Директор Пекинской национальной библиотеки Юань Тун-ли

: поездка в СССР и контакты с российскими китаеведами
(Из истории культурных связей России с Китаем в 30-х годах ХХ в.)
 
История русско-китайских дипломатических и торговых отношений до и после 1917 г. всегда привлекала внимание отечественных и зарубежных ученых. Об этом свидетельствуют и многочисленные статьи, и серьезные монографические исследования и солидные по объему и содержанию публикации архивных документов. Гораздо меньше исследователи обращались к истории деловых и культурных контактов между народами двух соседних стран в различных сферах хозяйственной и творческой деятельности, особенно в области науки. Применительно к рассматриваемому нами периоду отдельные вопросы культурных связей изучались отечественными и зарубежными учеными преимущественно в плане международного обмена достижениями в области литературы, театра и изобразительного искусства, причем, как правило, не для подготовки обобщающих работ, охватывающих значительный отрезок времени. Пожалуй, единственным исключением из таких научных трудов можно назвать появившуюся в 1974 г. книгу А. С. Цветкова «Советско-китайские культурные связи» (см. [12]). Судя по подзаголовку, она предложена читателю как исторический очерк, не претендующий на исчерпывающую полноту изложения того или иного сюжета. Данный очерк в значительной мере посвящен не 30-м годам, связанным с героической борьбой китайского народа против японской агрессии, а с 25-летним периодом существования Китайской Народной Республики со времени ее образования 1 октября 1949 г. При всей ценности использованных автором китайских материалов и концептуальных выводов эта работа своими критическими оценками деятельности тогдашнего руководства КНР порой больше напоминает политический памфлет, нежели научный труд, выдержанный в духе строгого академизма. Разумеется, полемический тон данного исследования, столь характерный многим публикациям по текущей политике КНР, появившимся в период противостояния Китая СССР, не снижает ценности проделанной автором работы, особенно с точки зрения историографии — при общей оценке работ по истории КНР, написанных под влиянием серьезного конфликта, возникшего в 60-х гг. ХХ в. на почве идеологических разногласий КПК и КПСС в решении общих международных проблем в условиях, когда народы обеих стран взаимно питали давние дружеские чувства.
 
Если обратиться конкретно к проблемам, не получившим в упомянутой книге даже слабого освещения, то среди них прежде всего следует выделить вопрос о двустороннем книгообмене, игравшем важную роль в налаживании культурных связей между людьми сходных профессий, специалистами в той или иной области знаний.
 
После Октябрьской революции 1917 г. в России пополнение восточных фондов библиотек вузов и научно-исследовательских институтов осуществлялось как по линии государственного, либо ведомственного книгообмена, так и путем установления личных контактов между известными востоковедами. Поскольку из-за границы чаще всего приходили материалы текущей периодики, в которых наиболее были заинтересованы руководители ведомственных учреждений, то исследователям, занимавшимся историей, филологией и культурой отдельных стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, нередко приходилось изыскивать различные собственные пути по приобретению необходимой научной литературы на восточных языках. В этом отношении весьма показателен пример наиболее авторитетного в научных кругах китаеведа В. М. Алексеева (1881–1951), использовавшегося для пополнения личной библиотеки и казенных книжных фондов контактами со своими учениками — выпускниками С.-Петербургского университета. Так как многие из бывших питомцев Факультета восточных языков этого университета, особенно дипломаты и служащие банковских и торговых контор, после драматических событий Октября 1917 г. в России оказались за ее пределами, пополнив собою ряды русской эмиграции, поддержание с ними регулярных связей даже тем, кто в Советской России пользовался авторитетом среди своих сослуживцев, грозило служебными неприятностями. Опасность оказаться заподозренным в нелояльном отношении к новой власти не помешала В. М. Алексееву пользоваться этим давним каналом связи с Китаем для приобретения новинок по своей специальности. Для определения сущности профессионального книгообмена маститого китаеведа весьма характерно письмо от 2 февраля 1922 г. бывшего студента ФВЯ Б. С. Серебрякова со станции Маньчжурия, куда занесла его судьба в связи с поступлением на службу в таможенное управление. В этом письме, в частности, говорилось: «Посылаю Вам покуда-что только “Цы-юань” [толковый словарь китайского языка] в двух томах, которые прибыли ко мне сюда из Пекина. Другой словарь [заказанный Вами], будет Вам также [выслан] через некоторое время, когда я соберусь с финансами. На счет журналов и новейшей литературы [китаист] Я. Я. Брандт [1869–1944] отказывается что-либо приобрести, но я всё же сделаю [заказ] через другое лицо» (цит. по [6, ф. 820, оп. 3, ед. хр. 1720, л. 7]).
 
После перевода на службу в г. Аньцин (пров. Хубэй) Б. С. Серебряков 9 мая 1923 г. сообщил В. М. Алексееву: «Чувствую себя перед Вами премного виноватым за то, что еще не прислал [заказанные Вами] книги. Причина в том, что я где-то посеял Ваше письмо, в котором Вы писали, чтó именно Вы хотите [получить]». Сообщая своему учителю о безрезультатных поисках япониста Н. А. Невского (1892–1945), с которым поддерживал переписку, Б. С. Серебряков обращался к нему с такими вопросами: «Не могли бы Вы сообщить мне, как я могу приобрести те издания, касающиеся Китая, которые вышли... с 1914 г.? Как перевести [Вам] деньги и кому? ...Сегодня получил “Памятку Коллегии востоковедов”» (цит. по: [6, ф. 820, оп. 3, ед. хр. 720, л. 9–10]).
 
Важной вехой в истории культурных контактов с Китаем стало подписание в Пекине 31 мая 1924 г. между Л. М. Караханом и Ван Чжэн-тином советско-китайского договора, предусматривавшего установление дипломатических отношений между двумя соседними странами на уровне посольств.
 
В новых условиях растущих деловых и особенно военных связей важную роль приобрели различного рода командировки россиян в различные города Китая, где для работы советских специалистов, в том числе в китайских войсках, требовались квалифицированные переводчики (См. [10]). Нехватка последних порой покрывалась за счет россиян — студентов вузов и научных сотрудников академических институтов. Так, в 1924 г. сотрудник Азиатского музея Б. А. Васильев (1899–1946) по приезде в Пекин для приобретения китайских книг по указанию посла Л. М. Карахана был направлен из китайской столицы в г. Ханькоу для работы в советском консульстве, испытывавшем из-за обилия текущей работы острую нужду в сотруднике, знающем китайский язык. Сообщая директору Азиатского музея С. Ф.ю Ольденбургу, известному исследователю буддизма, о своих житейских перипетиях, Б. А. Васильев 24 июля 1924 г. писал из Ханькоу: «Здесь на юге буддизм весьма силен, и вот тому пример: официальные власти бесплатно рассылают всем заведениям и желающим — частным лицам набор буддийских, вновь изданных книг на специальной вешалке. Таким путем здешнее научное буддийское общество борется с пропагандой миссионеров. Я приобрел подобный комплект для Азиатского музея». Рассказав далее о пребывании в Китае индийского писателя Рабиндраната Тагора и его публичных лекциях, которые очень интересовали С. Ф. Ольденбурга, Б. А. Васильев счел необходимым завершить данную информацию новым известием о покупке им книг: «На случайно оставшиеся 17 долларов я приобрел 12-ти томный китайский словарь буддийских терминов... Ах, если бы я имел [больше] денег на закупку книг. Увы, с моим более чем скромным бюджетом приобрести много книг не удастся. А главная трудность — это пересылка: китайская почта не принимает. Придется везьти [книги] самому» (цит. по [6, ф. 208, оп. 3, ед. хр. 99, л. 1–2]).
 
В приобретении книг в Китае принимали участие и крупные советские востоковеды. В июне 1926 г. в Пекин, согласно регистрации в Посольстве СССР, прибыли китаевед В. М. Алексеев и монголист Б. Я. Владимирцов [1, ф. 100, оп. 10, п. 9, д. 11, л. 104] с целью новых книжных приобретений. Насколько важными для закупки китайской литературы были подобные зарубежные поездки ученых, можно судить по сообщениям тогдашней прессы. «Ленинградская правда» 22 июля 1926 г. писала: «Из Пекина Академией Наук получено письмо от члена-корреспондента проф. Алексеева о том, что он приступил к закупке китайской литературы для Азиатского музея».
 
