Гончаров С.Н.

Заметки о военно-техническом сотрудничестве Китая с СССР и Россией во 2-й половине ХХ века

Начало ВТС с Россией

(проблема взаиморасчетов)^[1]

Подобный поворот событий, безусловно, делал еще более неопределенными перспективы продолжения ВТС Китая с Российской Федерацией. В Пекине с тревогой отмечали, что во внешней политике новой России, утверждавшейся «на обломках» Советского Союза, провозглашался примат отношений с развитыми странами Запада^[2] и прав человека в их классической западной интерпретации.

Позднее Е.Т. Гайдар, одна из ведущих фигур в демократическом правительстве первых лет правления Б.Н. Ельцина, весьма четко сформулировал свой подход к отношениям с Китаем, который, несомненно, разделялся его единомышленниками и ранее, в первые месяцы существования новой России: «Мы всячески приветствуем экономические успехи Китая, заинтересованы в его демократизации, но должны отдавать себе отчет, что, к сожалению, Китай в ближайшие годы не станет стабильной процветающей рыночной демократией. Мы своей слабостью, огромными, никак не освоенными территориями Дальнего Востока, провоцируем угрозу. Не надо провоцировать. Значит, надо резко усилить всю инфраструктуру, всю экономику Дальнего Востока, Сибири. Дальневосточный регион, по многим прогнозам, станет экономическим сердцем мира в ХХI веке. И здесь нам нужны союзники. Один из них – Япония». Вывод автором делался следующий: «Необходимо укрепить военный союз с Западом и переключить наш потенциал сдерживания на Дальний Восток. Традиционно там всегда были сосредоточены достаточные военные ресурсы. Вот их и необходимо поддерживать на должном уровне, как бы тяжело ни было»^[3].

В настоящее время такого рода выводы звучат несколько странно. Однако в 1990–е гг., когда еще не «осела пыль» от краха Советского Союза, они представлялись вполне объяснимыми и естественными. Среди российских политиков самых различных убеждений существовала уверенность в том, что гибель столь мощной державы как СССР была обусловлена прежде всего неспособностью далее выдерживать противостояние на два фронта – с Соединенными Штатами и Китаем одновременно. Россия, хоть и являлась самым крупным из «осколков», оставшихся после развала СССР, не шла ни в какое сравнение с ним по промышленно-оборонной мощи и никак не могла позволить себе роскошь одновременного противостояния Вашингтону и Пекину. В соответствии с образом мышления, сложившимся на протяжении советского периода, опереться Россия могла только на идеологически и социально близкого ей партнера – в качестве которого в те времена «демократы» страстно хотели видеть развитые государства Запада. Тогда ни «правые», ни «левые» не могли и помыслить о ситуации, в которой Россия, уступая и Китаю и Соединенным Штатам по комплексной мощи и не будучи идентичной ни одному из этих государств в социально–идеологическом плане, будет проводить достаточно независимую внешнюю политику, позволяющую обеспечивать достаточно высокий уровень конструктивного сотрудничества в тех сферах, где существует совпадение или близость интересов.

В практическом плане в КНР больше всего опасались того, что Тайвань может предпринять инициативу по установлению отношений с новыми независимыми государствами бывшего СССР, соблазняя их обещаниями экономической помощи и выгодных оружейных сделок^[4]. В начале 1992 г. Тайвань и в самом деле установил консульские отношения с Латвией, предпринимал усилия для завязывания дипломатических связей с Украиной и Монголией^[5]. Учитывая все это, в Пекине было решено сыграть на опережение и как можно скорее установить дипломатические отношения с новыми независимыми государствами, образовавшимися на развалинах бывшего СССР^[6].

Китайскую сторону очень беспокоили сообщения о «неофициальных» контактах представителей российского ВПК с тайваньскими чиновниками на предмет изучения возможностей поставок вооружения и передачи военных технологий. Позднее в доверительным порядке китайские партнеры также говорили нам, что в период сразу после распада СССР они опасались, что новая Россия свернет начавшееся при Советском Союзе ВТС с КНР.

Нужно признать, что действительно в тот период наметилась определенная корректировка в подходе к ВТС с Китаем. Так, в проекте внешнеполитической концепции, подготовленной российским МИД в 1992 г., отмечалось, что в сфере военно-технического сотрудничества с КНР следует соизмерять российские коммерческие интересы с задачей поддержания стабильности в регионе и недопущения создания ситуации времен «холодной войны», когда США вооружали Тайвань, а Советский Союз – КНР.

Можно себе только представить, сколь тягостное впечатление производили на китайских представителей появлявшиеся тогда в российской прессе сообщения относительно возможности начала поставок российских вооружений Тайваню. Так, по словам бывшего министра внешних экономических связей С.Ю. Глазьева в 1993 г. это министерство было готово выдать лицензии на поставку на Тайвань кораблей, ракет и легкого вооружения, если российское руководство решит, что такие поставки Тайваню не подорвут отношения с континентальным Китаем^[7]. Бывший министр внешних экономических связей П.Я. Авен отметил, что в 1992 г. российские оборонные предприятия оказали сильнейшее давление на правительство с целью заставить его санкционировать оружейные сделки с Тайванем^[8].

Такие поставки не состоялись из-за решительных возражений со стороны российского МИД, которые были поддержаны высшим политическим руководством страны.

Подобные попытки разного рода лоббистов, ссылавшихся на необходимость спасения российского ВПК, «пробить» поставки вооружений Тайваню, были пресечены в момент максимальной слабости только формировавшейся российской государственности и наибольшего обострения кризиса в российской «оборонке». В дальнейшем контроль российских властей над оружейным экспортом только усиливался год от года.

****************************************************************

В этой связи хотелось бы привлечь внимание к тиражируемому в статьях западных авторов тезису о том, что ВТС с такими важными заказчиками, как КНР, не контролируется российским правительством и развивается в соответствии с корыстными интересами крупнейших производителей вооружений.

Так, например, Ш. Гарнетт^[9], Роберт и Джон Доналдсоны^[10]как об общепринятой истине пишут о том, что российское правительство слишком слабо для того, чтобы контролировать наиболее важные предприятия ВПК, которые отвоевали для себя право решающего голоса при принятии решений об экспорте вооружений в Китай. Еще дальше идет в своих выводах С.Бланк, по мнению которого вся российская экспортная политика определяется коммерческими интересами российских торговцев оружием, прикрывающихся лицемерными рассуждениями об отстаивании национальных интересов страны^[11].

Заслуживает внимание то, что во взглядах С. Бланка на данный вопрос произошла любопытная метаморфоза. Через пару лет после опубликования вышеупомянутых статей, в которых он доказывал, что российский ВПК и торговцы оружием определяют политику поставок вооружений Китаю и вертят при этом российским правительством, С. Бланку понадобилось «обосновать» измышления о том, что РФ передает Китаю самые передовые военные технологии, трансфер которых запрещен международными режимами нераспространения. В этой связи американский автор успешно «забыл» о том, что еще недавно отводил именно ВПК главную самостоятельную роль в определении стратегии развития ВТС с зарубежными партнерами. Теперь он перестал упоминать этот тезис и стал подчеркивать, что «корень зла» лежит в сознательном антиамериканском курсе российских властей, готовых продавать в КНР любые вооружения и технологии^[12]. С моей точки зрения, такая радикальная эволюция во взглядах свидетельствует о политической ангажированности тезиса об «утрате контроля над ВТС» со стороны российского правительства, который то возникает, то исчезает в зависимости от того, какие цели преследуются автором этих публикаций в каждый данный момент.

За время работы в МИД мне постоянно приходилось общаться с разработчиками и производителями вооружений и военной техники, участвовать в многочисленных совещаниях, посвященных продажам оружия. В ходе таких мероприятий всегда внимательно и уважительно выслушивались мнения руководителей в сфере промышленности и оборонной науки, но никогда не бывало ситуаций, когда бы представители ВПК диктовали свою волю государственным органам. Также я не знаю ни единого случая, когда какая-нибудь сделка в сфере ВТС была осуществлена после того, как на нее было наложено «вето» Министерством обороны или МИД. Рассуждения о том, что в начале 1990-х гг. «оборонщики» самостоятельно, без оглядки на государство, подписывали контракты с зарубежными партнерами, совершенно не соответствуют действительности^[13].

****************************************************************

Учитывая острую ситуацию, намечавшуюся на китайском направлении внешней политики, в течение 1992 г. по инициативе МИД России было подтверждено намерение продолжать ВТС с Китаем и выполнять подписанные при Советском Союзе соглашения, не предпринимать на тайваньском направлении таких шагов, которые Пекин мог расценить как подрывающие его интересы. Заявление такого рода содержалось в послании Б.Н. Ельцина в адрес Председателя КНР Ян Шанкуня, врученном последнему В.П. Лукиным (тогда он являлся председателем Комитета по международным делам Верховного Совета РФ), который прибыл в Пекин во главе официальной российской делегации в конце декабря 1991 г.^[14]. Затем в общей форме такое подтверждение было сделано Б.Н. Ельциным 31 января 1992 г. в ходе его встречи с Ли Пэном в Нью-Йорке во время заседания Генеральной Ассамблеи ООН. Наконец, во время консультаций, которые прошли 16 марта 1992 г. в Пекине между министром иностранных дел РФ А.В. Козыревым и министром иностранных дел КНР Цянь Цичэнем российская сторона не только подтвердила готовность продолжать ВТС с КНР, но и заявила о том, что будет выполнять соглашение конца 1990 г. о поставках в Китай самолетов Су-27.

15 сентября 1992 г. вышел президентский указ № 1072, в котором исключалась возможность установления Россией официальных дипломатических отношений с Тайванем. Наконец, 24 октября 1992 г. в Пекине прошли консультации по тайваньскому вопросу между зам. министра иностранных дел КНР Тянь Цзэнпэем и зам. министра иностранных дел РФ Г.Ф. Кунадзе. С китайской стороны был сделан акцент на недопустимость любых поставок вооружений Тайваню. Г.Ф. Кунадзе подтвердил, что российский МИД последовательно придерживается подобной позиции, несмотря на яростную критику со стороны разного рода «экспертов», полагающих, что Россия в результате теряет миллиардные прибыли. Любопытно, что в первоначальном варианте российского проекта протокола, который был подготовлен к этим консультациям, вообще не упоминалось о вопросах торговли оружием, в китайском же проекте этому был посвящен большой раздел^[15].

****************************************************************

Хотел бы здесь отметить, что с начала 1990-х гг. среди большинства российских публицистов стало как бы «хорошим тоном» изобличать А.В. Козырева и таких его соратников в МИД, как Г.Ф. Кунадзе, в однобоком прозападном и прояпонском уклоне, в пренебрежении интересами развития отношений со странами Востока, в частности, с Китаем. Возможно, в пылу полемики, в публицистических статьях, А.В. Козырев допускал нарочито заостренные «прозападные» заявления с тем, чтобы аргументировать свою точку зрения. Вместе с тем, хотел бы засвидетельствовать, что, например, переговоры с китайскими партнерами он вел весьма конструктивно и профессионально. Я просто не могу припомнить примера каких-то заявлений или решений со стороны А.В. Козырева, которые нанесли бы ущерб отношениям с Китаем – в том числе в такой специфической сфере, как ВТС. Более того, мне кажется, что именно такая «прозападная» аура российского министра побуждала китайских партнеров относиться к А.В. Козыреву с повышенными вниманием и предупредительностью.

