Внешняя политика КНР в период 2002–2008 гг.

 
(тезисы)
 
Подготовлено при содействии РГНФ. Проект 12-03-00376 «Современный внешнеполитический курс Китайской Народной Республики и заветы Дэн Сяопина».

 
1. В существе и в форматах реализации внешней политики КНР в период после проведения в Пекине Олимпийских игр (август 2008 г.) и вспышки мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. произошли заметные изменения, привлекшие повышенное внимание как международной общественности, так и экспертного китаеведного и более широкого политологического сообщества. Можно говорить о таких новациях, как окончательное обретение Китаем статуса глобального игрока в современной системе международных отношений, возросшая напористость и жесткость КНР в проведении своего внешнеполитического курса и особенно при отстаивании так называемых «ключевых национальных интересов», попытки  нарастить «мягкую силу» страны, прежде всего за счет более широкого «выхода вовне» китайской культуры – по аналогии с политикой «выхода вовне» китайского бизнеса (см. подробнее: [1]).
 
2. Вполне закономерно возникает вопрос, являются ли новации во внешней политике КНР последних лет своеобразным отрицанием международно-политического курса страны в предшествующий период, или же, напротив, их истоки и предпосылки можно выявить и проследить как раз в первой половине правления четвертого поколения лидеров современного Китая? Именно поэтому, на наш взгляд, анализ внешней политики КНР в период 2002–2008 гг. как на концептуальном, так и на практическом уровне представляет особый интерес.
 
3. Разумеется, этот период внешней политики КНР в плане его изучения отнюдь не являет собой terra incognitа. Концепция «мирного возвышения» Китая привлекла  экстраординарное внимание международного сообщества. Определенное внимание было уделено и пришедшему ей на смену лозунгу «мирного развития» Китая, а также концепции «гармоничного мира», выдвинутой Ху Цзиньтао в сентябре 2005 г. в выступлении в Организации Объединенных Наций.
 
4. Вместе с тем, при немалом количестве исследований по отдельным аспектам и направлениям внешней политики КНР периода 2002–2008 гг. попытки дать ее обобщенную картину носили, можно сказать, единичный характер, по крайней мере, в отечественном китаеведении (см.: [2]). Да и конкретные обстоятельства и нюансы как продвижения концепции «мирного возвышения» Китая, так и ее замены на «мирное развитие» прояснены далеко не полностью.
 
5. Общепризнанным автором и инициатором популяризации концепции «мирного возвышения» считается известный китайский политолог, бывший исполнительный проректор Партийной школы при ЦК КПК Чжэн Бицзянь, в начале 2000-х годов имевший прямой выход на лидеров страны. Временем и местом публичного обнародования концепции провозглашен форум в городке Боао (Хайнань), проведенный осенью 2003 г. (перенесен с традиционного апреля из-за эпидемии атипичной пневмонии). В Интернете  легко отыскать подборку статей и выступления Чжэн Бицзяня о «мирном возвышении» Китая, впервые изданную в США в 2005 г. на английском языке (см. [3])^[1].
 
6. Однако эта каноническая версия нуждается в уточнении. Как свидетельствует профессор Института международных отношений Фуданьского университета Жэнь Сяо, толчком к формулированию идеи «мирного возвышения» как «возможного нового пути для Китая» послужили беседы Чжэн Бяцзяня в декабре 2002 г. в США со многими бывшими и действующими влиятельными американскими политиками, в т.ч. с Г. Киссинджером, З. Бжезинским, Кондолизой Райс. По итогам  поездки Чжэн подготовил записку для Ху Цзиньтао, что привело к созданию специальной группы во главе с Чжэн Бицзяном по разработке концепции «мирного возвышения» Китая [4, p. 34].
 
7. Еще более существенно то обстоятельство, что Чжэн Бицзянь, похоже, не был первым и единственным китайским экспертом, предложившим общественности понятие и сам термин «мирное возвышение» Китая. Ряд зарубежных китаеведов напоминает о сходной идее Янь Сюэтуна из Университета Цинхуа, выдвинутой еще в 1998 г. Можно сказать, что идея просто витала в воздухе, и ее могли озвучить практически одновременно сразу несколько ученых.
 