Полезной для пополнения восточного книжного фонда Азиатского музея была и заграничная командировка китаиста Ю. К. Щуцкого (1897–1946). Его первоначально планировалось послать в Китай, но из-за ожесточенной вооруженной борьбы, разыгравшейся между Гоминьданом и КПК после длительной полос сотрудничества, ему пришлось ехать в Японию. О пребывании Ю. К. Щуцкого в этой стране позволяет судить его письмо, отправленное 7 мая 1928 г. из Осака С. Ф. Ольденбургу. Вот что он писал: «Благодаря любезной помощи Николая Александровича Невского... мне удалось найти очень дешевое помещение в буддийском храме. Я обязан тому же Ник[олаю] Ал[ександровичу] тем, что он ввел меня в круг здешних китаеведов... Один из них — Исихама Дзюнтаро... не только прекрасный синолог, но и удивительно любезный и отзывчивый человек. [Он] выказал свою полную готовность помогать мне, как в выборе книг для А[зиатского] М[узея], так и в моих личных научных занятиях. Касаясь научных штудий, в ходе которых ему довелось убедиться в высоком уровне японской синологии, Ю. К. Щуцкий в том же письме сообщал: «Много брожу по букинистам: изучаю материалы и ...цены. Покупать книги для А[зиатского] М[узея] не раньше того [момента], когда (я думаю) буду уже ориентироваться на здешнем книжном рынке. Деньги А[зиатского] М[узея] на покупку книг (256 долларов и 73 цента) уже получены в “Дальбанке” в Кобэ. Пока они, конечно, лежат в банке. Я возьму их лишь в середине июня» (цит. по [6, ф. 208, оп. 3, ед. хр. 686, л. 1–2]).
 
Говоря о причинах, помешавших Ю. К. Щуцкому впервые посетить Китай, достаточно указать хотя бы на неоднократные акты грубого насилия над российскими дипломатами и советскими гражданами, совершенные в разных городах в течение 1927 г. китайской военщиной и полицией, порой использовавших в своих целях наиболее воинственно настроенных русских эмигрантов-белогвардейцев. После захвата и расстрела в Гуанчжоу пяти сотрудников советского консульства нанкинское правительство, инспирируемое некоторыми западными дипломатами, 15 декабря 1927 г. передало советскому консулу Козловскому ноту о разрыве дипломатических отношений, тем самым лишив себя активной поддержки со стороны СССР в борьбе против агрессивных устремлений Японии^[1].
 
Несмотря на длительное прекращение дипломатических отношений с Китаем научная общественность в лице Академии Наук СССР не оставляла надежды на возобновление книгообмена с соседней восточной страной. Об этом свидетельствует, например, письмо от 16 марта 1930 г., направленное и.о. непременного секретаря Академии Наук акад. В. Л. Комаровым в Комитет по заведованию учеными и учебными учреждениями ЦИК СССР. В этом письме сообщалось: «Отделение гуманитарных наук АН СССР на заседании 2-го марта с.г. постановило передать в дар Национальной библиотеке (National Library, Pei-hai) в Пекине дубликаты (в количестве 75%) и фотокопии оригиналов (в количестве 25%) “Праджня Парамита сутры” на древне-тангутском языке, ныне расшифровываемом и узнаваемом, из коллекций П. К. Козлова, вывезенных им из Хара-хото и имеющихся в Азиатском Музее Академии в весьма значительном количестве экземпляров.
 
Национальная библиотека [в Пекине] неоднократно оказывала Азиатскому Музею услуги в приобретении китайских книг, и [подобным] содействием превосходных [китайских] библиотековедов необходимо особо дорожить.
 
В настоящее время Национальная библиотека [в Пекине] обогатилась редкою коллекциею аналогичных материалов, найденных вблизи г. Нинся и, следовательно, в порядке обмена Академия Наук СССР может рассчитывать на получение дуплетов и фотокопий от Пекинской Национальной библиотеки. Это лишь усилит [ценность] коллекций Азиатского Музея, приобретающих в настоящее время особое значение благодаря привлечению к работе в Музее Н. А. Невского, система расшифровки которого опередила [аналогичные усилия] всех тангутоведов мира.
 
Принимая во внимание вышеизложенное, Президиум АН СССР просит запросить НКИД, не встречается ли препятствий к отправке в адрес [Пекинской] Национальной библиотеки дубликатов и фотооригиналов “Праджня Парамита сутры” на древне-тангутском» (цит. по: [1, ф. 0100, оп. 14, п. 162, д. 38, л. 8])^[2].
 
После захвата Японией в 1931 г. Маньчжурии и образования на ее территории государства Маньчжоуго, бомбежки и попытки захвата японскими войсками Шанхая в 1932 г. и ряда других подобных враждебных действий японской стороны в Северном Китае и на территории Внутренней Монголии нанкинское правительство под давлением широкой общественности было вынуждено заявить о восстановлении с СССР дипломатических отношений, чем был дан новый импульс развитию культурных связей с Советской Россией. В русле восстановления этих связей в столь важной сфере культурного сотрудничества, как книгообмен, позволяющий лучше представить и понять жизнь своего давнего и ближайшего северного соседа, был предпринят визит в СССР видного специалиста в области библиотечного дела проф. Юань Тун-ли^[3], за спиной которого можно было разглядеть тень популярного общественного деятеля республиканского Китая Цай Юань-пэя, формально возглавлявшего Пекинскую Национальную библиотеку (до 1942 г.).
 
О намерении Юань Тун-ли посетить СССР стало известно в Москве из дипломатической почты, полученной НКИД из советского посольства в Китае (приблизительно в январе-феврале 1934 г.). При вскрытии почты в ней оказалась пространная записка преподавателя Пекинского университета С. А. Полевого о составленном им «Полном русско-китайском словаре» в объеме более 70 тыс. русских слов с просьбой оказать ему содействие в издании своего труда в Китае. Кроме объемистой записки, разъясняющей принципы отбора новой лексики и важное значение данного словаря на фоне устарелого аналогичного, изданного в 1879 г. китаистом П. С. Поповым (1842–1913) в Петербурге (литографированным способом), в материалах пекинской дипломатической почвы находилось письмо Юань Тун-ли от 18 декабря 11933 г. (на английском языке) в виде печатного уведомления (без указания адресата) о предстоящем создании в Пекинской национальной библиотеке самостоятельного Отдела под названием «Славянского» (!), предназначенного для студентов, говорящих по-русски, и необходимого для ознакомления китайских читателей с жизнью СССР. В этом документе, в частности, указывалось:
 
«В последние годы чувствуется настоятельная потребность в точной передаче знаний и информации касательно Советской России. Это особенно остро чувствуют студенты университетов, научные сотрудники и вообще всё исследователи. В настоящее время в Китае нет такой библиотеки, где бы можно было найти приличное (по своему составу) собрание произведений русских писателей. Ученые и [начинающие] исследователи в своей работе часто сталкиваются с различного рода затруднениями в настойчивых попытках найти достоверную информацию. Многие из них уверены, что при наличии в Пекинской Национальной библиотеке коллекции основных изданий, касающихся истории России и её институтов, литературы и искусства, науки и техники, доступных для свободного и широкого использования, можно добиться значительного прояснения существа информации и внести заметный вклад в понимание Советской России китайским народом.
 
Подобную коллекцию книжных изданий, наиболее полно представляющую русскую науку и её достижения, можно создать лишь путем постоянных [энергичных] усилий в течение многих лет. Для решения такой задачи Национальная библиотека должна опираться на помощь и поддержку как советского правительства, так и учебных и академических институтов России. Только путем поддержки и взаимной кооперации можно придти к желаемой цели.
 
Национальная библиотека намерена выделить специальные денежные средства на создание и расширение Отдела славянской литературы и сделает всё возможное для того, чтобы специальная книжная коллекция стала вполне доступной для справочной и исследовательской работы. Такая библиотека, как мы полагаем, будет наиболее полезной для распространения достоверных и точных знаний о Советской России, что должно стать надежным подспорьем для дальнейшего развития тесных и дружеских отношений между Китаем и Советской Россией» (цит. по [1, ф. 100, 1933–1934, оп. 18, п. 181, д. 42, л. 69–70]).
 