****************************************************************

Таким образом, к осени 1992 г. Пекин был в значительной степени «успокоен» по наиболее острым для него вопросам о Тайване (включая поставки вооружений) и продолжения двустороннего ВТС между РФ и КНР. Конечно, при всем значении российского МИД, только его влияния не хватило бы для того, чтобы «пробить» такие заявления в существовавшей тогда политико-психологической атмосфере. Полагаю, что если бы в те времена произошло немыслимое: интересы лоббистов перевесили бы национальные интересы и было бы принято решение о продаже вооружений Тайваню, то, действительно, во имя краткосрочных и сомнительных коммерческих выгод наша страна принесла бы в жертву стратегические перспективы обеспечения безопасности на восточном направлении. Совершено определенно высказался на сей счет 17 декабря 1992 г. Председатель КНР Ян Шанкунь, заявивший во время беседы с Б.Н. Ельциным буквально следующее: «Вам и всем присутствующим здесь российским друзьям известно, что Тайвань – очень чувствительная для нас тема. Если бы этот вопрос не был урегулирован своевременно, это могло бы негативно сказаться на китайско-российских отношениях. Мы благодарны за принятые Вами меры». Решающую роль в принятии решений о подобных мерах сыграло то, что Б.Н. Ельцин проявил подлинную государственную мудрость и правильно смог оценить важность нормальных отношений с Китаем для России.

Такое его решение заслуживает тем более высокой оценки, если учесть, что принималось оно на фоне многочисленных рекомендаций со стороны президентских советников «поддержать тайваньскую демократию», «не идти на поводу у пекинских коммунистов, которые в августе 1991 г. поддержали путчистов», «присоединиться к западным демократиям и прекратить оружейные поставки КНР». В ряде случаев подобные рекомендации исходили от самых близких к Б.Н. Ельцину людей, с которыми он работал еще в Свердловске.

****************************************************************

Во времена работы в российском МИД мне никогда не приходилось близко общаться с Б.Н. Ельциным^[16], в основном довелось наблюдать за ним на расстоянии во время различных встреч и переговоров с китайскими партнерами. Даже такая возможность не слишком глубокого знакомства с этой незаурядной личностью оставила достаточно сильное и четкое ощущение, что он мог проявлять совершенно недюжинную, достойную подлинного государственного лидера прозорливость, принимая решения по стратегическим вопросам и одновременно порой «проваливался» при обсуждении конкретных проблем, разбираться в которых, судя по всему, считал «не царским делом».

****************************************************************

Параллельно с вышеупомянутыми проблемами большой политики стороны приступили к весьма серьезному обсуждению вопроса о бартерной форме расчетов, что в тот момент было главным вопросом создания материальной основы для двусторонних отношений.

Примечательно, что во время вышеупомянутой встречи в Нью-Йорке, состоявшейся 31 января 1992 г., премьер Госсовета КНР Ли Пэн задал Б.Н. Ельцину риторический вопрос: «Зачем Россия импортирует продукцию текстильной и легкой промышленности из западных стран, когда рядом есть страна, граничащая с вами на протяжении четырех тысяч километров, имеющая в избытке все эти виды товаров и готовая поставлять их вам по более дешевой цене?». Б.Н. Ельцин отнесся к этому заявлению с позитивным интересом и хорошо его запомнил.

Это, пожалуй, первый пример использования китайскими руководителями в беседах с российским коллегами ссылок на концепцию «взаимодополняемости экономик Китая и России». В начале 1990-х гг. китайские представители, раскрывая свое представление о взаимодополняемости, подчеркивали, что Россия обладает развитым промышленным и научно–техническим потенциалом и богатыми природными ресурсами. Вместе с тем Китай является одним из ведущих производителей товаров народного потребления и продовольствия, обладает неисчерпаемыми трудовыми ресурсами. Далее делался вывод о целесообразности осуществления торгово-экономических связей на основе «безвалютного обмена товарами».

С течением времени в трактовку китайской стороной понятия «взаимодополняемости» были внесены некоторые весьма характерные изменения. Так, ближе к концу 1990-х – началу 2000-х гг. китайские партнеры постепенно перестали называть «мощный промышленный потенциал» одним из стратегических преимуществ России. Одновременно они гораздо реже стали говорить и о своей рабочей силе как об одном из направлений «экспорта услуг» в РФ.

Можно считать, что в данном заявлении Ли Пэна был изложен общий подход китайского руководства к развитию торгово-экономического сотрудничества с Россией. С китайской точки зрения выглядел он вполне логично. В начале 1990-х гг. КНР все еще обладала достаточно ограниченными запасами СКВ, которые предполагалось расходовать прежде всего для закупок в развитых странах Запада и Японии передовых технологий, оборудования и «ноу-хау» в общегражданских сферах, важных для качественного развития национальной экономики. Учитывая острейший товарный голод, воцарившийся в России и государствах СНГ в 1990–1991 гг., там планировалось закупать технологии (в том числе военные) и сырье в обмен на китайские товары, в том числе и такие, которые, в силу низкого качества, не находили спроса не только на западных рынках, но даже и на внутреннем рынке Китая.

Подобный китайский подход с самого начала был встречен «в штыки» командой молодых экспертов–экономистов во главе с Е.Т. Гайдаром, которые пришли к руководству экономическим блоком российского правительства. Как отмечают российские аналитики, «в 1992 г. после либерализации цен и ужесточения монетарной политики натуральный обмен товарами и услугами быстро превратился в чрезвычайное распространенное явление»^[17]. Предприятия стали широко использовать бартерный обмен для ухода от налогов. Подобная практика стремительно стала распространяться и на бартерные расчеты с зарубежными странами. В соответствии с правилами, действовавшими в начале 1990-х гг. прошлого века, в распоряжении предприятий оставалось до 42% (по стоимости) товарной части возмещения контрактов. Понятно, что на конечном этапе руководители заводов играли решающую роль в распределении и самих товаров и доходов от их продажи. В связи с этим некоторые зарубежные авторы пишут, что в этот период бартерные выплаты за экспорт вооружений только обогатили руководство заводов и КБ, рядовым же сотрудникам почти ничего не досталось^[18]. Это – явное преувеличение. Скорее прав П.Е. Фельгенгауэр, отмечающий, что бартерная форма расчетов не только обогатила некоторых руководителей предприятий и КБ, но и помогла выжить тем из них, кто был способен производить конечный экспортный продукт^[19]. В любом случае, имелись все основания для того, чтобы рассматривать эту форму расчетов как непрозрачную, неэффективную и создающую основу для различных злоупотреблений.

В начале марта 1992 г. состоялся визит в КНР российского министра внешнеэкономических связей П.Я. Авена. В результате его переговоров с Ли Ланьцином (тогдашний министр внешнеэкономических связей и внешней торговли КНР) было подписано рамочное межправительственное соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве. По вопросу о взаиморасчетах было достигнуто компромиссное решение, отражавшее как стремления российской стороны, так и реальную ситуацию в торговле (совпадавшую с китайской позицией): в ст. 4 Соглашения говорилось о том, что расчеты будут производиться в СКВ, в то время как ст. 5 допускала возможность осуществления бартерных сделок^[20].

Что же касается собственно ВТС, то, по мере получения позитивных сигналов с российской стороны, Лю Хуацин все более убеждался в возможности развития еще более серьезного сотрудничества с Россией на основе достигнутого в советские времена^[21]. В мае–августе 1992 г. он говорил, что импорт передовых вооружений и оборонных технологий из России может стать одним из главных факторов развития вооружений НОАК в период 8‑й и 9‑й пятилеток^[22].

Хотя контакты на экспертном уровне не прерывались, Лю Хуацина беспокоило то, что в течение первой половины 1992 г. он не мог наладить прямое общение с высшими российскими руководителями, отвечающими за оборонную промышленность и ВТС. В связи с этим Лю Хуацин дал работавшим в московском посольстве представителям ЦВС и Главного управления вооружения НОАК указание максимально активно организовывать встречи с высокопоставленными российскими представителями, наладить с ними хорошие рабочие связи^[23].

Пожалуй, впервые серьезные переговоры по всему комплексу вопросов китайско-российского ВТС состоялись у Лю Хуацина в сентябре 1992 г. с первым заместителем министра обороны РФ А.А. Кокошиным, прибывшим в Китай с рабочим визитом. Они прошли вполне конструктивно. Доклад А.А. Кокошина об итогах переговоров способствовал ускорению принятия российским руководством решения об осуществлении практических шагов для восстановления полноценного сотрудничества с Китаем в военно-технической сфере.

Среди западных авторов бытует мнение о том, что во время этого визита А.А. Кокошина с китайской стороной была достигнута договоренность о передаче самых передовых российских военных технологий, а также прав на производство военной техники^[24]. Я был членом делегации во главе с А.А. Кокошиным во время данного визита и потому могу ответственно заявить, что эта информация не соответствует действительности.

На самом деле главными целями визита были следующие: осуществить инспекцию ряда частей и соединений Вооруженных Сил на Дальнем Востоке^[25] и провести предварительные переговоры с властями Южной Кореи на предмет выявления возможностей развития военного и военно-технического сотрудничества^[26].

Во время переговоров в Китае были проанализированы имеющиеся темы сотрудничества и намечены его перспективы. Никакие документы о передаче технологий или по другим темам не были подписаны.

Насколько я помню, в конце октября или в начале ноября 1992 г. состоялось назначение вице-премьера А.Н. Шохина сопредседателем смешанной межправительственной комиссии по ВТС. До этого он был назначен сопредседателем российско-китайской Комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству. С 3 по 5 мая 1992 г. А.Н. Шохин провел в Пекине переговоры со своим визави по торгово-экономической комиссии вице-премьером Госсовета КНР Тянь Цзиюнем. 18–19 августа этого года в Пекине состоялось первое заседание данной комиссии, А.Н. Шохин и Тянь Цзиюнь подписали его протокол. Таким образом, накануне встречи с Лю Хуацином А.Н. Шохин достаточно хорошо представлял, какие основные проблемы имеются в торгово-экономических связях между двумя странами.

Во второй половине ноября 1992 г. в Пекин вылетела передовая группа для подготовки переговоров А.Н. Шохина с китайскими партнерами по вопросам ВТС. Я был включен в нее как представитель МИД России. Перед нами были поставлены две задачи: во-первых, подготовить к переподписанию межправительственное соглашение по ВТС с самыми минимальными правками, желательно ограничившись только заменой Советского Союза на Россию; во-вторых, организовать проведение первого заседания смешанной МПК по ВТС и согласовать текст его протокола^[27].

На первых порах мы добросовестно старались строго выполнить инструкцию Центра по первому из названных выше вопросов. Пойдя навстречу настоятельным просьбам входивших в передовую группу специалистов, которые занимались ВТС на практике, мы предложили и согласовали с китайской стороной некоторые существенные моменты, которых не было в тексте межправительственного соглашения с СССР (за это меня потом критиковали в управлении МИД, имевшем тогда сочное название УССА – Управление социалистических стран Азии; тем не менее результаты нашей работы одобрил директор Азиатского департамента Н.Н. Соловьев).

В частности, из обновленного межправительственного соглашения были устранены упоминания о возможности бартерной формы оплаты, было оставлено только указание на возможность расчетов в СКВ. Такие формулировки отвечали духу и букве статьи 4 вышеупомянутого нового Соглашения о торгово-экономических связях. А.Н. Шохин, прилетевший в Пекин 21 ноября 1992 г., полностью поддержал такой подход. Соглашение было подписано им и Лю Хуацином. Формально оно ликвидировало бартерную форму оплаты вооружений.

В своих воспоминаниях Лю Хуацин обращает внимание на молодость А.Н. Шохина (тогда ему был 41 год), а также на то, что он являлся доктором экономических наук и своим видом напоминал «книжника». Действительно, этот российский вице-премьер радикально отличался от своих советских предшественников И.С. Белоусова и Ю.Д. Маслюкова, которые с молодых лет прошли все ступени промышленно-партийно-министерской карьеры. Прекрасно разбираясь в технике и производстве, эти люди не испытывали особого интереса к решению чисто экономических вопросов. Они, судя по всему, расценивали бартерную форму расчетов как неизбежное зло на пути продвижения к «социалистической рыночной экономике».