Так, еще в сентябре 2002 г., то есть в преддверии 16-го съезда КПК, в серии «Изучение важной идеи  Цзян Цзэминя о тройном представительстве» мизерным для Китая тиражом в 3500 экземпляров была издана небольшая авторская монография  известного шанхайского политолога-международника Хуан Жэньвэя «Время и пространство возвышения Китая» [5]^[2]. Не знаю, насколько ценят Хуан Жэньвэя в экспертных и руководящих кругах КНР, но его удивительно точные и прозорливые рецепты десятилетней давности с позиций сегодняшнего дня воспринимаются как абсолютно четкая «дорожная карта» усиления позиций Китая  в мировой политике и экономике в опоре на благоприятные международные факторы, которая была весьма  последовательно реализована на практике в период пребывания у власти Ху Цзиньтао. Для примера: уже тогда Хуан Жэньвэй предлагал всемерно использовать членство в ВТО для утверждения в мировом сообществе образа Китая как «ответственной державы», ставил вопрос о необходимости усиления конкурентоспособности «мягкой силы» страны как обязательном условии ее возвышения, рассматривал включение Китая в  перераспределение ресурсов глобального рынка и в реорганизацию производственных цепочек (с переносом значительной части перерабатывающей промышленности именно в КНР) как «исторический шанс для осуществления страною скачкообразного развития» [5, с. 84–85]. Хочу обратить особое внимание на само название книги Хуан Жэньвэя. «Временем возвышения» Китая стало именно десятилетие лидерства Ху Цзиньтао – при всех возможных оговорках и побочных эффектах. А пространством своего возвышения Китай сделал всю мыслимую триаду – небо и космос (создание самолета-невидимки, запуск космонавтов, орбитальной космической станции, начало осуществления лунной программы), водные акватории (обширная программа наращивания ВМФ, пуск в строй первого авианосца, жесткая борьба за утверждение суверенитета над островами близлежащих морей, активное освоение находящихся в КНР верховий трансграничных рек), землю – в самых разных формах экономической экспансии вплоть до прямой масштабной аренды и покупки земельных участков за рубежом.
 
8. Как известно, формально концепция «мирного возвышения» Китая была достаточно быстро – уже на рубеже 2004–2005 гг. заменена концепцией «мирного развития» страны, широко и активно пропагандируемой по сей день китайской пропагандой. Однако, как совершенно справедливо заметил Жэнь Сяо, данная замена является не «кончиной» концепции «мирного возвышения», а скорее терминологическим компромиссом, призванным успокоить критиков. В данном контексте заслуживают упоминания два обстоятельства. Во-первых, против широкого использования термина «мирное возвышение» выступило Министерство иностранных дел КНР, усмотревшее в нем противоречие с ключевым заветом Дэн Сяопина «держаться в тени и стараться ничем не проявлять себя», который тогда олицетворял официальное позиционирование страны на мировой арене. Во-вторых, уже после официального введения в оборот термина «мирное развитие» проект исследования самых различных аспектов стратегии «мирного возвышения» Китая параллельно продолжался под патронажем Ху Цзиньтао. Споры о предпочтении «развития» или «возвышения» достигли кульминации на 17-м съезде КПК в 2007 г., где по этому вопросу была проведена специальная дискуссия. Вполне можно солидаризироваться с мнением Жэнь Сяо, что «мирное возвышение» стало не только «заявлением Китая о намерениях», но и «новой философией китайской внутренней и внешней политики» [4, p. 35].
 
9. Вполне вероятно, что из вышесказанного можно сделать вывод, будто Китай на деле остался верен концепции «мирного возвышения», облагородив внешний, явленный миру фасад своей политики на мировой арене успокаивающей и устраивающей всех картиной «мирного развития».
 