В качестве приложения к указанному письму на нескольких листах дан список изданных в СССР книг, составленный, вероятно, по просьбе Юань Тун-ли С. А. Полевым. В этом списке книг, ориентированном на первоочередные потребности Пекинской Национальной библиотеки, было указано более 250 названий, в перечне которых около 100 книг представляли собой произведения русских классиков и писателей советской России.
 
Вслед за рассмотрением вопроса о приезде Юань Тун-ли в СССР на Коллегии НКИД руководство 2-го Восточного Отдела внешнеполитического ведомства 27 февраля 1934 г. направило в адрес ВОКС’а, на имя одного из деятелей указанной общественной организации М. Я. Аплетина^[4] письмо, и в нем сообщило о разрешении китайскому профессору Юань Тун-ли, вице-директору Пекинской Национальной библиотеки, пребывания в Москве и Ленинграде в течение пяти недель для ознакомления с культурно-просветительными учреждениями. При этом подчеркивалось, что поездка Юань Тун-ли «носит частный характер, хотя и связана с отдельными поручениями Национальной библиотеки и Бэйпинского [Пекинского] университета» (цит. по [1, 1934, оп. 18, п. 181, д. 49, л. 6]).
 
Хотя первоначально предполагалось, что проф. Юань Тун-ли выедет из Пекина в Москву в феврале, китайский ученый и общественный деятель не появился в СССР ни весной, ни летом, т. к. ему пришлось избрать для своего путешествия более безопасный морской маршрут с посещением стран Европы, занявший до 8 месяцев. В результате его пребывание в СССР началось с приезда из Финляндии в Ленинград, где его тепло встретили китаисты во главе с акад. В. М. Алексеевым, сделавшим немало для установления с китайским ученым-библиографом прочных деловых контактов.
 
В связи с приездом китайского гостя в Ленинград местный уполномоченный ВОКС’а В. Покровский в тот же день, 2 сентября 1934 г., телеграммой сообщил в Москву заведующий Отделом Востока ВОКС В. Линде следующее: «Сегодня через Финляндию приехал директор Пекинской библиотеки г-н Юань Тун-ли. Встречали его на вокзале акад. [В. М.] Алексеев от Института востоковедения и тов. Вильм от ВОКС’а. Г-н Юань Тун-ли пробудет в Ленинграде до 5 сентября, когда он вечером выедет в Москву. Точно [каким] поездом и [в каком] вагоне — сообщим телеграфно.
 
В Ленинграде Юань Тун-ли большую часть [времени] проведет в Академии Наук, в Институте Востоковедения и Библиотеке Академии Наук, [также] посетит Публичную библиотеку и Эрмитаж, побывает в театре и в Парке культуры и отдыха. Сопровождать его всюду будет акад. Алексеев. По словам акад. Алексеева, Юань Тун-ли — очень крупный специалист по библиографии, для нас очень ценный ученый, интересующийся нашими культурными связями и сам поддерживающий их у себя на месте. В беседе со мною он заявил, что в Москве он хочет обязательно связаться с ВОКС’ом, чтобы познакомиться с его работой более детально и выяснить возможности активизации культурных связей Китая с СССР. В Москве он также желает посетить научно-исследовательские институты, библиотеки и музеи. О [всём] этом ставлю Вас в известность, дабы Вы могли подготовить программу [его пребывания в столице]» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 43]) (Здесь и далее курсив мой. — А.Х.).
 
Оставляя в стороне подробности пребывания Юань Тун-ли в Ленинграде как иностранного туриста, впервые посетившего город на Неве, отметим, пожалуй, лишь самый важный для научной жизни востоковедов факт: выступление Юань Тун-ли с докладом на заседании Китайского кабинета Института востоковедения АН СССР, состоявшемся под председательством акад. В. М. Алексеева. Об этом говорится в отчете упомянутого кабинета за 1934 г., опубликованном в 1982 г. в сборнике материалов, посвященном тогдашнему патриарху отечественной китаистики. В этом отчете сообщалось: «Для встречи проф. Юань Тун-ли, как наиболее связанного с [Китайским] кабинетом постоянной корреспонденцией и обменом изданиями, было устроено особое научное собрание, на котором были сделаны доклады: проф. Юань Тун-ли (на англ. яз.) “Задачи и методы современной синологии”; проф. Ю. К. Щуцким (на немец. яз.) “Очередные проблемы изучения “Книги перемен” [Ицзин] и работа над нею в Китайском кабинете ИВ [Института востоковедения], проф. Б. А. Васильевым (на кит. яз.) “Современная китайская литература и работа над нею в Китайском кабинете”, акад. В. М. Алексеева (на франц. яз.) “Синология в кризисе и на новых путях”. Оживленная дискуссия, в которой проф. Юань Тун-ли принял особое участие, была едва ли не лучшим результатом этого исключительного в практике кабинета собрания, установившего связь нашу с китайской наукой» (цит. по [7, с. 210]).
 
О первых официальных контактах Юань Тун-ли с представителями московской общественности и переговорах о книгообмене СССР с Китаем позволяет судить рассказ В. Линде, которая в своей докладной от 15 сентября 1934 г., в частности, сообщала: «7 сентября профессор Юань Тун-ли, директор Национальной библиотеки в Бэйпине посетил ВОКС в сопровождении профессора Цзян Тин-фу^[5], историка, и 3-го секретаря китайского посольства... Поскольку день приезда Юаня в Москву совпал с выходным днем (6 сентября) нам не удалось связаться с тов. Аросевым [Председателем ВОКС’а], и всех троих [гостей] принимала только одна я. Беседа касалась главным образом программы [посещения] тех добавочных объектов, которые Юань Тун-ли хотел включить в нее, как то: китайский институт Коммунистической Академии, институты Востоковедения, Библиографии и библиотековедения, Московский Университет. Директор [Пекинской Национальной библиотеки]  Юань Тун-ли представляет собою крупную научную величину, связанную с рядом известных европейских библиотек. Он рекомендован нам [советским] полпредом тов. [Д. В.] Богомоловым. Программой своего ознакомления с нашими библиотеками и их руководителями он остался очень доволен.
 
В тот же день [7 сентября] Юань Тун-ли имел беседу с заведующим Библиотечным отделом Наркомпроса тов. Кировым, после чего он поехал оттуда со своими спутниками в Книжную палату. Здесь ему удалось договориться о заключении соглашения об обмене книжными фондами, поскольку он по возвращении в Пекин предполагает организовать при своей библиотеке секцию русской литературы...
 
Вечером того же дня тт. Аросев, [В.] Шпиндлер (сотрудник ВОКС’а. — А. Х.) и я были на ужине в [китайском] Посольстве, где также присутствовали синолог проф. [А. И.] Иванов, тт. Киров и Соловьев и ряд руководителей библиотек. На этом обеде в ответной речи на выступления Поверенного в делах У [Нань-цзы] и проф. Юань [Тун-ли], рассказавшего о своих впечатлениях о строительстве в СССР и научной жизни в Советском Союзе, тов. Аросев, приветствуя гостей, выразил пожелание относительно дальнейшего сближения между [нашими] соседними странами и предложил китайским профессорам по возвращении домой организовать в Китае Общество культурной связи с СССР, которое, став мостом культур соседних народов, облегчит и обеспечит [их] взаимное сотрудничество.
 
После [вечернего чая] сотрудники китайского Посольства и профессора Юань [Тун-ли] и Цзян [Тин-фу] были приглашены на ответный приём, устраиваемый ВРКС’ом 10 сентября» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 9]).
 
Весьма откровенный и плодотворный обмен мнениями с китайскими гостями состоялся во время устроенного ВОКС’ом 10 сентября 1934 г. обеда, на котором Юань Тун-ли выступил со следующей речью: «Я выражаю Вам свою глубокую признательность от своего имени и от лица профессора Цзян [Тин-фу] за Ваше доброе отношение, за Ваше прекрасное гостеприимство. Несколько лет тому назад мы еще ничего не знали о громадном развитии Советского Союза в области индустрии, экономики и культуры. Теперь, приехав сюда, мы воочию убедились в грандиозных масштабах Вашего сегодняшнего строительства и мы знаем, что Вас ожидает блестящее будущее. В Москве и Ленинграде мы видели, как много внимания советские ученые уделяют проблемам археологии, лингвистики и экономики. В Коммунистической Академии 20 ученых, работая день и ночь, серьёзно изучают политико-экономический строй Китая, что [вместе взятое] приводит нас в восхищение. К сожалению, у нас всего этого нет, [и в частности] по отношению к Советскому Союзу. [Хотя] Китай имеет организации, изучающие Японию, Польшу, Германию, Францию, Англию и Америку (США), но Общества, специально изучающего Советский Союз и советскую культуру, у нас не существует, несмотря на то, что Вы — наши ближайшие соседи.
 