После проведения вышеупомянутых майских переговоров с китайскими партнерами по вопросам развития торгово-экономического взаимодействия в невоенных сферах, А.Н. Шохин, как это было видно из аргументов, приводимых им во время переговоров с Лю Хуацином, пришел к однозначному выводу о том, что в условиях формирующегося в России рынка, бартерная форма расчетов является неприемлемой. Кроме того, к этому времени стали очевидными негативные моменты, выявившиеся при осуществлении бартерных расчетов в рамках поставок в КНР первой партии самолетов Су-27 по «советскому» соглашению (передача самолетов была завершена в ноябре 1992 г., незадолго до переговоров А.Н. Шохина с Лю Хуацином).

В самом деле, в советские времена существовали специальные государственные объединения, которые централизованно сбывали в стране поставляемые китайцами «бартерные товары» и выплачивали деньги, например, структурам, занимавшимся поставками в КНР энергетических агрегатов для ТЭС. Теперь подобные «государственные посредники» исчезли и экспортеры оборудования оказались «один на один» с необходимостью самостоятельного выбора китайских товаров, их оформления и доставки, а также сбыта в России. Подобные задачи, конечно же, были для них абсолютно новыми. Необходимость их решения ставила некоторые российские фирмы и предприятия на грань экономического краха. Дело усугублялось тем, что российским структурам ВПК приходилось иметь дело только с входившими в систему НОАК китайскими «специализированными компаниями» с ограниченным числом производителей, которые, как уже упоминалось, стремились сбыть нам товары не самого лучшего качества по не самым низким ценам.

В те годы распространенной среди людей, связанных с ВТС, была байка следующего содержания: представители российского оборонного завода во время переговоров с китайскими военными якобы узнали о том, что в трех провинциях Северо-Восточного Китая (Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин) по приказу командования НОАК перебили всех собак, чтобы сделать из них шубы и отправить в Россию в качестве платы за Су-27. Трудно судить, какова здесь доля правды, но сама популярность данной невеселой истории, готовность в нее поверить свидетельствует о том, каково было отношение к бартерной форме оплаты среди российских участников ВТС.

В своей книге А.А. Сергунин и С.В. Субботин приводят две противоречащих друг другу оценки бартерной формы оплаты в ВТС с Китаем. Сначала они пишут, что «сделки по передаче вооружений не могут быть полностью оплачены в валюте, но Россия верит в то, что такие сделки все же помогают решить имеющуюся у нее проблему дефицита потребительских товаров. Китай может предоставить России широкий спектр товаров: игрушки, некоторые виды электроники, текстиль, обувь, кожу и чай. Несмотря на сравнительно низкое качество китайских товаров, Китай приспосабливается к российскому рынку лучше, чем развивающиеся или даже развитые страны»^[28]. Оценка, даваемая ими далее в тексте, является куда более негативной: «...Потребительские товары, получаемые Россией в качестве частичной оплаты контрактов, не являются популярными в России в силу своего низкого качества, а также потому, что их можно достать в других местах. Недостаток ясности в контрактах используется некоторыми партнерами России (особенно Китаем) для того, чтобы предлагать такой ассортимент товаров, который не оставляет выбора российским партнерам. Эти товары не могут быть эффективно проданы в России или реэкспортированы предприятиями, производящими вооружения. В настоящее время российская оборонная промышленность не обладает альтернативой для подобной практики. Лидеры промышленности очень критически относятся к тому, что они называют “банановым подходом” (имея в виду филиппинское предложение) и оказывают давление на правительство и Росвооружение с целью изменения подхода к контрактам. С их точки зрения, такое финансирование способно служить только в качестве временной тактики, способной решить проблемы переходного периода»^[29].

На самом деле оба этих суждения можно признать верными, если допустить, что они относятся к разным периодам использования бартерной формы оплаты поставок специмущества. Первый из процитированных абзацев достаточно адекватно отражает ситуацию в самом начале 1990‑х гг., когда на российском рынке все еще имел место товарный голод, второй – положение дел, сложившееся ближе к середине 1990‑х гг., когда, в том числе героическими (без иронии) усилиями российских и китайских «челночных торговцев» произошло насыщение этого рынка. К этому времени стало окончательно ясным, что бартерная торговля в рамках ВТС по всем статьям с треском проигрывает конкурентную борьбу «челнокам» и частным торговым компаниям.

Понятно, почему А.Н. Шохин с решительностью и жесткостью, несколько удивившими Лю Хуацина, стал отстаивать необходимость полностью избавиться от бартера в сфере ВТС. Российский вице-премьер признавал, что до полного исчезновения такой формы оплаты должен будет пройти определенный переходный период, в течение которого китайская сторона будет увеличивать долю поставки «валютных товаров», технологий и оборудования для производства товаров народного потребления и переработки продовольствия, а также предоставить российской стороне возможность самостоятельного отбора товаров на китайском рынке и определения их поставщиков.

Лю Хуацин приводил в ответ набор аргументов, который впоследствии многократно повторялся китайской стороной: «специализированные компании», отвечающие с китайской стороны за реализацию бартерной формы расчетов, нужны именно для того, чтобы обеспечить поступление в Россию качественных товаров в оговоренные сроки; необходимо не ломать бартерную форму оплаты, а совершенствовать ее.

Во время встречи с премьером Ли Пэном А.Н. Шохин поставил вопрос о том, чтобы китайская сторона предоставила российским оборонным предприятиям перечень продукции, который она хотела бы получать в течение хотя бы ближайшего года-двух с целью планирования производства. Он также повторил свое предложение о переходе на СКВ при расчетах за вооружения и военную технику. Ли Пэн в ответ сказал, что, как ему представляется, формирование двухлетней заявки на продукцию российского ВПК является невозможным. Он также указал, что Китай не сможет оплачивать российские вооружения в СКВ, а лишь зерном, продуктами питания, товарами текстильной промышленности. Несмотря на свою негативную реакцию на предложения А.Н.Шохина, Ли Пэн зафиксировал их как важные и приказал проработать на экспертном уровне.

****************************************************************

Хотел бы здесь отметить, что подготовка материалов для переговоров с Ли Пэном всегда требовала особой тщательности. Китайского премьера отличали цепкий и дисциплинированный ум, стремление досконально разбираться в каждой из возникавших проблем. С моей точки зрения, в общении с российскими партнерами Ли Пэн демонстрировал не показное, а истинное уважение к ним. Проявлялось это в том, что он всегда прорабатывал все ставившиеся перед ним вопросы и всегда давал на них предметные ответы – сколь бы неудобными ни являлись для него эти вопросы. Ли Пэн для меня всегда был примером умного и образованного прагматика, способного выделить в позиции партнера аспекты, совпадавшие с интересами китайской стороны и ограничить взаимодействие только этой сферой совпадения интересов. Реакция Ли Пэна на возникавшие проблемы всегда была рациональной и логичной, поэтому с ним очень трудно было спорить даже в тех случаях, когда его позиция была для нас не совсем приемлемой. Зато можно было быть почти полностью уверенными в том, что если вы ставите вопрос рационально и логично, то скорее всего он будет Ли Пэном решен положительно.

Как известно, Ли Пэн в 1950-х гг. учился в Советском Союзе. Об этом постоянно к месту и не к месту писали в российской и западной прессе, совершенно неоправданно приклеив Ли Пэну ярлык «промосковского элемента»^[30]. Считаю это абсолютно необоснованным. В общении с российскими руководителями Ли Пэн демонстрировал понимание российской психологии и стиля работы. При этом он никогда не отдавал никаких преференций российской продукции, не предоставлял нашим поставщикам каких-либо дополнительных льгот. Вместе с тем он хорошо знал и характерные для россиян слабости, поэтому мог задавать неудобные для нас вопросы.

****************************************************************

В ходе ноябрьского раунда переговоров между А.Н. Шохиным и Лю Хуацином китайской стороне необходимо было подвести договорно-правовую базу под осуществление ВТС с Россией – подписать рамочное межправительственное соглашение, создать межправительственную комиссию. В силу этого партнеры согласились на исключение из текста межправительственного соглашения «бартерных» формулировок. Китайская сторона, однако же, отнюдь не смирилась с таким положением дел и очень скоро предприняла попытку «отыграть ситуацию».

Хотелось бы также отметить, что с подписанием межправительственного соглашения и созданием Смешанной межправительственной комиссии по ВТС завершилось формирование организационной структуры в данной области, которая остается в основном неизменной вплоть до настоящего времени.

Среди западных авторов существует мнение, что Китаю как одному из крупнейших партнеров России в сфере ВТС была предоставлена «привилегия» вести переговоры о закупках вооружений не с компаниями–спецэкспортерами, назначенными российским государством, «а непосредственно с министерством обороны РФ»^[31]. Это утверждение не соответствует действительности.

****************************************************************

С российской стороны система взаимодействия построена следующим образом. Координирующим органом выступает российская часть смешанной межправительственной комиссии по ВТС. Ранее она возглавлялась вице-премьером, курирующим вопросы ВТС, в последнее время ею руководит министр обороны. В комиссию входят руководящие должностные лица государственных структур, которые по должности отвечают за реализацию ВТС. Комиссия отвечает за подведение итогов проделанной работы и определение перспективных планов.

По поручениям Комиссии российский государственный орган, отвечающий за ВТС ведет разработку межправительственных соглашений по тем или иным темам сотрудничества и согласовывает их с китайскими партнерами. С момента образования новой России в качестве таких государственных органов последовательно выступали Главное Управление военно-технического сотрудничества – Государственный комитет по военно-технической политике – Комитет по военно-техническому сотрудничеству – Федеральная служба по военно-техническому сотрудничеству^[32].

Наконец, российские компании – спецэкспортеры отвечают за подготовку контрактных документов во исполнение межправительственных соглашений.

С Китаем никогда не подписывались соглашения в сфере ВТС, которые были бы результатом эксклюзивных переговоров китайской стороны с российским Министерством обороны.

****************************************************************

В Китае придавали исключительно важное значение осуществлению первого официального визита президента России. Вследствие нестабильности внутриполитической ситуации в России в Пекине до самого последнего момента не были уверены в том, что такой визит состоится. О том, что этот визит пройдет в намеченные сроки, глава китайского правительства Ли Пэн написал только 15 декабря 1992 г.^[33] – т.е. всего за два дня до его начала.

В этот день стало ясным, что российский Верховный Совет избрал председателем правительства В.С. Черномырдина и что Е.Т. Гайдар вынужден будет правительство покинуть. Ли Пэн не без удовлетворения отметил в своем дневнике, что В.С. Черномырдин прежде являлся членом ЦК КПСС и министром газовой промышленности СССР^[34]. Совершенно ясно, что с таким человеком китайской стороне было легче общаться, чем с последовательным западником и либералом Е.Т. Гайдаром.

Одновременно в Пекине понимали, что Б.Н. Ельцин оказался в непростой ситуации, поскольку ему приходится работать с главой правительства, которого выбирал не он. Поэтому китайские руководители, похоже, не очень удивились, когда 19 декабря 1992 г. российская сторона сообщила им о решении Б.Н. Ельцина прервать визит и отменить давно намеченную поездку в Шэньчжэнь. В качестве причины была названа начавшаяся в правительстве России борьба за власть и появление возможности удаления оттуда приближенных к Б.Н. Ельцину людей^[35].

Эта ситуация оказала определенное влияние на атмосферу, в которой проходили переговоры. Обе стороны старались подчеркнуто лапидарно и сдержанно высказываться по вопросам внутренней политики в своих государствах, избегали задавать друг другу вопросы на эту тему.

Как отмечалось выше, в течение 1992 г. стороны сделали многое для того, чтобы устранить взаимные подозрения, убедить друг друга в конструктивности своих намерений. Тем не менее, неуверенность по поводу предстоящего саммита сохранялась. Не случайно во время второго визита в Пекин, беседуя 25 апреля 1995 г. с Председателем постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Цяо Ши, Б.Н. Ельцин признался в том, что «в первый раз (т.е. в декабре 1992 г. – С.Г.) я был здесь как бы в разведке».

