше становится зависимой от воплощающих ее материальных форм. Прогресс человечества как раз и состоит в растущем изменении баланса между материальной и духовной культурой в пользу последней, что, в конце концов, привело ее к самоосознанию в идее ноосферы. Эту идею выдвинули два выдающихся ученых и мыслителя ХХ в. — проживший более 20 лет в Китае и открывший синантропа французский иезуит П. Тейяр де Шарден и вдохновивший его русский космист академик В.И. Вернадский. Синхронно и независимо  создавались такие научно-технологические основы ноосферы, как кибернетика Н. Винера, теория алгоритмических «машин» А.М. Тьюринга и другие компоненты компьютерной технологии.
  
Для формирования ноосферы в ее современной ипостаси — глобальной информационной цивилизации — потребовались как минимум три фундаментальных изобретения: 1) письменности, 2) печати, 3) компьютера.
  
Китайская письменность — древнейшая среди ныне здравствующих и характеризуется такими ценнейшими для современных информационных технологий качествами, как формализованность (полуискусственная, близкая к логической грамматика, иерархически стандартизированная и широко терминологизированная лексика), компактность (самоархивирование и развертывание в виде гипертекста) и визуальная символизированность.
  
Китайская традиция производства печатной продукции — также древнейшая в мире, поскольку именно здесь и зародилась, а кроме того органически совмещает в себе принципы наборной и эстамповой полиграфии, создающей единство ментального анализа и визуального синтеза.
  
Зафиксированный в архетипе китайской письменной культуры — формально (численно и геометрически) организованном наборе графических фигур (яо/сяо 爻, гуа  卦) «Канона перемен» — принцип универсальной двоичной символизации предвосхитил логическое исчисление и бинарную арифметику Г.В. Лейбница, двоичную алгебру Дж. Буля, наконец, современный компьютер, первый образец которого в 1937 г. Дж. Атанасов спроектировал работающим именно в двоичном исчислении, хотя для этого годится и троичное и десятичное.
  
Следовательно, указанные изобретения китайцев, определившие специфику всей синистической культуры Восточной Азии, можно считать предтечами породивших современную постиндустриальную цивилизацию информационных технологий, которые в мировой ноосфере на наших глазах трансформируют все человеческое знание в гиперэнциклопедию Интернета. 
   
Согласно Нидэму, раннее (во II в.) изобретение сейсмографа (Чжан Хэном 張衡, 78–139) и методов измерения осадков, по всей вероятности, стимулировалось вполне рациональным стремлением власти предвидеть и предупреждать землетрясения, засухи и наводнения. Только китайское общество в средние века могло организовать такие крупные научные предприятия, как геодезическое измерение под руководством буддийского монаха и ученого И-сина (一行, 683–727) и придворного астронома Наньгун Юэ 南宮說 (VII–VIII вв.) меридианной дуги длиной не менее 2,5 тыс. км от Индокитая до Монголии или экспедиция в том же VIII в. в Восточную Индию для наблюдения звездного неба южного полушария.  
 
Китайцы первыми в мире ввели десятичные дроби и пустую позицию для обозначения нуля, построив десятичную метрологию, благодаря чему еще в I в. до н.э. ремесленники пользовались кронциркулем с десятичной градуировкой. Уже к началу XIV в. треугольник Паскаля (1623–1662) рассматривался здесь как старинный способ решения уравнений. Подобные случаи нарушения авторского права китайских первооткрывателей и изобретателей нередки. Подвес Кардано (1501–1576) правильнее называть подвесом Дин Хуаня (丁緩, II в.). Китайские астрономы были наиболее упорными и точными наблюдателями доренессансного периода, создав превосходную космологию, описывающую небо посредством современных координат, без телескопа зафиксировали солнечные и лунные затмения, кометы, туманности, метеоры, солнечные пятна и прочие небесные явления, данные о которых актуальны по сей день. Благодаря высокому уровню инженерии они создали такие блестящие астрономические приборы и приспособления, как экваториальная установка и часовой привод. Из физических дисциплин в традиционном Китае наибольшее развитие получили оптика, акустика и теория магнетизма, тогда как на Западе при относительно большем развитии механики и динамики почти ничего не знали о магнитных явлениях.  
 