Нужно установить более близкие связи между Вашими и нашими учеными, нужно изучать Ваш язык, политико-экономическое положение Вашей страны. Для этого нам нужны [разнообразные] материалы. У нас, в Китае, тысячи студентов изучают русский язык, но им нехватает нужных материалов. Поэтому нам необходимо установить регулярное получение книг от Вас для того, чтобы наши люди могли точно знать, что происходит у Вас. Кроме того, [нам] необходимо командировать в Вашу страну ряд наших ученых для ознакомления с Вашими [насущными] проблемами и Вашей жизнью на местах.
 
Я рад констатировать, что ВОКС уделяет большое внимание [культурным] связям и прилагает усилия для установления [добрых] отношений с соседними странами, тем более, что в ВОКС’е есть [Восточный] отдел, специально занимающийся [странами] Дальнего Востока, благодаря чему мы являемся свидетелями [особенно] предупредительного и внимательного к нам подхода. Благодаря любезному отношению со стороны ВОКС’а, его Председателя и сотрудников этого Общества нам удалось очень много увидеть здесь и в Ленинграде. Я поднимаю свой бокал за развитие культурных связей между двумя нашими соседними народами» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 24]).
 
Идею установления более тесных культурных связей между советской Россией и Китаем поддержал и профессор Цзян Тин-фу, который, в частности, заявил: «Профессор Юань [Тун-ли] уже сказал то, что и я хотел высказать, поэтому добавлю лишь несколько слов. Мне хотелось бы коснуться вопроса об отношении к Китаю иностранцев, рассматривающих нашу страну как неполноценное, не достигшее своей [настоящей] формы государство. Чем объяснить, например, почему Япония во много раз сильнее своего соседа-Китая? Да тем, что ей удалось разрешить ряд вопросов, касающихся её культуры и своего политического облика. Это нами еще не сделано и Китай до сих пор колеблется [относительно перемен]. [Между тем] эти жизненно важные для него проблемы всё еще не получили своего разрешения. Относительно СССР Япония сама делает грубую ошибку: она не знакомится с его формой правления и его культурой, причем даже не хочет делать этого. Мы же лишены такой возможности, поэтому ВОКС может многое сделать для ознакомления [нашей страны] с советской Россией и через ВОКС мы должны найти то, что может нам помочь в оформлении культуры нашего государства» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 24]).
 
После выступлений китайских гостей с речью к собравшимся на приеме официальным лицам и гостям^[6] обратился Председатель ВОКС’а Аросев. Он особенно подробно остановился на роли международного книгообмена в деле налаживания взаимных связей между разными по своему общественному строю странами, в том числе соседними. Касаясь организации более широкого и регулярного обмена книжной продукцией с Китаем, он подчеркнул: «Каждая книга, идущая от нас к Вам, в Ваши библиотеки и культурно-просветительные организации, каждая книга, идущая от Вас к нам, это кирпичи, закладываемые в фундамент мира между народами. Если бы в Китае было создано Общество культурных связей..., если бы это общество взаимного сотрудничества... было создано, то это окончательно привело бы к установлению культурных связей СССР и Китая». Выступивший на приёме советской общественности в честь китайских профессоров Поверенный в делах Китайской Республики У Нань-жу поблагодарил руководство ВОКС за любезный приём, оказанный Юань Тун-ли и Цзян Тин-фу, согласившись с идеей, предложенной Юань Тун-ли, относительно командирования в СССР научных сотрудников Китая, а также мнением Цзян Тин-фу о необходимости установления культурных связей между двумя соседними странами (см. [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 24]).
 
После визита в СССР и возвращения на родину (через Сибирь и Дальний Восток) Юань Тун-ли продолжал поддерживать контакты с руководством ВОКС’а. Так, в письме от 10 апреля 1935 г., направленном В. Линде, он сообщал: «Пожалуйста, передайте мою благодарность Институту Маркса, Энгельса и Ленина за подготовку для нас двух перечней [советских] публикаций^[7]. Сейчас мы пытаемся расширить объем нашей коллекции русских книг и надеемся воспользоваться для этой цели упомянутыми списками. Поскольку я уже вернулся в Пекин, то прошу посылать всю Вашу корреспонденцию на мой пекинский адрес». «Я часто, при каждом случае, — писал Юань Тун-ли, — вспоминаю наши приятные встречи и мне хочется еще раз поблагодарить Вас и Ваших коллег за доброе внимание, которое было проявлено ко мне. Мы сейчас с огромным интересом наблюдаем за поездкой г-на Мэй Лань-фаня в Советский Союз и надеемся, что этот визит приведет к более тесным отношениям между Китаем и Советской Россией» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 8]).
 
Чтобы полнее представить усилия китайской стороны по развитию культурных связей с СССР, следует обратиться к содержанию письма от 26 мая 1935 г., направленному от имени ВОКС’а В. Линдой в Пекин Юань Тун-ли. В этом письме (на англ. яз.), в частности, сообщалось: «Только несколько дней назад мы получили замечательный подарок от г-на Жу Пеона (Сюй Бэй-хуна) — несколько китайских картин для Музея изящных искусств в Москве и [для] Ленинграда. Д-р Мэй Лань-фан и сопровождающий его профессор Юй прислали нам очень приятное письмо из Западной Европы. Только сейчас мы получили уведомление о том, что национальное правительство Китая подарило Библиотеке им. Ленина в Москве целый ряж неопубликованных работ из [китайской энциклопедии] «Сы-ку цюань-шу». Это — чрезвычайно интересный подарок, который значительно поможет нашим ученым [китаистам] в их научных штудиях. Мы были рады узнать, что Вы прилагаете усилия к увеличению состава коллекции русских книг и охотно поможем Вам в этой работе» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 7]).
 
В соответствии с пожеланиями китайской стороны российские востоковеды посылали в Китай не только изданные в СССР книги, но и рукописи на китайском языке, отсутствующие в библиотеках Китая. Наиболее ярким примером может служить посылка в адрес Пекинской Национальной библиотеки нескольких глав рукописного списка китайского свода законов монгольской династии Юань (1279–1368) под названием «Юн-лэ дадянь», отсутствующих в упомянутой библиотеке. Это видно из переписки китаиста А. В. Маракуева^[8], преподавателя ДВГУ во Владивостоке, обратившегося в ВОКС за содействием в отправке посылки в Пекин для Юань Тун-ли. В письме от 10 апреля 1935 г. А. В. Маракуев, в частности, отмечал: «Рукопись представляет собою изготовленную мною по просьбе китайских ученых копию с одного старого китайского манускрипта, хранящегося в библиотеке местного университета. Об исполнении моей просьбы прошу меня уведомить» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 4]).
 
Не получив ответа на своё письмо, Маракуев вновь обратился в ВОКС с новым посланием, в котором напомнил о своей посылке, предназначенной для Китая: «Больше месяца тому назад я послал Вам изготовленную мною рукописную копию одного китайского сочинения из местной университетской библиотеки. Я не имею подтверждения [относительно] получения [Вами] рукописи и не имею никаких сведений об её отправке Вами [в Китай]. Пожалуйста, сообщите мне о том и о другом» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 3])^[9]. На втором письме автор забыл (от рассеянности или волнения) поставить дату, поэтому его можно условно датировать следующей пометой, оставленной на нем фиолетовыми чернилами: «27/VI. Нужно ответить». В соответствии с этим решением заведующая Восточным отделом ВОКС В. Линде 16 июля 1935 г. направила А. В. Маракуеву во Владивосток такой ответ: «Посланную Вами для Юань Тун-ли книгу “Юань-лэ да-дянь” мы получили с большим опозданием. В настоящее время мы ее переслали вместе с Вашим сопроводительным письмом по назначению через нашего уполномоченного в Китае. Мы надеемся, что уже в ближайшее время получим ответ от Юаня [Тун-ли], который немедленно перешлет его Вам» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 6]).
 