****************************************************************

Этот визит Б.Н. Ельцина в КНР сыграл важнейшую роль в определении путей дальнейшего развития отношений между Россией и Китаем. Принципиально важный обмен мнениями об этом состоялся во время беседы между Б.Н. Ельциным и генеральным секретарем ЦК КПК Цзян Цзэминем в Пекине 18 декабря 1992 г. Китайский руководитель, подчеркнув, что выступает в качестве председателя Центрального военного совета КНР, заверил российского президента в том, что военная доктрина КНР, военное строительство этой страны и ее вооружения носят сугубо оборонительный характер. Затем он торжественно провозгласил, что «Китай никогда не пойдет на вооруженную агрессию против России». Полагаю, что эти слова явились своеобразной реакцией на выражаемые некоторыми российскими политиками опасения в связи с «китайской угрозой» и предложения заключить союз с западными государствами для «сдерживания» Китая (выше цитировалось заявление Е.Т. Гайдара по этому поводу).

****************************************************************

У меня сложилось впечатление, что Цзян Цзэминь, готовясь к переговорам, весьма тщательно вникал во все существующие конкретные проблемы, однако во время обмена мнениями никогда не обсуждал их по существу, останавливаясь только на стратегическом контексте, в котором существовал и решался каждый из вопросов. При этом, если вдуматься в его лаконичные, порой афористичные высказывания, внешне не связанные с происходившими в тот или иной момент дискуссиями на разных уровнях на различные темы, то становилось понятным, как собирается китайская сторона решать тот или иной вопрос. Цзян Цзэминь никогда, даже во время светских бесед за обедами и ужинами, не говорил случайных вещей. То же относится к его шуткам и историям из собственной жизни, которые он любил рассказывать.

У Цзян Цзэминя достаточно быстро сложились по настоящему доверительные и теплые отношения с первым российским президентом. Выше я уже упоминал о том, что во время югославской войны Б.Н. Ельцин часто беседовал с Цзян Цзэминем по телефону. Во время этих бесед Б.Н. Ельцин порой вел себя весьма эмоционально, вносил предложения о принятии совместных мер радикального характера с тем, чтобы вынудить НАТО прекратить бомбардировки. Цзян Цзэминь во всем соглашался с Борисом Николаевичем, никогда прямо ему не возражал. В ходе продолжения беседы, однако, он всегда находил пути для того, чтобы разрядить эмоциональный накал, тактично «спустить на тормозах» слишком резкие или жесткие инициативы.

В период своего второго президентского срока, который начался в 1996 г., Б.Н. Ельцина стала очень раздражать западная критика по поводу чеченской войны, острые, порой провокационные вопросы журналистов в связи с тем, что творилось тогда в России. Здоровье президента пошатнулось, он стал с трудом переносить необходимость выстаивать долгое время на публике во время протокольных церемоний, стал тяготиться необходимостью постоянно находиться на людях, под пристальным вниманием прессы. Цзян Цзэминь весьма чутко уловил все это и горячо поддержал идею практиковать неформальные «встречи без галстуков», не связанные с формальными переговорами и церемониями, которые проходили кулуарно и непублично. Понятное дело, что в Пекине Б.Н. Ельцину никто не докучал вопросами о Чечне, о кознях московских олигархов и т.п. Мне кажется, что Борис Николаевич совершал такие неформальные визиты в Китай с искренним удовольствием и с не меньшим удовольствием столь же неформально принимал Цзян Цзэминя в Москве. Китайские друзья говорили мне, что уже после своего ухода с партийных и государственных постов китайский руководитель признавался в том, что испытывает подлинную человеческую симпатию по отношению к российскому президенту.

****************************************************************

Обозначив свою стратегическую позицию, Цзян плавно перешел к вопросам, имеющим отношение к ВТС. Он посетовал на то, что китайская оборона «слаба, несовершенна и неразвита», и признал, что нужно улучшать положение. Б.Н. Ельцин выразил готовность помочь в этом китайской стороне. В ответ Цзян Цзэминь выразил удовлетворение тем, что сотрудничество в сфере ВТС уже началось и призвал действовать в этой области постепенно, без спешки.

Следует отметить, что и в дальнейшем Цзян Цзэминь придерживался такого сдержанного подхода к сфере ВТС, всегда призывал к тому, чтобы проявлять осторожность и не форсировать события.

Визит Б.Н. Ельцина был призван заложить новые основы для двусторонних связей во всех важнейших сферах сотрудничества. Создалась ситуация, когда многие межправительственные соглашения должны были быть «переподписаны» с Советского Союза на Россию. Дожидались подписания и многие документы по важным проектам, которые «зависли» в смутный переходный период, последовавший за распадом Советского Союза. В результате во время визита было подписано более 20 различных документов. Б.Н. Ельцин неоднократно с нескрываемым удовлетворением говорил об этом как о «рекорде».

В материалах к визиту, подготовленных МИД для российского президента, говорилось о том, что закрытое межправительственное соглашение по ВТС было подписано еще 24 ноября во время визита А.Н. Шохина в Пекин. Президент России, судя по всему, на эти материалы особого внимания не обращал, и, когда во время переговоров всплыли вопросы ВТС, пришел в недоумение, почему в перечне документов, подготовленных к подписанию, нет договоренностей в этой важной сфере.

В середине декабря 1992 г., незадолго до приезда в Пекин Б.Н. Ельцина, из МИД КНР российской передовой группе по организации визита «в рабочем порядке» был передан проект межправительственного «Меморандума о взаимопонимании о военно-техническом сотрудничестве». Несколько дней данный документ пролежал без движения во все увеличивавшейся груде различных второстепенных бумаг в гостиничном «штабном номере» передовой группы.

17 декабря 1992 г. во время переговоров с Б.Н. Ельциным в узком кругу, Ли Пэн внес следующее предложение: «Предлагаю добавить к пакету подписываемых сегодня соглашений еще одно – о военно-техническом сотрудничестве. Проект его был передан российской стороне. Соглашение очень небольшое по объему и касается лишь принципов. Было бы хорошо, если бы оно было подписано во время Вашего визита». Б.Н. Ельцин тут же согласился поручить срочно проработать документ и подготовить его к подписанию.

После завершения переговоров в узком кругу, состоялась встреча беседа Б.Н. Ельцина с Ли Пэном с участием представителей делегаций. Здесь российский президент, который не знал, что его вице-премьер чуть больше двух недель назад уже подписал межправительственное соглашение по ВТС и не видел подготовленного китайскими представителями проекта Меморандума, дал строгое указание непременно подписать последний. По непонятной причине он также велел, при необходимости, привлечь к подготовке документа министра обороны П.С. Грачева, который на самом деле имел к этому сюжету весьма косвенное отношение.

Присутствовавший при этом А.Н. Шохин попытался сказать, что соглашение по ВТС уже подписано, что в новом документе «о принципах» нет никакой практической необходимости, что нужно сначала посмотреть, что же написано в китайском проекте, а потом решать – подписывать его или нет. Его быстро и грубо одернули и велели выполнять президентское решение о согласовании китайского проекта.

Когда этот проект был найден и прочтен, то, выяснилось, что по вопросам, затрагивавшим собственно ВТС, его содержание действительно является весьма тривиальным. Весь смысл, как и следовало ожидать, заключался в п. 4, где говорилось о сохранении товарной формы оплаты поставок российских вооружений.

18 декабря 1992 г., за несколько часов до церемонии подписания документов, А.Н. Шохин пытался во время импровизированных переговоров с китайскими представителями исключить из Меморандума этот пункт, поскольку он противоречил только что подписанному межправительственному соглашению. Китайская сторона, конечно же, на это не пошла.

В итоге этот пункт был включен в Меморандум в следующей редакции: «С учетом значительной взаимодополняемости торгово-экономической сферы обоих государств Стороны считают оправданным осуществление и в дальнейшем частичных бартерных сделок в области военно-технического сотрудничества»^[36]. Единственное, чего удалось добиться российской стороне – включить в текст упоминание о том, что бартерные сделки будут «частичными», т.е. все-таки часть поставок будет оплачиваться в СКВ. Таким образом, китайской стороне удалось торпедировать содержащуюся в ноябрьском межправительственном соглашении «валютную формулировку» и создать политико-юридическую основу для применения товарной формы расчетов в сфере ВТС еще в течение нескольких лет.

С китайской стороны подписать документ поручили Цянь Цичэню, а не Лю Хуацину, чтобы «спасти лицо» А.Н. Шохину, который вынужден был оставить «валютные» позиции, завоеванные в переговорах с китайским генералом меньше месяца назад.

Комментировать эту ситуацию даже не имеет смысла, все ясно и без лишних рассуждений. Скажу только, что китайцы в ряде случаев до сих пор переигрывают нас по серьезным вопросам за счет того, что их руководители на всех уровнях прилежно готовятся к переговорам, читают материалы и обстоятельно беседуют с экспертами.

На самом деле, неожиданный «вброс» данного проекта Меморандума был только частью эшелонированной схемы, подготовленной китайской стороной.

Судя по всему, жесткая позиция по вопросам бартерных расчетов, занятая А.Н. Шохиным во время ноябрьских переговоров, была серьезно воспринята китайским руководством. Учитывая перспективы двустороннего ВТС, его исключительную важность для китайской стороны, в руководстве КНР решили, что если российская сторона согласится на формулировку Меморандума о продолжении бартерных сделок, то нужно продемонстрировать ей: и такие сделки могут быть полезными и привлекательными. В этом контексте Ли Пэн во время переговоров с Б.Н. Ельциным в узком кругу, во-первых, дал понять, что после экспертной проработки он решил согласиться на предложение А.Н. Шохина о составлении двухлетних планов китайских военных закупок, а также выразил готовность в течение этих двух лет поставлять в Россию по 5 млн тонн кукурузы в год «по ценам мирового рынка», которые, по оценке Ли Пэна, составляли тогда порядка 100 долл. за тонну. Ли Пэн ясно дал понять, что осуществляться эти поставки будут в оплату российских вооружений.

На согласие Ли Пэна по двухлетнему плану закупок вооружений Б.Н. Ельцин вообще никак не отреагировал. Скорее всего, в его сознании не отложился тот факт, что две недели назад этот вопрос был поставлен перед китайской стороной А.Н. Шохиным.

Российский президент также не уловил, что поставки кукурузы предлагались китайским премьером именно в оплату поставок российских вооружений. Единственное, что вызвало заинтересованность Б.Н. Ельцина – возможность получить кукурузу в Китае по ценам ниже мировых для того, чтобы сократить закупки в США и Канаде.

Во время продолжения переговоров с Ли Пэном в широком кругу Б.Н. Ельцин торжественно объявил: «Хочу сказать нашим сибирякам и дальневосточникам, что мы договорились в рамках российско-китайского товарообмена о поставках для их нужд из Китая по пять миллионов тонн кукурузы по ценам ниже мировых». Ли Пэн тут же заявил, что произошло недоразумение, он говорил не о ценах «ниже мировых», а о ценах не выше мировых. Б.Н. Ельцин весьма тактично заметил, что во всем, очевидно, виноваты трудности перевода.

Как и следовало ожидать, вопрос о поставках кукурузы вскоре был забыт. Китайцы отнюдь не горели желанием изыскивать этот товар «для нужд сибиряков и дальневосточников», тем более по ценам ниже мировых.

Ли Пэн следующим образом описывает ход переговоров в узком кругу по данному вопросу: «...Я согласился на то, чтобы в течение двух лет ежегодно поставлять в Россию по 5 млн тонн кукурузы в год. Ельцин сказал: “Канада продает нам кукурузу всего лишь по 80 долл. за тонну”. Я сказал, что китайская цена – не выше цены международного рынка. Внутренняя закупочная цена составляет 480 юаней за тонну, а поставочная цена на базисе FOB составляет 660 юаней. На этом и договорились. Ельцин согласился поставлять авиационные и технические изделия и технологии...»^[37].