Что же, этого исключать нельзя – в том плане, что, по китайской традиции, «мирное возвышение» сохранилось как более откровенный разговор «для своих», а «мирное развитие» оказалось в большей мере адресовано внешнему миру. Однако это мало что меняет. Китаю в принципе была не нужна какая-либо тайная геополитическая повестка дня. Поставив на 16-м съезде КПК задачу увеличения ВВП страны за двадцать лет в четыре раза, Пекин в открытую сказал миру о себе, своих геополитических целях и их вероятных последствиях все, что требовалось. Все остальное – прямое производное от стратегических ориентиров, сформированных в ноябре 2002 г. Добавим, что и неизменные заверения Пекина в его приверженности пути сугубо мирного развития не предотвращают появление в мире все новых модификаций теории «китайской угрозы» и, что еще более важно, никак не препятствуют использованию Китаем весьма жестких методов защиты своих интересов, особенно провозглашенных «ключевыми».
 
10. В практической внешней политике КНР периода 2002–2008 гг.  есть целый ряд сюжетов и эпизодов, которые в ретроспективном плане вызывают повышенный интерес. Прежде всего, это антияпонские демонстрации в Китае в апреле 2005 г., призванные показать неприятие китайской стороной трактовки в японских учебниках событий военного времени 1937–1945 гг. В свете последующих раундов обострения китайско-японских отношений в сентябре 2010 г. и  особенно в августе–сентябре 2012 г. можно констатировать, что события апреля 2005 г. были не случайным эпизодом, а первым актом «разведки боем» в длительной борьбе КНР с Японией за лидерство в Восточной Азии.
 
Весьма любопытны и попытки графически отобразить уровень отношений КНР с ведущими государствами мира. Соответствующие схемы с 2005–2006 гг. в течение ряда лет публиковал раз в квартал  журнал «Современные международные отношения» («Сяньдай гоцзи гуаньси»), а затем публикация была перенесена в некоторые другие издания (например,  в ведущий китайский еженедельник «Ляован»), правда, на нерегулярной основе. Хотя сторонние эксперты весьма критически оценивали сами эти оценки (например, отношения с США в китайском обществе оценивались гораздо выше, чем следовало из заниженных по политическим соображениям данных вышеупомянутых публикаций), однако самостоятельную ценность имели ранжирование ведущих государств по уровню их отношений с КНР и сам их перечень (США, Япония, Германия, Великобритания, Франция, Индия, Россия).
 
В целом, на наш взгляд, между внешней политикой КНР периодов 2002–2008 гг. и 2009–2012 гг. существует очевидная преемственность как на  концептуальном, так и на инструментальном уровнях.
 
Литература
1. Портяков В.Я. О некоторых особенностях внешней политики Китая в 2009–2011 гг. // Проблемы Дальнего Востока, 2012, № 2. С. 27–42.
2. Уянаев С.В., Сафронова Е.И. От «мирного возвышения» к «гармоничному миру»: эволюция концептуального обоснования внешнеполитического курса КНР в начале XXI века // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Выпуск XIII. М.: ИДВ РАН, 2008. С. 115–134.
3. China’s Peaceful Rise: Speeches of Zheng Bijian 1997–2005. Brookings Institution Press, October 1, 2005.
4. Ren Xiao. China’s Possible New Path // East Asian Policy, Singapore, 2010, № 3, pp. 33–38.
5. Хуан Жэньвэй. Чжунго цзюеци  дэ шицзянь хэ кунцзянь (Время и пространство возвышения Китая). Шанхай. 2002.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: Т. XLIII, ч. 2 / Редколл.: А.И. Кобзев и др. – М.: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук (ИВ РАН), 2013. – 487 стр. (Ученые записки ИВ РАН. Отдела Китая. Вып. 9 / Редколл.: А.И.Кобзев и др.). С. 404-408.

---

1. ↑ Сборник статей Чжэн Бицзяня был опубликован также в Шанхае в 2005 г.
2. ↑ Хуан Жэньвэй – сотрудник Шанхайской Академии общественных наук, один из ответственных редакторов ежегодного (с 2003 г.) «Доклада о международном статусе Китая».