Через три месяца из советского посольства в Нанкине, где один из его сотрудников — П. Г. Саратовцев, работая в Отделе печати, по совместительству выполнял обязанности Уполномоченного ВОКС’а, пришло известие о передаче рукописной копии «Юнь-лэ да-дянь» Пекинской национальной библиотеке. Это дало возможность руководству ВОКС’а снять напряженность, возникшую в ходе переписки с преподавателем и общественным деятелем Приморья. 26 октября 1935 г. А. В. Маракуеву было отправлено следующее письмо, поставившее точку в назревавший конфликт: «Наш уполномоченный в Китае нам сообщил, что посланная Вами [рукописная] книга “Юнь-лэ да-дянь” передана в Национальную библиотеку в Бэйпине. Секретариат библиотеки обратился к нашему уполномоченному с письмом, в котором просил передать Вам благодарность за присылку упомянутой книги» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 161, л. 5]).
 
Судя по сопроводительному письму, направленному А. В. Маракуевым Юань Тун-ли (на англ. яз.), Пекинская библиотека получила от него две главы (два цзюаня) (а именно 12 135 и 13 136), отсутствовавшие в её неполном экземпляре «Юн-лэ да-дянь», пострадавшем от пожара в Ханьлинюане в 1900 г., во время восстания ихэтуаней^[10].
 
Важно отметить, что руководство ВОКС’а помогало книжными посылками не только Пекинской Национальной библиотеке в Китае. На это указывает, например, письмо от 26 июня 1936 г., отправленное П. Г. Саратовцевым из Шанхая в Москву, в адрес ВОКС’а. Вот что он писал: «Посылаю... печатные материалы по вопросу о восстановлении “Восточной библиотеки” в Шанхае, погибшей во время событий 1932 г. (бомбежки города японской авиацией. — А.Х.)... Библиотека непосредственно связана и поддерживается крупнейшим в Китае издательством “Коммершиэл Пресс” [«Шан у иньшуа-гуань»], которое выпускало при финансовой поддержке [нанкинского] правительства полученные Вами книги [энциклопедии] “Сы-ку цюань-шу”. Д. В. Богомолов (посол СССР в Китае. — А.Х.) поддерживает... посылку [советского] книжного фонда для восстановления библиотеки от имени ВОКС’а» (цит. по [4, ф. 5283, оп. 4, 1936, д. 205, л. 10]).
 
Важным событием в истории культурных связей двух стран стало создание в 1935 г. в Китае советско-китайского общества культуры, о чем говорилось в ВОКС’е во время визита Юань Тун-ли в СССР. Положительно оценивая данное событие, П. Г. Саратовцев в письме от 9 ноября 1935 г. из Нанкина подчеркивал: «Создание КСКО (китайско-советского культурного общества) отражает не только отчетливую тягу к культурному сближению с СССР со стороны различных кругов китайской общественности (особенно со стороны китайской интеллигенции), но и свидетельствует о несомненном и значительном переломе в отношении к СССР со стороны верхушки национального правительства и ЦК Гоминьдана. Без этого перелома организационное оформление культурных связей между СССР и Китаем как одной из форм общего сближения между странами было бы невозможно... В качестве генерального секретаря Общества Сунь Фо провел при некотором сопротивлении гоминьдановцев — членов Президиума кандидатуру проф. Чжан Си-мэня... В целом Президиум КСКО является весьма интересным в смысле представительства разнообразных кругов китайской общественности: здесь и партийная интеллигенция, и представители высшей группы государственного чиновничества, и представители беспартийной интеллигенции» (цит. по [1, ф. 0100, 1935, оп. 19, п. 183, д. 43, л. 21, 20]).
 
Если говорить о личных контактах китайской интеллигенции с Советской Россией, то наиболее тесные и плодотворные связи в области книгообмена и в частности Юань Тун-ли установились через акад. В. М. Алексеева. Как видно из объёмистой переписки, отложившейся в личном архиве самого авторитетного в советской России китаеведа, Юань Тун-ли довольно часто информировал В. М. Алексеева не только о появлении новых книг в Китае, но и живом интересе китайской общественности к русской классике и современной литературе, издаваемой в СССР. На существование тесных связей между Институтом востоковедения в Ленинграде и Пекинской Национальной Библиотекой указывает письмо его сотрудника А. А. Петрова (1907–1973) (специалиста по древнекитайской философии) к В. М. Алексееву, отправленное 13 июля 1937 г. В нем А. А. Петров сообщал: «В заявках [Института] на иностранную литературу на 1937 год, которые я нашел при поступлении в библиотеку, указанных [Вами] китайских текстов не значилось... Заявка [же] на 1938 год давно сдана в МК («Международную книгу» [?]. — А.Х.), а все лица, ведающие этим [делом], находятся в отпуску. Во всяком случае я приму все меры к тому, чтобы просимые Вами тексты были выписаны и получены с наименьшим опозданием, хотя, конечно, на получение их к началу учебного года [в университете] никакой надежды нет.
 
Мы получили от проф. Юань [Тун-ли] из Бэйпина несколько посылок в обмен на фотокопии “Юн-лэ да-дянь”. Их содержимого я пока не знаю и сообщу Вам о нем дополнительно» (цит. по [6, ф. 820, оп. 3, ед. хр. 624, л. 1]).
 
Учитывая трудности разработки той или иной научной темы при формальном существовании международного книгообмена, В. М. Алексеев считал, что для приобретения китайской литературы необходимо посылать за границу лиц, проявивших себя в научно-исследовательской работе. Предлагая Президиуму АН СССР направить в Китай талантливого ученика и коллегу Ю. К. Щуцкого, он так мотивировал свое предложение в письме от 23 февраля 1937 г.: «Мой доклад “Пушкин в Китае” на Пушкинской сессии не мог быть поставлен исключительно по недостаточности материалов, которые нельзя ни выписать по каталогам, ни путем сложной, производившейся мною в течение 10 лет переписки. Между тем общественный интерес, проявленный к Пушкинской сессии Академии Наук, только что проведенной в Москве, по-видимому, не может не быть поддержан Академиею на должной академической высоте и не состоявшийся доклад как тема еще не должен считаться не существующим. Принимая всё изложенное во внимание, я нахожу, что тема эта, во-первых, достаточно важна, чтобы её разработать в достойной её полноте; во-вторых, эта разработка никак не может состояться на материалах Ленинграда и Москвы; в-третьих, что для доведения этого вопроса до [окончательного] решения на путях, достойных Академии, только специальная командировка в Китай может быть признана единственно верным средством, [поэтому] я и прошу рассмотреть мой проект о командировании на три-четыре месяца в Китай проф. Ю. К. Щуцкого, старшего ученого специалиста Института Востоковедения, никогда в Китае не бывавшего, очень дельного и знающего китаиста, со специальным ему заданием собрания библиотеки по изучению Пушкина в Китае и изготовления ответственной книги “Пушкин в Китае”» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1-1937, д. 651, л. 2]).
 
Желая придать научным связям с Китаем более действенный характер, В. М. Алексеев не раз выступал с инициативой приглашения в СССР видных китайских ученых для чтения лекций соответственно их профессиональной квалификации. С этой целью им 23 февраля 1937 г. была направлена в Президиум АН СССР следующая записка: «Обращаюсь в Президиум с просьбой рассмотреть мой проект о приглашении на ряд платных лекций в Ленинграде известного китайского антрополога и археолога, директора научно-исследовательского института Китайской Академии Наук (Aсademia Sinica) д-ра Ли Цзи. Профессор Ли Цзи известен своими раскопками городищ на месте древнейших столиц Китая, давшими совершенно исключительные результаты и принесшие ему премию St. Julien [Станислава Жульена] от Французской Академии надписей и литературы.
 
Я полагаю, что 10–15 лекций этого китайского ученого на английском языке, понимание которого всеми дальневосточниками, учащими и учащимися, обеспечено, создадут вместе со сближением научных сил обеих стран целую полосу [научных] интересов, тем более, что среди молодых кадров есть уже товарищи, которые вместе со мною интересуются китайской археологией, открывающей нам на наших глазах [истинную] китайскую историю, и достаточно в этой области знающие. Я не осведомлен относительно системы оплаты, предлагаемой в подобных случаях соответственными учреждениями, особенно в валюте, но думаю, что она ориентировочно не ниже той, которая была предложена мне в 1926 г. в Лондонском Университете и выразилась в 100 P.S. (сто фунтов) за пять лекций (публичных с диапозитивами за мой же счет)» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1-1937, д. 651, л. 3]).
 