Если следовать этому описанию, то получается, что во время переговоров в узком кругу между Б.Н. Ельциным и Ли Пэном была достигнута договоренность и по цене бартерной кукурузы и о том, что она будет обмениваться на авиакосмическую продукцию. Вряд ли можно с этим согласиться. Если бы договоренность действительно состоялась, то собеседникам не было бы необходимости продолжать выяснение отношений во время переговоров в широком кругу и во время итоговой пресс-конференции; также непонятно, по какой причине эта «договоренность» была благополучно забыта и не привела ни к каким практическим последствиям.

Данный эпизод является хорошим примером того, сколь важным на самом деле являлся вопрос взаиморасчетов в российско-китайских отношениях. Он показал понимание китайскими партнерами правомерности постановки данного вопроса российскими представителями и первые попытки предпринять какие-то шаги для снятия напряженности между сторонами в отношении данной темы.

Опыт проведения первого заседания Смешанной МПК по ВТС, а также переговоров на высшем уровне по данной тематике побудил Лю Хуацина сделать вывод о том, что невозможно выстраивать ВТС с Россией, всецело используя те подходы, которые применялись в отношении Советского Союза. Он отмечал, что китайская сторона должна произвести корректировку собственной линии в сфере ВТС с Россией.

26 февраля 1993 г. Лю Хуацин направил Председателю КНР Цзян Цзэминю и Премьеру Госсовета КНР Ли Пэну закрытый доклад с предложениями относительно развития ВТС с Россией. В этом важном документе содержалось признание существенного отставания НОАК от мирового уровня в сфере вооружения и военной техники. Лю Хуацин констатировал, что за счет «опоры на собственные силы» это отставание не удастся преодолеть в сжатые сроки. Уникальный шанс для решения такой задачи виделся Лю Хуацину в развитии военно-технического сотрудничества с Россией. При этом до 2000 г. (как отмечалось ранее, Дэн Сяопин пообещал, что после этого года военные расходы будут серьезно увеличены) Лю Хуацин предлагал параллельно закупать «небольшие партии» вооружения и военной техники для их использования в армии, а также технологии производства вооружений для освоения их китайской промышленностью^[38].

Понятно, что этот подход был рациональным и дальновидным с точки зрения китайских интересов. Он создавал условия для развертывания производства передовых образцов вооружений, основанных на российских прототипах, после 2000 г., когда НОАК должна была получить для этого необходимые дополнительные средства. Другим плюсом данного подхода являлось то, что к моменту поступления в армию значительных партий новых видов вооружений НОАК была готова к их использованию за счет опыта, полученного при эксплуатации техники, закупленной в России. Нужно также признать, что эти соображения Лю Хуацина отвечали и подходам российской стороны, которая во время официальных переговоров всегда заявляла о том, что будет соглашаться на передачу технологий только в случае закупок китайской стороной товарных партий соответствующих видов вооружений.

Китайское руководство отнеслось к докладу Лю Хуацина со всей возможной серьезностью. 8 апреля 1993 г. содержавшиеся в нем предложения были заслушаны и утверждены на заседании высшего органа власти страны – Постоянного Комитета Политбюро ЦК КПК.

С 23 июня по 5 июля 1993 г. состоялась первая поездка Лю Хуацина в Россию, в ходе которой было проведено второе заседание Смешанной МПК по ВТС.

Банкет в честь Лю ХуацинаВ своих воспоминаниях Лю Хуацин пишет только о «теплом приеме», который был оказан его делегации на всех уровнях. На самом деле этот приезд китайского генерала запомнился огромным количеством протокольных «косяков», допущенных российской стороной (их можно объяснить хаосом в политической ситуации, царившем в тот период в Москве, но оправдать никак нельзя). Так, Лю Хуацину пришлось мучительно долго ожидать в приемной начала встречи с В.С. Черномырдиным, который был вынужден задержаться из-за необходимости провести переговоры на Горбатом мосту (около Дома Правительства) с бастовавшими шахтерами. Затем еще более продолжительное время ему пришлось ждать в «Президент-отеле» начала банкета от имени российской стороны, поскольку российский правительственный кортеж застрял в пробке на Якиманке. Все это время супруга Лю Хуацина г-жа Сюй Хунся простояла на ногах в «предбаннике» банкетного зала «Президент-отеля». На мои просьбы присесть она отвечала отказом, добавляя при этом, что стоять ей трудно, но она будет продолжать делать это, чтобы подчеркнуть, как невежливо себя ведет российская сторона. Нелегко далась организация беседы Лю Хуацина с российским министром обороны П.С. Грачевым, который уходил от нее под предлогом того, что недавно подвернул ногу, играя в теннис, и теперь должен лечиться. Несмотря на все просьбы Лю Хуацина так и не была проведена его встреча с Б.Н. Ельциным (в Пекине А.Н. Шохина всегда принимал Цзян Цзэминь – первый руководитель страны). Китайскому генералу приходилось мужественно терпеть все эти протокольные накладки.

Центральным вопросом во время переговоров между А.Н. Шохиным и Лю Хуацином вновь стала проблема взаиморасчетов. Обмен мнениями носил чрезвычайно предметный и жесткий характер. Во время основной части переговоров достигнуть согласия не удалось ни по одному пункту. Лю Хуацин в явном раздражении покинул переговорное помещение и отбыл в выделенную для него правительственную резиденцию на Воробьевых горах. Положение спас А.Н. Шохин. Он приехал в резиденцию Лю Хуацина и продолжил там переговоры в узком кругу.

В результате была достигнута договоренность о том, что при закупках партий вооружений и военной техники китайская сторона будет оплачивать 15% от суммы контрактов «валютными товарами» – такими, например, как вольфрамовый концентрат или соевый шрот. Эти товары пользовались устойчивым спросом на международном рынке и котировались на товарных биржах. Предполагалось, что таким образом фактическая доля СКВ в оплате китайской стороной товарных партий вооружений повысится с 35% до 50%.

Как сообщает Лю Хуацин в своих воспоминаниях, по возвращении в Пекин он доложил об итогах поездки в Россию на заседании Центрального военного совета КНР, где председательствовал Цзян Цзэминь. После совещания Цзян Цзэминь сказал Лю Хуацину: «Напишите материал, чтобы я смог прочесть. Если я пойму, то поймут и остальные». Этот доклад был направлен Лю Хуацином 31 июля 1993 г. В нем, помимо перечисления основных вопросов, обсуждавшихся во время МПК, он давал оценку тем видам вооружений, которые предполагалось закупать в России. Цзян Цзэминь распорядился разослать этот доклад для ознакомления всем членам постоянного комитета Политбюро ЦК КПК.

Выше уже упоминалось о том, что незадолго до отъезда Лю Хуацина в Россию ПК Политбюро ЦК КПК одобрил его предложение о закупке в России партий вооружений в пакете с технологиями их производства. Думается, что если бы визит Лю Хуацина был лучше организован – например, если бы о повышении доли СКВ в оплате его попросил лично Б.Н. Ельцин, то уже на этих переговорах мы добились бы куда более существенных результатов.

На втором заседании МПК по ВТС не было положительных сдвигов по вопросу организации поставок бартерных товаров. Китайская сторона вновь заверила, что будет совершенствовать работу по их отбору и учитывать позицию России при переговорах относительно цен. Речь шла даже о возможности привлекать к поставкам китайские компании не из числа «спецэкспортеров» – при этом, однако, сохранялось жесткое требование, что контрактные переговоры могут вестись исключительно через компании, номинированные военными.

Китайская сторона стремилась доказать, что она не на словах, а на деле готова к реализации этого нового, более гибкого подхода к бартеру. В этих целях компания «Новая эпоха» («Синь шидай») организовала для большой группы дипломатов во главе с Послом И.А. Рогачевым и Торгпредом А.И. Качановым выставку товаров, которые предназначались для поставок в Россию для оплаты вооружения и военной техники. Впоследствии сами представители этой компании признавали, что выставка получилась неудачная, а товары на ней были представлены не самые лучшие.

Таким образом, в течение 1993 г. «бартерная проблема» во взаиморасчетах по ВТС была четко обозначена российской стороной как центральная. Начался процесс нащупывания путей ее решения, приемлемых для обоих партнеров (поставки «валютных товаров»).

1993 год стал примечательным также и тем, что с этого времени начался процесс, который я бы назвал «эскалацией вранья» относительно содержания российско-китайского ВТС в западных СМИ.

****************************************************************

В октябре 1993 г. состоялся визит в КНР Министра обороны России П.С. Грачева. По его итогам было подписано имевшее пятилетний срок действия соглашение о сотрудничестве между министерствами обороны двух стран, содержание которого в прессе не публиковалось. Могу заверить, что в этом документе не затрагивались никакие вопросы сотрудничества в сфере закупок передовых (или не передовых) вооружений или оборонных технологий. Западные авторы первоначально также не особенно педалировали «ВТСный» аспект этого документа, отмечая лишь, что он «....покрывает не только продажи вооружений (еще раз повторяю, что этот вопрос в соглашении вообще не затрагивался. – С.Г.), но также сотрудничество в технической сфере, в обмене людьми и взаимной логистической поддержке»^[39].

В течение нескольких лет западные специалисты, основываясь на только им известных данных, «творчески дорабатывали и дополняли» содержание данного соглашения, и, наконец, в статье, опубликованной в 2001 г., Л. Диттмер выдал следующую «мощную» формулировку: «В 1993 г. две страны подписали пятилетний пакт о военном сотрудничестве, предоставлявший Китаю доступ к передовым военным технологиям в сфере двигателей для ядерных подводных лодок, запускам ракет из подводного положения, технологиям звукоизоляции для дизельных подводных лодок, к технологиям повышения дальности и точности межконтинентальных баллистических ракет, твердотопливным ракетным двигателям и т.п.»^[40].

Единственным документом о военном сотрудничестве, подписанным в 1993 г., было уже упомянутое соглашение о взаимодействии между двумя министерствами обороны, но в нем нет и намека на те грандиозные темы, о которых говорят западные авторы.

Творческая мысль западных специалистов на этом не остановилась, породив версию о том, что «...Еще в 1996 г. Китай и Россия подписали Меморандум о взаимопонимании» о ВТС. В этом меморандуме Россия якобы дала согласие на оказание содействия Китаю в разработке новых систем вооружения^[41]. Единственной проблемой этого российско-китайского Меморандума является то, что о его существовании не подозревает ни российская, ни китайская сторона.

Куда более «основательно и всесторонне» подошел к этому сюжету С. Бланк. Будучи человеком не только по-военному прямым, но и весьма ангажированным на дискредитацию российско-китайского ВТС, он смог вырваться в уверенные лидеры в гонке по нагромождению вокруг этой темы совершенно безосновательных измышлений. Позволю себе привести пространную выдержку из статьи С. Бланка, дабы читатель мог составить самостоятельное впечатление о том, как в статье, опубликованной в 1999 г., данный автор рисует «передний край» российско-китайского военно-технического сотрудничества: «...Начиная с 1998 г., российское правительство и вооруженные силы существенно сблизились с Китаем. Россия стала продавать Китаю такие системы, которые до этого отказывалась продавать... Сингапурская газета “Стрэйтс Таймс” не так давно указала, что Россия недавно предложила Китаю военный союз. Пекин, как сообщают, отверг это, но взамен выиграл соглашение о передаче военных технологий из России... Мы видим это изменение во взглядах российских военных в течение последнего года. В 1999 г. два флота провели совместные учения. Ранее Россия продала Китаю системы контроля и наведения баллистических ракет серии СС‑18 и СС‑19 для ракет серии Дунфэн (ДФ‑31 и ДФ‑41) и проводит модернизацию многих типов китайских обычных и атомных подводных лодок, включая “Кило”, которые были закуплены в РФ. В дополнение Китаю были переданы целые заводы, которые производят запасные части для мобильных межконтинентальных баллистических ракет “Тополь-М” (СС-27). Россия также помогает развивать новое поколение китайских ударных ядерных подводных лодок и подводных лодок с баллистическими ракетами, новые ударные и ракетные лодки проектов 093 и 094. Россия помогает покрывать корпуса этих лодок слоями эхопоглощающих материалов для того, чтобы улучшить их шумовые характеристики и помогать им избегать обнаружения... Имеются также сообщения о том, что Россия продает Китаю части для транспортеров, подъемников и пусковых установок для мобильных ракет. Россия также передала Китаю блокировочные устройства, которые увеличивают боеготовность баллистических ракет. Как отметили Ричард Спелер и Ричард Сокольски, Россия продала Китаю мобильные разделяющиеся боеголовки и оборудование для повышения точности баллистических ракет»^[42].