Однако отсутствие атомистики не помешало обнаружить шестиугольную структуру снежинки, что в Европе было выяснено на много столетий позже (И. Кеплером), и заложить основы познания химического сродства в трактатах эпох Тан, Сун и Юань (VII–XIV вв.). В изобретении железного литья китайцы опередили европейцев на 15 столетий. Вопреки распространенному мнению, механические часы, скорее всего, были изобретены не в Европе раннего Возрождения, а в Китае эпохи Тан. Об инженерном искусстве в гражданском строительстве свидетельствуют изобретения многоарочных и подвесных на железных цепях мостов. Преуспели китайцы и в военной технологии, начав применять порох в IX в. и развивать взрывную технику в XI в., на три столетия раньше Европы, где первые пушки отмечены в 1327 г. В Китае уже в середине X в. как оружие ближнего боя использовались «огневые пики» (хо-цян 火槍), бамбуковые трубки с пороховым зарядом – прообраз будущих ракет и пушек. 
 
Широко известен приоритет китайцев в шелкоткачестве. Их мастерство в получении особо длинного волокна обусловило некоторые фундаментальные изобретения, например, приводного ремня и цепной передачи. В воздуходувных машинах для металлургии они первыми применили взаимное преобразование кругового и поступательного движений, в Европе появившееся в ранних паровых машинах. Изобретение ими компаса было связано с изучением магнитного склонения задолго до того, как европейцы услышали о магнитной полярности. Не отставал Китай и в биологии, став родиной многих агрокультур. Синхронно здесь были написаны сельскохозяйственные трактаты, аналогичные работам римлян Варрона (116–27 до н.э.) и Колумеллы (I в.).   
 
В «Нань-фан цао-му чжуан» (南方草木狀 «Описание трав и деревьев южного края», ок. 340 г.) Цзи Хань (稽含, III–IV вв.) сообщил о первом в мире случае использования одних насекомых (муравьев) для борьбы с другими (клещами и пауками). И ныне в Китае сохраняется сильная традиция биологической защиты растений. В медицине китайцы пошли по пути, видимо, наиболее отличному от западного. Будучи свободными от присущего Западу предубеждения против минеральных медикаментов, китайские фармакопеи издавна содержали рецепты из растительных, животных и минеральных компонентов. Совершенно особенной эту медицинскую традицию делают акупунктура (иглотерапия) и игнипунктура (прижигание моксой). 
 
В грандиозной картине научного творчества Китая, внесшего значительный вклад в создание современной цивилизации, наряду с четырьмя великими изобретениями (бумаги, книгопечатания, компаса, пороха), запечатлены многие менее известные, но не менее выдающиеся достижения: целые новые отрасли знания — макробиотика и эротология, иглотерапия и пульсовая диагностика.
  
Не менее значимо, чем четыре великие изобретения китайцев, на мировую культуру повлияла изобретенная принцем Чжу Цзай-юем (朱載堉, 1536-1610) темперация, которой после теоретического освоения в Европе XVII в. и практического воплощения в «Хорошо темперированном клавире» (1722) И.-С. Баха последовал весь музыкальный мир. А после знакомства с искусством классика пекинской музыкальной драмы (цзин-цзюй 京劇) Мэй Лань-фана (梅蘭芳, 1894–1961) С.М. Эйзенштейн  сформулировал концепцию «киноиероглифического языка» как новой образной системы выразительности искусства кино в рамках выдвинутой им теории «монтажа аттракционов». Некоторые еще более древние  традиции – боевых искусств, чаепития и особенно кулинарии, являющейся, по мнению Сунь Ят-сена (Сунь Чжун-шань 孫中山, 1866–1925), «показателем глубины китайской культуры», -  ныне стали неотъемлемыми элементами западной жизни.
  
В XVIII в. европейские просветители представляли Китай  идеальным государством философов. Он был мастерской мира в не меньшей степени, чем Британия. Образ бедного и голодного Китая возник в  XIX в., когда англичане наркотизировали его опиумом и закрепили изменение торгового баланса в свою пользу опиумными войнами (1840-1860), после чего все основные западные державы вместе с Японией и Россией насильственно превратили Китай в полуколонию. Два раза в XX в., до и после Второй мировой войны, отход от исконных ценностей в пользу западного капитализма и советского коммунизма оборачивался для страны катастрофой.
  
Глобализация Китая – проблема обоюдоострая и для него, и для остального мира, поскольку чревата глобальным противостоянием. Китайцы же были пионерами  экономической глобализации как в древности, проложив во II в. до н.э. Великий шелковый путь до Рима, так и  в преддверии современности, плаваниями в Африку в начале XV в. на несколько десятилетий раньше европейцев открыв эпоху великих географических открытий и технологически подготовив ее (изобретением компаса). Важнейшие факторы начавшейся тогда же информационной глобализации, европоцентристски названной эрой Гуттенберга,  – также изобретенные китайцами бумага и печать.
  