Весьма характерной для того времени была довольно осторожная и даже негативная реакция тогдашнего руководства Академии наук на безусловно дельные и своевременные предложения академика-китаиста В. М. Алексеева. Достаточно обратиться к аргументации, с которой выступил академик-секретарь Отделения Общественных наук АН СССР А. М. Деборин. В письме от 4 марта 1937 г. к непременному секретарю АН СССР акад. Н. П. Горбунову он сообщал: «Пересылая Вам заявление акад. Алексеева по вопросу о командировании на три-четыре месяца в Китай проф. Ю. К. Щуцкого... со специальным заданием собрать литературу по Пушкину в Китае, должен сообщить, что я не считаю целесообразной эту командировку: во-первых, мне представляется данное лицо неподходящим (? — А.Х.) для этой цели; во-вторых, Пушкинскую литературу в Китае можно приобрести иным путем, хотя бы при посредничестве нашего полпредства в Китае.
 
Что касается вопроса о приглашении в СССР на ряд платных лекций проф. Ли Цзи, то я полагаю, что этот вопрос заслуживает внимания по соображениям политическим и в целях укрепления культурных связей с Китайскою Академией Наук и вообще с кругами ученых Китая. Во всяком случае этот вопрос следует обсудить» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1-1937, д. 651, л. 1]).
 
Согласно краткой выписке из протокола заседания, состоявшегося 4 мая 1937 г., Президиум АН СССР постановил: «1) Поручить ООН [Отделению общественных наук] совместно с Институтом востоковедения дополнительно подработать и уточнить вопрос о приглашении проф. Ли Цзи и свои предложения внести на рассмотрение Президиума Академии Наук. 2) Признать невозможным командирование в Китай проф. Ю. К. Щуцкого» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1-1937, д. 651, л. 8]).
 
В июне 1937 г. Япония развязала крупномасштабную войну против Китая^[11] и руководству Пекинской Национальной библиотеки пришлось принять решение об эвакуации наиболее ценной части книжных фондов на юг страны. 10 мая 1938 г. Юань Тун-ли из Гонконга обратился к В. М. Алексееву с письмом о дальнейшем содействии книгообмену с борющимся с японской агрессией Китаем. В его письме, в частности, говорилось: «Очень благодарен Вам за Ваше письмо, датированное 20-м февраля. Ваше сочувствие нашей борьбе за честь нации и её спасение меня трогает. Объединенный фронт против японских агрессоров со стороны Советского Союза^[12] придает китайскому народу много новых сил. Мы искренне ценим бескорыстный дух советской общественности, желающей добровольно помочь нашему делу. Мы твердо верим, что мир и порядок на земле могут быть поддержаны только в том случае, если демократические страны смогут работать сообща над осуществлением всеобщего бойкота [в отношении Японии].
 
В связи с настоящей ситуацией внутри страны мы переместили наше управление [библиотекой] из г. Чанша в Гонконг. Теперь мы серьёзно заняты собиранием книг и журналов для удовлетворения интеллектуальных потребностей китайских ученых в этот час [всеобщего] горя. Так как многие из наших научных библиотек уничтожены, потребность в западной научной литературе — самая настоятельная. Я надеюсь, что Вам представится возможность похлопотать об оказании нам помощи и поддержки со стороны советских научных учреждений. Любые книги и журналы будут приняты с радостью и особенно книги, изданные в Советском Союзе на английском языке.
 
Я хочу знать, переехала ли [Ваша] Академия Наук в Москву или она всё еще в Ленинграде. Пожалуйста, проинформируйте Академию о перемене нашего адреса.
 
Все книжные пожертвования, поступившие из Советского Союза, будут временно помещены в Гонконге, должным образом каталогизированы, а затем немедленно предоставлены для использования. Так как научная работа по-прежнему ведется независимо от войны, Ваши пожертвования окажут большую пользу работникам умственного труда нашей страны.
 
Я чрезвычайно благодарен Вам за собирание для нас книг и изд[анных] передовиц на тему о японо-китайском [военном] столкновении, но до сих пор мы ничего [из этих материалов] не получили. А так как мы остро нуждаемся в именно таком материале, то надеемся, что Вы пришлете его нам при первом же удобном для Вас случае» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1а, д. 183, л. 2])^[13].
 
1 июля 1938 г. В. М. Алексеев сделал сообщение о полученном из Гонконга письме проф. Юань Тун-ли на заседании Китайского кабинета ИВ АН СССР, на котором было принято решение «обратиться в Президиум Академии Наук с ходатайством об оказании искомой помощи Бэйпинской библиотеке, что сейчас в Гонконге, академическими изданиями за два последних года, а равно и о зачислении её в постоянные адресаты [ИВ АН СССР] (цит. по [3, ф. 2, оп. 1а, д. 183, л. 18]). В соответствии с указанным решением коллектива китаистов А. П. Баранников, тогдашний директор Института Востоковедения (индолог), 7 июля обратился к акад. В. Л. Комарову, Президенту АН СССР, с письменной просьбой о «безвозмездной пересылке» в адрес Пекинской Национальной Библиотеки «всех изданий Академии Наук СССР за последние два года» и предложением ходатайствовать перед ВОКС’ом о «высылке в тот же адрес книг на английском языке», изданных и издаваемых в СССР». «Такая... поддержка... Национальной библиотеки Китая и, следовательно, китайской науки вообще в настоящий момент, — подчеркивалось в данном письме, — будет иметь большое политическое значение и явится демонстрацией дружбы нашей страны с китайским народом в дни его героической борьбы против японского агрессора» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1а, д. 183, л. 3]).
 
11 июля на заседании Президиума АН СССР это письмо было рассмотрено и принято решение, в первом пункте которого указывалось: «Предложить директору Библиотеки Академии Наук (БАН) тов. Яковкину послать Бэйпинской Национальной библиотеке, находящейся в настоящее время в Гонконге, все издания АН СССР за 1937 и 1938 гг., в особенности на английском языке» [3, ф. 2, оп. 1а, д. 183, л. 5]. Отбор необходимой для отправки в Китай литературы возлагался на А. П. Баранникова и В. М. Алексеева, которые должны были координировать свои действия с планом аналогичной работы директора Библиотеки Академии Наук СССР. Когда в сентябре 1938 г. в Институт Востоковедения поступил запрос относительно выполнения вышеупомянутого решения, руководство ИВ АН СССР сообщило, что «отобранная литература отправлена в Китай, в адрес Национальной библиотеки» и что отбираемые в настоящее время книги на английском языке по завершении всей работы будут также отправлены по тому же адресу» (цит. по [3, ф. 2, оп. 1а, д. 183, л. 7]).
 
Таким образом, благодаря оперативным мерам советские востоковеды и прежде всего китаисты Ленинграда оказались среди тех ученых, которые первыми откликнулись на призыв попавших в беду китайских коллег, выразив тем самым свою солидарность с борьбой китайского народа за независимость своей страны, значительная часть территории которой тогда оказалась под пятой японской военщины.
 
Установлению более тесных межгосударственных и личных контактов между СССР и Китаем в нелегкое для китайского народа время благоприятствовал тот факт, что широкие слои населения советского государства со времени Октябрьской революции неизменно проявляли интерес к событиям в Китае, особенно же к борьбе китайского народа за свое освобождение от колониального и социального гнета. Свидетельством такого интереса в годы китайской революции 1925–27 гг. может служить, например, такой факт: на докладе К. Б. Радека о спорных проблемах китайской истории, прочитанном 26 ноября 1926 г. на заседании Общества историков-марксистов в Комакадемии (под председательством М. Н. Покровского), из 472 приглашенных на этот доклад лиц присутствовало 285, в т. ч. более 30 слушателей, не получивших приглашение [3, ф. 377, оп. 2, ед. хр. 20, л. 1]. О внимании к политическим событиям в соседнем Китае российской провинциальной «глубинки» писала, например, 17 марта 1927 г. в Ленинград В. М. Алексееву дочь известного русского китаеведа Д. А. Пешурова (1833–1913) — Серафима, работавшая сельской учительницей близ г. Серпейска (бывшей Калужской губернии) [6, ф. 820, оп. 3, ед. хр. 633, л. 7].
 