Не вижу смысла полемизировать с каждым утверждением С. Бланка в отдельности. Могу только ответственно заявить, что абсолютно безосновательными являются как утверждения о том, что Россия предлагала Китаю заключение военного союза^[43], так и то, что вместо него был подписан некий документ о передаче Китаю самых передовых военных технологий, и все без исключения приводимые далее «факты» о российско-китайском ВТС.

Полагаю, что С. Бланка меньше всего волновала достоверность того, что он доносит до публики. Он явно преследовал политико-пропагандистские цели – доказать читателям, что Россия и Китай активно трудятся над тем, чтобы создать стратегический потенциал для нанесения ударов по США и их союзникам и вынудить тем самым американскую администрацию принять «практические меры» по «пресечению в зародыше» этих якобы существующих «зловещих замыслов» Москвы и Пекина.

К сожалению, малопочетную эстафету подобных измышлений подхватили некоторые российские авторы. В 2008 г. группа россиян следующим образом «творчески дополнила» апокаполиптическую картину, нарисованную С. Бланком почти за десять лет до них: «Уже в 2003 г. в РФ была разработана и принята специальная государственная программа по ВТС с КНР. Согласно этой программе, Россия значительно увеличила объемы контрактов, лицензионных соглашений, а также открыла Китаю доступ к высокотехнологичным системам вооружений: многоцелевым атомным подводным лодкам, дальним бомбардировщикам, самолетам-перехватчикам, а также тяжелым авианесущим и ракетным крейсерам»^[44]. Эти рассуждения отечественных последователей С. Бланка не более обоснованны, чем измышления их американского предшественника.

****************************************************************

Продолжая повествование о событиях середины 1990-х гг., отметим, что 27 января 1994 г. вопросы двустороннего ВТС были затронуты во время прошедших в Пекине переговоров между министром иностранных дел РФ А.В. Козыревым и министром иностранных дел КНР Цянь Цичэнем. А.В. Козырев подчеркнул, что для российской стороны ВТС является одним из элементов углубления взаимного доверия в военной сфере, обеспечения безопасности двух стран политическими средствами. Впоследствии российский подход всегда состоял в том, что без заключения соглашений о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы и строгого соблюдения мер доверия в военной области дальнейшее активное развитие ВТС является невозможным. Полагаю, что такой подход оправдал себя на практике, способствовал укреплению безопасности двух соседствующих государств.

Через ВТС решались и некоторые конкретные вопросы в сфере безопасности. Так, в середине 1990‑х гг. имели место многочисленные случаи нападения на российские торговые суда в морях, омывающих Южный и Восточный Китай со стороны неопознанных вооруженных групп, плававших на судах под флагами КНР. В соответствии с поручением Центра была организована встреча российского Посла с Лю Хуацином. С нашей стороны было заявлено, что если подобные инциденты будут повторяться, то возникнут серьезные трудности в развитии сотрудничества по вооружениям ВМФ. Китайский генерал после этого дал соответствующие указания, было немедленно усилено патрулирование «неблагополучных» участков моря – и нападения прекратились.

Практика первых месяцев 1994 г. показала, что договоренность о поставках китайской стороной 15% «валютных товаров», достигнутая А.Н. Шохиным и Лю Хуацином, не работает. Выяснилось, что в условиях квотирования властями КНР экспорта «валютных товаров» крайне трудно оперативно изыскивать их необходимые объемы для поставок в Россию. Кроме того, при таком применении «валютных товаров» китайской стороне приходилось бы продавать их России с минимальной прибылью или вообще без прибыли, чтобы россияне могли их перепродать. В общем, никакого повышения доли СКВ в оплате вооружений до 50% не произошло, она осталась на уровне 35%.

Исходя из этого, в материалах, которые были подготовлены к переговорам в Пекине В.С. Черномырдина (26–27 мая 1994 г.) прямо говорилось о том, что бартерная форма оплаты вооружений не соответствует интересам российских производителей специмущества. На сей раз российские представители выходили на обсуждение этого вопроса с хорошо проработанными предложениями. Они сводились к тому, чтобы российским производителям вооружений было разрешено открывать в китайских банках счета в долларах США или китайских юанях с правом оплачивать с них китайские товары. Естественно, что такая система исключала какую–либо «посредническую роль» китайских «спецэкспортеров» и предполагала возможность закупать продукцию у любых китайских производителей.

Незадолго до приезда В.С. Черномырдина в Пекин было решено обозначить для китайской стороны всю остроту проблемы взаиморасчетов в сфере ВТС. 20 мая 1994 г. прошла неформальная встреча Посла И.А. Рогачева с Сяо Жун – любимой дочерью Дэн Сяопина, которая в последние годы его жизни зачастую выступала в роли переводчицы его речей. Сяо Жун вела активную благотворительную деятельность. С российским Послом ее связывали дружеские доверительные отношения. Кроме того, Сяо Жун была супругой генерал-майора Хэ Пина, который являлся тогда Начальником Управления вооружений Генштаба НОАК, главным куратором компании «Поли текнолоджис», основного «спецэкспортера», организовывавшего бартерную долю расчетов с российскими поставщиками.

Во время беседы И.А. Рогачев поделился с Сяо Жун соображениями о том, что в сфере ВТС назревает кризис, вызванный прежде всего полным несоответствием бартерной формы расчетов реалиям современной экономической жизни. Он также отметил, что бартер себя дискредитировал и что никто не может заставить российские предприятия сотрудничать с китайскими партнерами на невыгодных условиях. Посол также озвучил предложение об открытии для российских поставщиков вооружения юаневых счетов в китайских банках с целью приобретения товаров у любых китайских производителей. Он предупредил, что российские партнеры намерены ставить эти вопросы во время предстоящих вскоре переговоров на высоком уровне. Думается, что эта беседа была очень полезной в плане упреждающего информирования китайских партнеров о наших намерениях.

В это время появились два новых фактора, укреплявших российские позиции по вопросам взаиморасчетов. Во-первых, по итогам первого квартала 1994 г. объем двусторонней торговли, которая в предшествующие годы росла достаточно высокими темпами, впервые упал на 40%. С российской стороны высказывалось мнение, что это было вызвано прежде всего негативным влиянием товарообменных форм расчетов. Во–вторых, стороны вступили в предметное обсуждение возможности передачи Китаю лицензии на производство самолетов Су-27, а также ряда других крупных сделок. Китайским партнерам было совершенно понятно, что все эти контракты станут невозможными в случае, если они будут продолжать настаивать на сохранении товарной форме оплаты.

Подписание закрытого соглашения по ВТС25 мая 1994 г., в канун приезда в Пекин российского премьера, там состоялись очередные переговоры между А.Н. Шохиным и Лю Хуацином^[45]. Как и следовало ожидать, российский представитель с самого начала беседы заострил вопрос о бартере. Он отметил, что договоренность о выплате 15% «валютными товарами» фактически не работает. Далее А.Н. Шохин заявил, что за несколько лет произошло насыщение российского рынка товарами китайского производства. В этих условиях те товары, которые поставляются через «спецэкспортеров» в рамках бартерных расчетов в сфере ВТС, не выдерживают конкуренции ни по цене, ни по качеству и не имеют спроса. Естественным образом падает и заинтересованность российской стороны в продолжении ВТС с КНР. Для того чтобы решить проблему, А.Н. Шохин предложил Лю Хуацину оплачивать поставки готовых вооружений на 65%, а передачу технологий – на 100% в СКВ.

Подписание закрытого соглашения по ВТСДалее А.Н. Шохин остановился на еще одной теме, крайне актуальной для двустороннего сотрудничества. Он указал, что китайская сторона старается активно налаживать «прямые связи» с российскими оборонными НИИ и КБ с целью заключения контрактов о совместной разработке тех или иных оборонных тем, а также о передаче технологий и «ноу-хау». А.Н. Шохин определил такую практику как недопустимую и потребовал действовать только через госкомпанию «Росвооружение».

Лю Хуацин ответил, что вопросы, поставленные А.Н. Шохиным, являются для него новыми и он должен их хорошенько изучить. Действительно, по вопросу о взаиморасчетах российский представитель не выдвинул предложения об открытии для российских предприятий специальных счетов в китайских банках для закупки любых товаров у любых производителей (очевидно, именно этого ожидала китайская сторона после беседы И.А. Рогачева с Сяо Жун). Как я понимаю, это был определенный тактический ход с российской стороны: А.Н. Шохиным было выдвинуто более радикальное предложение о существенном повышении доли СКВ в оплате с целью дать возможность В.С. Черномырдину в переговорах на более высоком уровне лучше «продать» инициативу об открытии юаневых счетов для российских производителей.

Контраргументы Лю Хуацина были достаточно традиционными. Он в очередной раз повторил, что китайский рынок является сложным и самостоятельно выходя на него российские предприятия и организации рискуют нарваться на недобросовестных производтелей. Задача государственных «спецэкспортеров» как раз в основном и состоит в том, чтобы гарантировать приобретение российскими партнерами качественных товаров. Вопросы цен могут быть улажены в ходе переговоров, убеждал А.Н. Шохина Лю Хуацин.

Что же касается «прямых связей», то здесь китайский генерал, напротив, выступил в роли последовательного сторонника открытости и рыночных отношений. Он заявил, что ранее в Китае также существовали исключительно сложные административные процедуры, регламентировавшие сотрудничество с зарубежными партнерами. Теперь от них отказались и ситуация упростилась. Лю Хуацин порекомендовал российской стороне принять на вооружение этот опыт и прекратить столь жестко контролировать «прямые связи» по линии оборонных институтов и КБ.

А.Н. Шохин в ответ указал на нелогичность китайской позиции, в соответствии с которой всячески зажимаются прямые связи между производителями и покупателями товаров народного потребления, несмотря на требование о «либерализации» контактов между разработчиками оборонных технологий, носящих закрытый характер.

Встреча А.Н.Шохина с Генеральным секретарем ЦК КПК, Председателем КНР, Председателем ЦВС КНР и ЦВС ЦК КПК Цзян ЦзэминемНужно также учитывать, что российская сторона ставила вопрос о необходимости перехода к расчетам в СКВ применительно не только к ВТС, но и к торгово-экономическим связям в целом. Так, в п. II.1 «Протокола второго заседания межправительственной Российско-Китайской комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству» (состоялось в Пекине 25–26 июня 1994 г.) говорилось: «...Торгово-экономическое и научно-техническое сотрудничество между Россией и КНР должно развиваться преимущественно между крупными и средними предприятиями и компаниями обеих стран путем развертывания торговли в СКВ, как главной формы, с использованием вспомогательных форм, таких как бартерная, компенсационная, местная и приграничная торговля, производственная кооперация». Понятно, что рекомендации государственных органов развивать двустороннюю торговлю «преимущественно между крупными и средними предприятиями» звучат достаточно смешно. Нужно, однако, принять во внимание то, что такие заявления были реакцией на объективную реальность, в которой наиболее значительные объемы торговли приходились на «мелкие и индивидуальные предприятия» в лице «челноков», которые, кстати говоря, бартером не занимались.

Взаимопонимания по проблеме взаиморасчетов достигнуто не было (на данном этапе никто на это и не рассчитывал), однако были достаточно четко очерчены позиции в преддверии переговоров между главами правительств^[46].

Надо сказать, что В.С. Черномырдин чувствовал себя весьма комфортно при обсуждении данной темы, которая была ему близка и понятна. В этой сфере российская сторона могла занимать наступательную позицию, поскольку такие, например, ее требования, как право для покупателей свободно выбирать товары на рынке, полностью соответствовали нормальной экономической логике. Кроме того, для реализации российских предложений серьезные меры по изменению внутренних правил (которые ущемили бы интересы некоторых весьма крупных торговых структур) пришлось бы принимать только китайской стороне.