Китайцы сумели сделать единую культуру общим достоянием нации. При единстве ценностей и целей верхов и низов государство легко организовывало народ на решение разных, в том числе грандиозных, как Великая стена или Великий канал, задач. Никакой экономический рост в такой огромной, разнообразной и сложной стране, сопоставимой с целым континентом и обременённой великим множеством проблем, не был бы возможен без действия особых сил, далеко выходящих за пределы экономики. Речь идёт о колоссальном культурно-историческом потенциале, аналогом которого не располагает ни одна страна в современном мире. Этот беспрецедентный по длительности накопления и разнообразию форм духовный опыт способен становиться производительной силой и превращаться в социальную материю. Поэтому сохранение китайской культурной идентичности равносильно борьбе за национальную безопасность.
     
Китайская культура построена на приоритете знания. И это заложено еще со времен Конфуция в VI–V вв. до н.э. Конфуцианец – ученый, интеллектуал, который, пройдя  систему экзаменов, становился чиновником и государственным деятелем. Благодаря такому социальному лифту «простой человек с улицы мог стать императором». Общечеловеческому стремлению  богатых и знатных наследственно закреплять свои привилегии в Китае противостоял действовавший более двух тысячелетий и хорошо отработанный экзаменационный механизм. Конкуренция, разумеется, была жесточайшей: на одно место не десять человек, а сотни и даже тысячи. До самого верха добиралась подлинная элита, которую теснили следующие эшелоны. 
  
После более чем столетних попыток китайским реформаторам удалось эффективно реализовать формулу крупного сановника и ученого конца империи - Чжан Чжи-дуна (張之洞, 1837-1909): «Китайские учения – для фундаментальной основы, западные – для прикладного применения». На этом пути их опередили талантливые ученики – японцы. Автор концепции «столкновения цивилизаций» С. Хантингтон справедливо отметил, что в ходе подобных реформ модернизация постепенно начинает подавлять вестернизацию и все усиливается стремление к восстановлению национальных ценностей. Китайцы -  великие патриоты.  Легко расселяясь по всей планете, они возвращаются по первому зову родины с нажитым материальным и духовным  капиталом.  Считается, что капитализм возник в Европе в эпоху Ренессанса. Но  капиталистические отношения были развиты в Китае с древности. Уже на рубеже н.э. там существовали города-миллионники со сложнейшей экономической и социальной структурой, и все это умножалось в масштабах огромной империи. При Мао Цзэ-дуне капиталистический дух всячески подавлялся, но многовековой опыт не искореним.
   
Особую гомогенность и целостность китайской культуре тысячелетиями обеспечивала иероглифика, с нею идентифицировавшаяся даже терминологически – обозначаясь единым словом вэнь 文. Принадлежа ей, даже самый невежественный крестьянин всегда разделял те же ценности, что и культурная элита, высшие устремления которой всегда носили земной характер. На Западе духовность означает стремление к потустороннему и вечному, веру в другой, лучший мир и отрешение от посюстороннего как его искаженной копии. Поэтому  можно жертвовать земным как низшим во имя высшего - небесного. А китайцы искони превыше всего ставили окружающую реальность. И самый простой человек заботился о своем и своих потомков наилучшем существовании в нем, ничем не отличаясь в этом от просвещенного мандарина.
  
Китайцам всегда приходилось выживать в экстремальных условиях. Свой природный мир они изменили уже к середине I тыс. до н.э. и не могли, как русские вплоть до XX в., осваивать новые просторы и поднимать целинно-залежные земли. А когда вокруг множество конкурентов, борющихся за жизненное пространство и материальные блага, остается только интенсифицировать свой труд и максимально повышать самодисциплину. 
  
Самая известная особенность китайцев – их рекордная многочисленность – была достигнута за последние три века в условиях, которые, казалось бы, должны были привести к обратному результату. С 1644 по 1911 г. страна была под властью иноземцев – маньчжуров, в XIX – начале XX в. подавлялась и грабилась империалистическим державами и вплоть до конца 1970-х гг. находилась в состоянии внутренних или внешних войн и разрушительных социальных конфликтов. Но сейчас на наших глазах именно созидательная китайская идея, овладевшая массами, являет себя в качестве могучей материальной силы. За этим чудесным возрождением китайского феникса из пепла «культурной революции» стоит его многотысячелетняя история.
  