Живой интерес широких слоев общественности Страны Советов к Китаю, его прошлому и настоящему, служил благодатной почвой для установления творческих контактов между отдельными представителями ее творческой интеллигенции с деятелями китайской культуры, особенно же с литераторами, внимательно следившими за развитием русскоязычной литературы в послеоктябрьской России^[14].
 
Показателем интереса китайской учащейся молодежи к советской культуре может служить и такой факт: к февралю 1941 г. в Чунцине, в стенах Центрального университета, переведенного сюда из Наньцзина, в течение более двух лет функционировал студенческий кружок, специально занимавшийся вопросами советской литературы и искусства. К указанному времени до 200 слушателей курсов русского языка в Чунцине, Гуйяне, Гуйлине и Куньмине имели возможность знакомиться с русской классикой и произведениями советских писателей не только по китайским переводам, но и в оригинале.
 
Интерес к советской литературе проявляли не только студенты, но и военнослужащие, в том числе воинских формирований, находившихся под влиянием или контролем КПК. Свидетельством тому — сохранившаяся в архиве М. Я. Аплетина записка Линь Цзу-ханя (тогда представителя 18-го корпуса НРА в пров. Шэньси), направленная в марте 1939 г. писателю Эми Сяо с просьбой содействовать присылке китайским войскам советских журналов и книг на русском языке через посредство ВОКС’а (даже с обещанием уплаты за это необходимой суммы денег). Ранее Эми Сяо (Сяо Сань) в письме от 8 января 1938 г. просил Иностранную комиссию ССП помочь в присылке литературных материалов писателю Лоу Ши-и, переводчику произведения М. Горького «В людях», решившего издавать в Гонконге (Сянгане) иллюстрированный журнал «Великий путь».
 
Из материалов переписки Эми Сяо с М. Я. Аплетиным видно, какие именно произведения советских писателей пользовались наибольшим спросом и какие новинки советской литературы, вопреки ограничительным мерам гоминьдановских властей, всё же попадали китайским писателям, работавшим в Яньани. Благодаря книжным посылкам из СССР в Китае появились статьи, посвященные В. Маяковскому и другим советским поэтам.
 
Разумеется, некоторые идеи советских писателей, представителями различных слоев китайской общественности воспринимались различно, причем порой в устах некоторых политических лидеров Китая они тесно увязывались с потребностями текущего момента, чаще всего с задачами борьбы китайского народа с внешней агрессией. Наиболее характерным примером в этом отношении можно считать речь «христианского маршала» Фэн Юй-сяна, произнесенная в самом большом театре Чунцина по случаю 3-й годовщины смерти А. М. Горького. «Наш национальный враг — японский империализм, — подчеркивал Фэн, — служит реакции не только на Востоке, но и во всем мире. Мы боремся не только за свое национальное спасение, но и за спасение гуманизма. В этом деле М. Горький является нашим идейным вдохновителем... Пусть нашим боевым лозунгом будут слова Горького: “Если враг не сдается, его уничтожают!”... не все еще среди нас проникнуты чувством энтузиазма в деле вооруженного сопротивления, как этого достигнуть — учит нас Горький» (цит. по: «Интернациональная литература», 1940, № 7–8, с. 159; см. также [9]).
 
Важную роль в популяризации произведений русских и советских писателей играл издаваемый с 1939 г. в Чунцине под редакцией историка Хоу Вай-лу журнал «Чжун-Су вэнь-хуа», опубликовавший ряд статей советских авторов, в т. ч. китаистов — В. Н. Рогова, А. А. Иванова (А. Ивина) и др. В связи с развернувшейся в Китае кампанией отправки писем в действующие на фронте воинские части, журнал поместил на страницах некоторые письма китайских писателей, которые выражали восхищение действиями советских воинов-интернационалистов, сражавшихся на китайской земле против японских агрессоров. Одно из таких писем, написанное писателем Ай У, было обращено к советским писателям. В нем говорилось: «Хотя в наших газетах и не упоминается, сколько самолетов и летчиков вы нам послали, сколько заняли нам денег, но каждый человек, узнав что-либо о вашей, дорогой нам помощи, передает [это известие] десяти другим... Поэтому, дружба к вам так глубоко в наших сердцах, как корни дерева в земле» (цит. по [5, ф. 631, оп. 11, д. 594, л. 29]).
 
Важным каналом распространения правдивой информации об СССР и творческой деятельности советских писателей служили контакты сотрудников советского посольства в Чунцине (Н. Т. Федоренко, С. Л. Тихвинского, Б. И. Панкратова и др.) с деятелями китайской культуры. Об этом свидетельствуют опубликованные и оставшиеся в архивах письма Го Мо-жо, Хоу Вай-лу и других известных в Китае лиц, в т. ч. начинающих писателей.
 
Разгромом частями Советской Армии отборных японских войск в Маньчжурии в августе-сентябре 1945 г. завершилась длительная, порой неравная и кровопролитная борьба китайского народа за независимость своей страны, ставшей объектом вооруженной агрессии со стороны милитаристской Японии.
 
Положительный опыт, накопленный в области культурного сотрудничества и в частности в деле книгообмена с Китаем в 30-е годы (в том числе в период анти-японской войны) не пропал даром. После образования КНР (1 октября 1949 г.) возможности приобретения китайских книг заметно расширились, в т. ч. для китаистов-переводчиков, работавших на бывшей КВЖД (Китайско-Чанчуньской железной дороге) либо на промышленных объектах, создаваемых при деятельном участии советских специалистов. Если вспомнить ситуацию с двусторонним книгообменом начала 50-х гг., связанных с периодом восстановления библиотечных связей между двумя странами, то одной Библиотекой Академии Наук (г. Ленинград), по подсчетам Г. Я. Смолина, в 1950 г. было получено 2091 экз. китайских книг, в 1951 — 3177 экз., в 1952 г. — 3974 экз., в 1953 г. — 9244 экз. и в 1955 г. — 18 520 экз. [8, с. 22]. Рост книгообмена с КНР в 50-е годы подтверждается и увеличением числа научных (в т. ч. неакадемических) учреждений и библиотек Китая, с которыми тогда были установлены связи. Если в 1948 г. таких организаций насчитывалось 14, то в 1949 г. — 57, а в 1952–54 гг. — 126 [8, с. 23]. К середине 50-х гг. в обмене литературой с СССР было задействовано почти 300 институтов, научных обществ, издательств, библиотек и научных учреждений КНР. Что же касается СССР, то, по словам одного из деятелей КПК Ху Цяо-му, только в течение 1950 г. в НР было ввезено свыше 10 млн. советских книг. Чтобы обеспечить реализацию этой книжной продукции китайскому населению, книготорговым организациям КНР даже пришлось ограничить свои заказы в СССР на 1951 г. (до 2 млн. книг)^[15].
 
Серьезные финансовые затруднений, явно обнаружившиеся после распада СССР, привели не только к сокращению выпуска научной и общеобразовательной литературы, частично шедшей на обмен с другими странами, но и заметному уменьшению привоза иностранных книг, в т. ч. из КНР, главного потребителя советской книжной продукции.
 
 
Источники и литература
1. Архив внешней политики при Российской федерации (АВП РФ), ф. Референтура по Китаю.
2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Миссия в Пекине.
3. Архив Российской Академии Наук (АРАН).
4. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. Всесоюзное Общество культурной связи с заграницей (ВОКС).
5. Российский государственный архив литературы и искусства
(РГАЛИ).
6. С.-Петербургский филиал Архива Российской Академии Наук (СПб. филиал АРАН).
7. Алексеев В. М. Наука о Востоке. Статьи и документы. М., ГРВЛ, 1982.
8. Смолин Г. Я. Библиотека Академии Наук и Китай. — Научные и культурные связи Библиотеки АН СССР со странами зарубежного Востока. М.-Л., 1957.
9. Хохлов А. Н. Интерес к русской и советской литературе в Китае конца 30-х — начала 40-х гг. — Китай и мир. История, современность, перспективы. Тезисы докладов III Международной научной конференции (Москва, 5–7 октября 1992 г.). Ч. 2. М., 1992, с. 73–77.
10. Хохлов А. Н. Китаист А. В. Маракуев и его научное наследие. — Китайская традиционная культура и проблемы модернизации. Тезисы докладов V Международной конференции «Китай, китайская цивилизация и мир. Ч. 2. М., 1994, с. 107–112.
11. Хохлов А. Н. Китаист И. М. Ошанин и его служба на дипломатическом поприще в Китае. — Китайское языкознание. Изолирующие языки. ХI Международная конференция. Материалы (Москва, 25–26 июня 2002 г.). М., 2002, с. 288–301.
12. Цветкова А. С. Советско-китайские культурные связи (Исторический очерк). М., 1974.
13. «Синь вэньсюэ ши-ляо» (Материалы по истории новой литературы), 1994, № 1, с. 19–31.
14. Biographical Dictionary of Republican China. (Howard L. Boorman, Editor). Vol. 1–4. New York [— London, 1967–1971.
15. «Soviet culture review» (Moskow), 1933, № 5.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXV научная конференция / Ин-т востоковедения; сост. и отв. ред. Н.П.Свистунова. – М.: Вост. лит., 2005. – 311 с. – ISBN 5-02-018484-5 (в обл.). С. 159-180.
 