После одного из раундов переговоров о передаче лицензии на Су 27 СККак уже отмечалось, фоном для обсуждения вопроса о бартере было значительное (на 40%) падение объемов российско-китайской торговли. При этом с китайской стороны подчеркивалось, что главной причиной тому стало резкое ужесточение российского паспортно-визового режима, невозможность для китайских торговцев въехать в нашу страну. В свою очередь, российская сторона, признавая роль «визового фактора» как основную причину падения товарооборота, подчеркивала, что при существовавшей форме организации бартерной оплаты поставок оборудования российская сторона не имела возможности подбирать нужные ее рынку товары.

В начале беседы В.С. Черномырдин не стал ставить вопрос о необходимости перехода от бартерной формы торговли к расчетам в СКВ. Он предложил усовершенствовать существующие бартерные расчеты, предоставив российским предприятиям, получающим оплату за свои товары в форме бартера, самим выбирать необходимые им и пользующиеся спросом на российском рынке китайские товары, покупая их за местную валюту.

Ли Пэн, судя по всему, психологически готовился к тому, что с российской стороны вопрос о взаиморасчетах будет ставиться куда более радикально. Он сначала не отреагировал на предложение В.С. Черномырдина, а стал доказывать, что если будет осуществлен быстрый «директивный» переход к СКВ, то объем российско-китайской торговли неминуемо претерпит резкое снижение. Ли Пэн почему-то утверждал, что при отказе от бартерной формы оплаты Россия откажется и от дешевых китайских товаров, будет закупать товары народного потребления в других странах по более высоким ценам. При этом он ссылался на пример США, которые год за годом возобновляют для Китая статус наибольшего благоприятствования в торговле, поскольку испытывают заинтересованность в товарах, «сделанных в Китае».

Такая аргументация звучала не слишком убедительно. Противореча самому себе, Ли Пэн в ходе дальнейшей беседы заявил, что большая часть китайских товаров, которые сбывались потом в России, приобретались в КНР российскими «челноками», осуществлявших покупки в юанях, выменянных на привезенные с собой доллары.

Ли Пэн признал, что вопрос об открытии для российских предприятий юаневых счетов для закупки китайских товаров явился для него совершенно новым и отметил, что китайская сторона не может предоставить России более выгодные условия, чем другим зарубежным торговым партнерам.

Далее разговор принял не слишком приятный для китайских партнеров характер. Сначала Ли Пэн вместе с министром внешней торговли и внешнеэкономических связей Ли Ланьцином дружно заявили, что юань является неконвертируемой валютой, вывоз его за рубеж запрещен, и потому вариант открытия для российских предприятий юаневых счетов абсолютно исключен.

В.С. Черномырдин резонно возразил на это, что речь идет не о вывозе юаней за рубеж, а об использовании их в Китае для закупки китайских товаров.

На это Ли Ланьцин заявил, что открытие юаневых счетов для зарубежных партнеров не предусмотрено действующими в КНР правилами^[47]. Он также указал, что правом свободного выбора товаров обладают только те компании, которые расплачиваются в СКВ. Что же касается российских компаний, действующих в рамках бартерной формы расчетов, то они должны выбирать товары и согласовывать цены на них только через специально уполномоченные государственные торговые структуры КНР.

Ли Пэн понимал, что такой подход совершенно не соответствует провозглашенному им самим во время данной беседы тезису о том, что «китайские и российские компании должны свободно выбирать товары на рынках друг друга». Во время беседы Ли Пэн прямо спросил Ли Ланьцина, как можно обеспечить право российских компаний на свободный выбор товаров в рамках действующих в КНР правил и дважды получал ответ, что это возможно только через уполномоченных китайскими властями посредников.

Китайского премьера такой подход явно не удовлетворил. Он следующим образом резюмировал обсуждение проблемы: «Я считаю, что два премьера могут достичь следующего соглашения: предприятия двух стран обладают свободой в выборе товаров. Вопрос о юаневых счетах – это отдельная проблема. Бизнес должен быть свободным, это универсальный принцип. Я не могу заставить Вас покупать товар, который Вам не нужен». Такой вывод главы китайского правительства был совершенно оправданным с точки зрения последовательного соблюдения принципов рыночной экономики. Нужно отдать должное китайскому премьеру, который сделал подобное заявление, невзирая на то, что оно совсем не вписывалось в действовавшую практику осуществления бартерных закупок через уполномоченные государственные компании.

Сам Ли Пэн в дневниковой записи суммировал итоги переговоров на эту тему следующим образом: «...В первой половине дня я провел с Черномырдиным переговоры в государственной резиденции “Дяоюйтай”. Переговоры один на один заняли два часа. Российская сторона выразила надежду на расширение экономических контактов с Китаем, а также на постепенное упразднение бартерной торговли. Я согласился на то, чтобы в области бартерной торговли российской стороне предоставили удобства в выборе товаров»^[48]. Здесь ситуация отражена совершенно точно и адекватно – Ли Пэн действительно пообещал тогда российским компаниям не «полную свободу» при выборе бартерных товаров, а только «удобства» в этом процессе, который, как и прежде, должен был проходить только при ведущей роли китайских государственных посредников.

Российская сторона, естественно, обратила самое серьезное внимание на заявление главы китайского правительства о необходимости обеспечить свободу выбора бартерных товаров для предприятий двух стран. В детальном послании, которое В.С. Черномырдин направил Ли Пэну по итогам переговоров^[49], в частности говорилось следующее: «В 1992–1993 годах большая часть российско-китайского товарооборота приходилась на безвалютные формы торговли. Представляется очевидным, что в перспективе товарообменные сделки в российско-китайской торговле в определенном объеме сохранятся. Однако магистральным направлением развития торговли должен все же являться последовательный переход на расчеты в СКВ, тем более, что обе наши страны предполагают в будущем присоединиться к ГАТТ, а это, в свою очередь, потребует от нас принятия определенных решений, ограничивающих сферу применения бартера.

Развитие двусторонних торгово-экономических связей должно осуществляться также в направлении применения национальных валют России и Китая в расчетах по торговым операциям. Представляется целесообразным, в соответствии с нашей договоренностью, поручить центральным банкам России и Китая согласовать порядок и сферу применения таких расчетов».

Нужно признать, что российская сторона в данном письме несколько «передернула карты». Как отмечалось ранее, во время майских переговоров с В.С. Черномырдиным китайский премьер согласился на необходимость предоставления торгующим структурам двух стран права на свободный выбор товаров, а не на открытие юаневых счетов. Приводя такие формулировки, российская сторона стремилась подтолкнуть Ли Пэна в направлении принятия необходимого ей решения и демонстрировала серьезность своих намерений.

Еще во время переговоров В.С. Черномырдина в Пекине стороны договорились в возможно короткие сроки провести очередное, третье заседание смешанной межправительственной комиссии по ВТС. По дипломатическим каналам условились организовать его в Пекине в самом конце июня 1994 г. На сей раз сторонам заранее было совершенно понятно, каким образом будут ставиться вопросы взаиморасчетов во время предстоящих бесед.

Китайской стороне необходимо было каким-то образом воплотить в жизнь заявление Ли Пэна о том, что российским структурам будет предоставлено право самостоятельного выбора бартерных товаров на китайском рынке. Одновременно китайские военные не могли отказаться от того, чтобы это осуществлялось только через назначаемых властями КНР государственных посредников (которые, к тому же, входили в систему НОАК). Судя по всему, в этих условиях китайская сторона приняла единственно возможное решение – пойти на определенное повышение доли СКВ во взаиморасчетах в сфере ВТС, предоставить российским партнерам несколько больший простор для маневра в плане выбора товаров, сохранив при этом неизменными основы механизма бартерной торговли.

Позиция российской стороны также была вполне предсказуемой – продолжать настаивать на реализации выдвинутых В.С.Черномырдиным предложениях об открытии юаневых счетов, а также о свободном выборе товаров.

Проходившие 28–29 июня 1994 г. в Пекине переговоры между Лю Хуацином и А.Н. Шохиным носили исключительно напряженный и даже изнурительный характер, они непрерывно продолжались более суток^[50]. В итоге было достигнуто следующее комплексное компромиссное решение:

-  поставки вооружения и военной техники должны на 50% оплачиваться в СКВ и на 50% – поставками китайских товаров. Здесь был достигнут явный прогресс по сравнению с прежней ситуацией;

-  при продаже лицензий и передаче технологий 60% стоимости будет оплачиваться в СКВ, а 40% – поставками китайских товаров. При этом в случаях, когда сумма контрактов не превышает 10 млн долл. США, они на 100% могут оплачиваться в СКВ;

- российские предприятия и организации, принимающие участие в ВТС, получают право на свободный отбор бартерных товаров, могут принимать участие в коммерческих переговорах по их приобретению. Однако подготовка и подписание контрактов на закупку этих товаров может осуществляться только через государственных посредников, назначаемых китайскими властями;

-  российская сторона вновь поставила вопрос о целесообразности открытия для российских участников ВТС юаневых счетов для закупки в КНР товаров китайского производства. Китайская сторона отметила, что такое предложение затрагивает действующие в стране правила и потому вопрос нуждается в дополнительном изучении.

Учитывая результаты ранее состоявшихся переговоров премьеров, такого рода компромисс выглядел вполне предсказуемым. Одновременно обе стороны понимали, что подобное решение является временным. Поскольку после переговоров между А.Н. Шохиным и Лю Хуацином было ясно записано, что российские организации получают право на свободный отбор товаров и на разработку контрактов на их приобретение, совершенно необъяснимой становилась роль в этом процессе китайских государственных посредников, а также основания, на которых они должны были получать комиссионные за свою деятельность.

Формально вопрос о форме взаиморасчетов в сфере ВТС не находился в центре внимания высших руководителей двух стран во время визита Цзян Цзэминя в Москву в начале сентября 1994 г. На самом же деле, как показали последующие события, некоторые из прозвучавших тогда заявлений стали предвестниками окончательного решения этой застарелой проблемы.

Во время беседы с китайским руководителем, состоявшейся 3 сентября 1994 г., Б.Н. Ельцин повторил ранее озвучивавшийся российской стороной тезис о том, что именно бартерная форма расчетов является основной причиной продолжающегося падения объемов российско-китайской торговли.

В ответ Цзян Цзэминь заявил, в частности, следующее: «...Причин сокращения (объема двусторонней торговли. – С.Г.) немало, в том числе объективных. Наиболее серьезные проблемы кроются в структуре нашей торговли. Основная ее форма – бартер – себя изживает».

Для российских представителей, непосредственно участвовавших в переговоры по этой теме, данное заявление имело поистине революционный характер – ведь в ходе всех проходивших ранее переговоров китайские руководители, признавая «отдельные недостатки», присущие бартерной форме торговли, одновременно указывали, что исторически она отнюдь не является бесперспективной и несет в себе значительный конструктивный потенциал. Также прежде из уст китайских руководителей не звучало признания того, что бартер является основой падения объема торговли (я здесь не собираюсь вдаваться в обсуждение того, являлся ли действительно бартер главной причиной падения торговли – похоже, что это не совсем так).

Участвовавший в переговорах А.Н. Шохин тут же «схватил» значение озвученной формулировки. Когда Б.Н. Ельцин предоставил ему слово, российский вице-премьер заявил: «...Господин Председатель абсолютно правильно отметил, что бартер себя изжил. Однако новые формы еще не задействованы. Следует дать поручение российским и китайским банкам шире внедрять новые виды платежных операций. Речь прежде всего идет о расширении доступа российских импортеров на китайский рынок для самостоятельных закупок товаров, особенно – в сделках по ВТС».

В целом, обмен мнениями, состоявшийся во время этих переговоров, фактически ознаменовал собой «начало конца» бартерной формы расчетов в российско-китайском ВТС. Полагаю, что для этого имелись следующие основные причины.