Китайская цивилизация – самая древняя из существующих на Земле, но после растянувшейся на столетие катастрофы еще полвека тому назад казалась отставшей навсегда. Ныне же все радикально изменилось, и Китай вновь готов стать не только фабрикой мира, но и его культурным центром, как это было чаще всего в истории человечества. В действительности, уже многие фундаментальные ценности Поднебесной незаметно проникли в западный обиход. Сердце массовой культуры – Голливуд производит блокбастеры по лекалам китайских театрально-цирковых представлений, киногерои-супермены выступают как мастера боевых искусств – ушу и даже цитадель фаустовской души – психологический театр отступает под натиском синтетических шоу в стиле пекинской оперы. Но за столь явными и яркими признаками скрыты более глубокие и капитальные изменения: современный постхристианский Запад, отказавшись от аскетического идеализма платоников и отцов церкви, переориентировавшись с потусторонних ценностей  на посюсторонние, автоматически стал на путь китаизации, поскольку суть китайского мировоззрения составляет натуралистический взгляд на реальность, прагматизм и приоритет витальных ценностей.
 
Избранная литература

1. Гране М. Китайская мысль.  М., 2004.
2.Гране М. Китайская цивилизация.  М., 2008.
3. Духовная культура Китая: энциклопедия. Тт. 1-6. М., 2006-2010.
4. Елисееф В., Елисееф Д. Цивилизация классического Китая. М., 2007.
5. Еремеев В.Е. Традиционная наука Китая. Краткая история и идеи. М., 2011.
6.Еремеев В.Е. Наука и техника Китая в древности и средневековье. М., 2014.
7.Каменарович И. Классический Китай. М., 2006.
8.Карапетьянц А.М. У истоков китайской словесности: собрание трудов. М., 2010.
9.Карапетьянц А.М. Раннекитайская  системология. М., 2015.
10.Кобзев  А.И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1994.
11.Кобзев  А.И. Взаимодействие цивилизаций: западные прогнозы и китайская реальность // Восток. М., 2010, № 3, с. 102-107
12.Кобзев  А.И.  «Столкновение цивилизаций» и «диалог культур» // В потоке научного творчества. К 80-летию акад. В.С. Мясникова. М., 2011, с. 5-15.
13.Кобзев  А.И. Китай и атомизм // Историко-философский ежегодник'2010. М., 2011, с. 367-394.
14.Кобзев  А.И. Синология как универсальная наука и Русский Китай, Ордусь или Желторосия // В поисках «китайского чуда». Сб. статей, посвященный 80-летию Ю.В. Чудодеева. М., с. 20-31.
15.Кобзев  А.И. Синьхайский перелом в китайской культуре // Синьхайская революция и республиканский Китай: век революций, эволюции и модернизации. Сб. статей. М., 2013, с. 59-75.
16.Кобзев  А.И. Глобальная культурная альтернатива: Китай – Запад // Философские науки. 2015, № 1, с. 36-57.
17.Кобзев  А.И., Еремеев В.Е. Традиционная наука в Китае. Т. I. Методологические науки: протологика, нумерология и математика. Кн. 1. Обшие разделы. М., 2014.
18.Кравцова  Е.М. История культуры Китая.  СПб., 1999.
19.Нидем Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке. М., 1966, с. 149–177.
20.Нидэм Дж. Фундаментальные основы традиционной китайской науки // Китайская геомантия / Сост. М.Е. Ермаков. СПб., 1998, с. 195–263.
22. Спирин В.С. Построение древнекитайских текстов. СПб., 2006.
21.Фицджеральд Ч.П.  Китай: Краткая история культуры. СПб., 1998.
22. Хантингтон  С.П. Столкновение цивилизаций. М., 2003.    
 
CHINESE WAY OF HUMANITY
 
Abstract
  
In modern world the most ancient and at the same time the most advanced cultures form a global alternative, like psycho-somatic, sexual and all other binary opposites of the human body, human species and human society. Mutual polarity Western (Euro-American, Indo-Iranian, Arab-Muslim) and Eastern (Chinese) cultures has profound anthropological, not only the social, historical and cultural roots, to put it in fundamental differences of languages, writing types, the language pictures of the world, psychological types, socio-cultural norms, religious and philosophical systems, and possibly reflecting various features of emergence of Homo sapiens in two different and widely separated regions of the globe. Like the globe, the human world has two poles, and one of its poles almost all of human history was and in the XXI century will be China. Chinese book of books  «The Canon of Changes» («I Ching») is the predecessor of the binary code of computer programs, and chinese characters are a contender for the role of the language of international communication on the Internet. The modern world is visualized, pictures triumph over the words and  ancient culture of hieroglyphic images finds a second youth. Scientific understanding of this it is necessary to adequately correlate the real «clash of civilizations» with the perfect «dialogue of cultures».
 
Ст. опубл.: Восток. № 4 (июль-август), М.: Наука, 2016, с. 16-27.