---

1. ↑ Подоплеку поведения правителей Китая в 1927 г. в отношении СССР довольно удачно раскрыл американский журналист в Шанхае Вильбур Бершок, корреспондент газеты «Балтимор сан». В статье, посвященной обзору советско-китайских отношений, он утверждал, что «разрыв» Нанкина с Советской Россией, якобы основанный на событиях в Кантоне (Гуанчжоу), где в декабре было провозглашено создание Коммуны, на самом деле явился результатом сговора между нанкинским правительством и некоторыми западными державами, включая Англию и Соединенные Штаты. Пойдя на некоторые формальные уступки Гоминьдану в области таможенной политики, державы потребовали удаления с территории Китая советских представителей и более решительной борьбы с китайскими коммунистами [15, с. 11].
2. ↑ При рассмотрении данного письма на Коллегии НКИД 26 марта 1930 г. было принято такое решение: «Принципиально не возражать против обмена изданиями между Академией Наук и Национальной библиотекой в Пекине, отложив осуществление обмена до более благоприятного момента» (цит. по [1, ф. 0100, оп. 14, п. 162, д. 38, л. 9]).
3. ↑ Подробные биобиблиографические данные об Юань Тун-ли (1895–1965), крупном ученом в области китайской библиографии и книговедения, можно найти в справочнике-словаре деятелей республиканского Китая, составленного под редакцией Говарда Бурмана и вышедшего в четырех томах в 1967–1971 гг. (см. [14, т. 4, с. 89–92]).
4. ↑ Работавший в Шанхае и Ханькоу в 1927 г. в качестве члена редакции китайского журнала «Тайпиньян гунжэнь» («Тихоокеанский рабочий») Михаил Яковлевич Аплетин (1885–1981) впоследствии в течение многих лет работал в Союзе Советских Писателей, поддерживая тесные связи с китайскими прозаиками и поэтами. Письма к нему известного китайского писателя Сяо Саня (Эми Сяо), писавшего немного по-русски, опубликованы нами в 1994 г. в Китайском журнале (в переводе Ми Чжэнь-бо) (см. [13]).
5. ↑ Подробные сведения о Цзян Тин-фу (1895–1965), известном историке, авторе многих трудов по истории внешней политики Китая, начиная с периода правления маньчжурской династии Цин (1644–1912), а также дипломате, бывшем послом Китайской Республики в СССР в 1936–1938 гг., постоянным представителем гоминьдановского правительства в ООН в 1947–1962 гг. и послом в США с 1961 по 1965 г. (См. [14, т. 1, с. 354–358]).
6. ↑ На приёме, устроенном ВОКС’ом 10 сентября 1934 г., помимо писателей Вс. Иванова и С. М. Третьякова, присутствовали китаисты проф. А. И. Иванов, Н. Т. Федорченко (НКИД), М. М. Абрамсон (Ком. Академия) и др.
7. ↑ Из книг о Китае, отправленных Юань Тун-ли Институтом Маркса, Энгельса и Ленина при ЦК ВКП(б), среди которых находилась московская публикация 1928 г. работы «Ранний китайский либерализм» (Эпоха «Ста дней»), советской цензурой не была пропущена книга япониста Н. М. Попова-Тативы «Китай. Экономическое описание», изданная в 1925 г. Разведывательным Управлением Штаба РККА (более 300 стр.) (см. [4, ф. 5283, оп. 4, 1935, д. 167, л. 16]).
8. ↑ Подробнее об Александре Васильевиче Маракуеве (1891–1966) см. [10].
9. ↑ Не дождавшись ответа на постоянно мучивший вопрос относительно доставки рукописи в Китай, А. В. Маракуев 6 июля 1935 г. в третий раз обратился за содействием в ВОКС, но на этот раз к Председателю этой общественной организации (Аросеву), при этом закончил свое письмо так: «Побудите Ваш [служебный] аппарат ответить [мне]. Живя в 10 тыс. км от Москвы, я более, чем другие работники вузов нуждаюсь в культурной помощи ВОКС’а, но получить ее не могу» (цит. по [4, оп. 4, 1935, д. 161, л. 19]).
10. ↑ Как видно из перечня книг на восточных языках, переданных Российской дипломатической миссией в Пекине в Петербургский университет после русско-японской войны 1904–1905 гг., в нем было указано, помимо книг на маньчжурском, монгольском и тибетском языках, 11 цзюаней (книжечек) рукописи «Юнь-лэ да-дянь», спасенных русскими казаками из горевшего здания Ханьлинюаня в 1900 г. (см. [2, ф. Миссия в Пекине, 1906–1912, д. 1072, л. 225–233]).
11. ↑ Выходившая во Владивостоке газета «Красное знамя» 18 мая 1937 г., касаясь реакции нанкинского правительства на вооруженное вторжение японских войск в районе моста Лугоуцяс, ставшее началом длительной войны Японии с Китаем, сообщала: «16 июля китайский посол Цзян Тин-фу (в тексте газеты — Тзян Тинг-фу. — А.Х.) посетил [М.] Литвинова и передал ему текст заявления китайского правительства по поводу событий 7 июля у Лугоцяо».
12. ↑ Под сказанным в письме Юань Тун-ли следует, очевидно, понимать договор между СССР и Китаем, подписанный 21 августа 1937 г. советским полпредом Д. В. Богомоловым с китайским министром иностранных дел Ван Чжун-гуем, по поводу которого газета «Минь-бао» (официальный орган Гоминьдана) писала: «Заключение китайско-советского договора о ненападении свидетельствует о решимости обеих стран бороться против войны и за сохранение мира. Договор является важнейшим фактором [поддержания] всеобщего мира» (цит. по «Красное знамя» (Владивосток), № 201 (1 сентября 1937 г.).
13. ↑ Копия перевода с английского В. М. Алексеева заверена ученым секретарем Института востоковедения АН СССР А. А. Петровым, назначенным в период японо-китайской войны советским послом в Китае.
14. ↑ Первые переводы произведений русской классики появились в Китае задолго до Октября 1917 г. в России, причем в ряде случаев под влиянием японских переводов. После же Октября 1917 г. китайскому читателю-интеллигенту стали известны не только имена Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого и А. П. Чехова, но и М. Горького, С. Г. Скитальца, В. Я. Ерошенко и некоторых других писателей. К концу 30-х гг. особой популярностью пользовались произведения А. М. Горького. На это указывали многие китайские литераторы. Так, Го Мо-жо в статье, посвященной проблеме культурного обмена Китая с Советским Союзом, опубликованной в 1940 г. в журнале «Чжун-Су вэнь-хуа» («Культура Китая и СССР») (в переводе Л. З. Эйдлина она в урезанном виде появилась 28 июля 1940 г. в «Литературной газете»), так оценивал значение творческого наследия Горького для Китая: «Влияние Горького больше, чем влияние литературное. Китайские писатели преклоняются перед ним, любят его, следуют ему... его произведения читают как библию, в особенности его статьи о литературе... Мы от Горького узнаем не только, как нужно писать или о чем писать, но и учимся тому, как жить и какими быть».
15. ↑ Приведенные цифровые данные взяты из беседы первого секретаря Посольства СССР в КНР И. Г. Калабухова с Ху Цяо-му, состоявшейся 17 ноября 1950 г. (см. [1, ф. 0100, оп. 44, п. 44, д. 14, л. 2]).