Во-первых, вопрос, что называется, «созрел» для решения. Как следует из приведенного выше материала, в результате многолетних переговоров по применению бартерной формы расчетов в сфере ВТС, китайскую позицию о роли государственных посредников в отборе товаров и подписании контрактов стало достаточно трудно отстаивать.

Во-вторых, «вышли на финишную прямую» продолжительные переговоры о передаче лицензии на производство самолетов Су-27СК. На различных обстоятельствах и версиях, связанных с этой темой, остановимся позднее. Здесь достаточно будет отметить, что руководство КНР придавало этой сделке важнейшее стратегическое значение и понимало, что без выработки устраивающей российскую сторону системы взаиморасчетов она не будет заключена и реализована.

Кроме того, такое изменение отношения к товарной форме оплаты в рамках ВТС, судя по всему, было связано и с происходившими в Китае серьезными подспудными внутриполитическими процессами. На этом необходимо остановиться подробнее.

Как мы помним, еще в 1989–1990 гг., когда было положено начало ВТС с Советским Союзом, Лю Хуацин внес предложение о том, чтобы товары, предназначенные для оплаты российских вооружений, производились на предприятиях системы НОАК. Предложение было принято и реализовывалось все эти годы. Торговые компании, игравшие роль посредников, также входили в систему НОАК.

Когда Цзян Цзэминь сказал, что «бартер себя изживает», он подтвердил репутацию человека, который ничего не говорит просто так. Скорее всего, еще в 1994 г. у него началась переоценка того, насколько оправданным является участие военных в гражданской экономической деятельности, в том числе в производстве и сбыте бартерных товаров.

В начале 1995 г. Цзян Цзэминь принял приглашение Б.Н. Ельцина прибыть в Москву для празднования 50-летия Победы. Во время неформальной беседы, состоявшейся 8 мая 1995 г. в Москве, Цзян Цзэминь сделал заявление, которое заслуживает того, чтобы его процитировать: «Хорошо идут дела в торгово-экономических отношениях между нашими странами, особенно в том, что касается военно-технического сотрудничества. Конечно, и здесь не обходится без известных хаотических явлений. Об этом я, в частности, говорил в прошлом году во время посещения Екатеринбурга. Считаю, что, если этим вопросам будет уделено должное внимание, то они будут постепенно урегулированы.

Как известно, в настоящее время в Китае совершается переход от централизованного планирования к “социалистической рыночной экономике”. В результате старые правовые основы уже не работают, а новые еще не созданы. Однако мы уверены, что по мере построения “социалистической рыночной экономики” такие проблемы постепенно будут сняты. Наиболее принципиальные реформенные шаги уже сделаны, сейчас идет их совершенствование и углубление.

Серьезная проблема, с которой мы столкнулись на сегодняшний день – размах коррупции. С ней мы боремся и будем неуклонно бороться. Любой повинный в коррупции привлекается к уголовной ответственности, невзирая на чины и заслуги».

Далее Цзян Цзэминь критически отозвался о западных журналистах, создающих измышления о формировании в центральном руководстве КНР некоей возглавляемой им «шанхайской группировки». Председатель КНР отметил, что в высшем руководстве КНР действительно много выходцев из Шанхая, что обусловлено высоким культурным и образовательным уровнем жителей этого города.

Очень многое в этом заявлении заслуживает самого пристального внимания. В самом деле – Цзян Цзэминь говорил о том, что для преодоления некоторых «хаотических явлений» в сфере ВТС необходимо проведение серьезных экономических реформ в рамках создания «социалистической рыночной экономики», а также решительная борьба с коррупцией. Он также косвенно намекнул, что опирается в этой борьбе на своих шанхайских соратников.

Полностью смысл высказываний Цзян Цзэминя, сделанных им в мае 1995 г., стал ясен три года спустя из содержания его выступления на совещании четырех Главных управлений НОАК (Генштаба, Главных управлений кадров, тыла и вооружений) по борьбе с контрабандой, проведенном 21–22 июля 1998 г. Тогда Председатель КНР, в частности, заявил: «...ЦК партии принял решение о том, чтобы воинские части и части вооруженной народной полиции тщательно навели порядок в различных занимающихся бизнесом компаниях, которые были созданы подчиняющимися им организациями. В дальнейшем никто из них не должен заниматься коммерческой деятельностью. Одновременно ЦК принял решение о том, чтобы политико-юридические органы на местах также по-настоящему навели порядок в различных занимающихся бизнесом компаниях, которые были созданы подчиняющимися им организациями. В дальнейшем никто из них не должен заниматься коммерческой деятельностью»^[51].

23 июля 1998 г., т.е. на следующий день после этого совещания, Цзян Цзэминь «по горячим следам» рассказал о своем решении находившемуся с визитом в Пекине министру иностранных дел России Е.М. Примакову: «...На начальной стадии реформ мы разрешили армии, судебным и правоохранительным органам заниматься коммерческой деятельностью. Это сыграло определенную роль в оживлении экономической жизни. Но с другой стороны, негативных последствий от этого было больше, чем пользы. Сейчас я и ЦВС приняли решение о прекращении коммерческой деятельности в армии, судебных и правоохранительных органах. Они должны полностью жить за счет бюджета. Коммерческая деятельность хотя и давала им определенные прибыли, но в подавляющем большинстве случаев она шла в личные карманы».

Непосредственным поводом для обнародования Цзян Цзэминем жестких мер по пресечению коммерческой деятельности в вооруженных силах и правоохранительных органах послужили громкие дела о контрабанде в южных провинциях Гуандун и Фуцзянь^[52]. Никакого отношения к бартерным расчетам в российско-китайском ВТС эти коррупционные дела не имели.

Вместе с тем, судя по ранее цитированным высказываниям Цзян Цзэминя, у него уже давно, за несколько лет до 1998 г., сформировалось негативное отношение к коммерческой деятельности военных. Становится понятным почему, когда вопрос о коммерческих операциях государственных посредников, входивших в систему НОАК, в острой форме поставила российская сторона, Цзян Цзэминь, судя по всему, принял решение не в пользу этих компаний и решил воспользоваться этим предлогом для того, чтобы для начала отстранить военных от коммерческой деятельности в одной конкретной сфере – взаиморасчетов в сфере российско-китайского ВТС.

Также для китайской стороны весьма важным «стимулом» в создании условий для расширения ВТС стало заметное обострение ситуации в Тайваньском проливе (ранее уже было приведено высказывание китайского военного аналитика Чжоу Бо на эту тему).

30 января 1995 г. Цзян Цзэминь в своей программной речи адресовал «президенту» Тайваня Ли Дэнхуэю «программу из восьми пунктов», направленную на воссоединение страны^[53]. В апреле того же года Ли Дэнхуэй ответил ему своими «шестью пунктами», в которых объявил континентальный Китай и Тайвань «суверенными политическими образованиями». Далее последовали инициатива о проведении первых прямых выборов «президента» Тайваня в марте 1996 г. и посещение Ли Дэнхуэем его alma mater – Корнеллского университета, что в Пекине было воспринято как провокация.

В этих условиях КНР нуждалась в том, чтобы продемонстрировать Тайваню наличие у нее военного потенциала, достаточного для «предотвращения возможности вмешательства внешних сил» в решение тайваньской проблемы. Подписание соглашения о приобретении лицензии на производство Су-27 (о чем практически сразу же стало известно прессе) стало мощным аргументом в этой стратегической игре. Таким образом, по мнению китайских руководителей, решалась проблема дисбаланса, возникшего в результате принятого в 1992 г. решения администрации Буша о продаже Тайваню 150 самолетов F-16.

Наконец, в течение 1995 г. происходило постепенное изменение в подходах руководства двух стран к отношениям с США. Как отмечалось ранее, до 1995 г. российские и китайские руководители практически не допускали во время двусторонних переговоров критических высказываний в адрес США. Ситуация стала меняться с весны 1995 г.

Примечательный разговор на эту тему состоялся между Б.Н. Ельциным и Цзян Цзэминем 8 мая 1995 г. во время празднования 50‑летия Победы. Цзян Цзэминь рассказал Б.Н. Ельцину о том, что побывал в Третьяковской галерее, где насладился произведениями русского искусства. Он констатировал, что русская и китайская нации являются носителями великих традиций, обладают богатейшими историей и культурой, и никто не имеет права им указывать. Б.Н. Ельцин полностью с ним согласился и впервые предложил вывести отношения на новый уровень – партнерство. Переговоры между Ли Пэном и В.С. Черномырдиным, прошедшие 26 июня 1995 г. в Москве завершились указанием китайского руководителя на то, что нельзя допускать вмешательства со стороны в жизнь обеих стран. Российский премьер выразил полную солидарность этому высказыванию. Наконец, во время состоявшейся на следующий день беседы с китайским премьером, Б.Н. Ельцин сказал Ли Пэну, что в мире отсутствует справедливый международный порядок и имеет место факт внешнего вмешательства в жизнь стран.

Таким образом, сразу по многим направлениям постепенно возникали условия для принятия сторонами важных решений по назревшим вопросам двусторонних отношений.

В конце июня 1995 г. Ли Пэн совершил ответный визит в Россию. Состоявшиеся в Москве переговоры стали логическим завершением продолжительных и нелегких дискуссий о том, каким образом оплачивать поставки российских вооружений и военной техники, передачу оборонных технологий.

26 июня В.С. Черномырдин начал переговоры с Ли Пэном с повторения известного тезиса о том, что для преодоления спада в двустороннем товарообороте необходимо «постепенно переходить от прямого товарообмена к расчетам в СКВ и национальной валюте». Он также напомнил о необходимости «...договориться о наиболее приемлемой форме взаиморасчетов» в области ВТС. Реакция Ли Пэна оказалась чрезвычайно конструктивной.

Применительно к «гражданской» торговле премьер Госсовета КНР выразился достаточно обтекаемо, отметив, что здесь «...в качестве первоочередной меры следовало бы изучить возможность постепенного перехода от товарообменных операций к расчетам в СКВ». Такой осторожный подход представляется вполне оправданным, учитывая, что в этой торговле участвует огромное число частных компаний и индивидуальных предпринимателей, которым государство не имеет права запрещать применение любых форм взаимных расчетов, разрешенных законодательством.

Относительно формы расчетов в области ВТС, которая являлась результатом межправительственной договоренности, Ли Пэн высказался куда более предметно. Прежде всего он напомнил о ранее сделанном российской стороной предложении открывать экспортерам специмущества юаневые счета в китайских банках с целью их использования для закупок товаров в КНР, а также о том, что в настоящее время за поставки вооружений 50% стоимости выплачивается в СКВ и 50% – в валюте. Китайский руководитель сообщил, что китайская сторона хотела бы предоставить российским поставщикам оружия право закупать в Китае товары напрямую, минуя посредников; вместе с тем при проработке этого вопроса выявился целый ряд трудностей.

В связи с этим в КНР было принято решение перейти на оплату поставок российских вооружений полностью в СКВ. Далее Ли Пэн сказал примерно следующее: «...Разумеется, Вы понимаете, что Китаю такой шаг дается нелегко. Поэтому рассчитываем, что российская сторона пойдет нам навстречу по двум моментам: во-первых, 50% валютных поступлений будут использоваться для закупки любых без ограничений китайских товаров на тех же условиях, на которых их закупают в Китае американские, французские и другие западные фирмы; во-вторых, китайской стороне будут предоставлены некоторые льготы в области качества и комплектности поставляемого специмущества, а также цены на него. Исходим из того, что такая договоренность не повлияет на реализацию уже подписанных контрактов. Считаем, что все действующие соглашения не должны корректироваться»^[54].

Как и следовало ожидать, высказанные Ли Пэном идеи встретили полное одобрение со стороны В.С. Черномырдина, который заявил: «Что касается Ваших предложений по механизму взаиморасчетов в ВТС, то, как представляется, это совпадает с ранее высказывавшимися российской стороной предложениями. Тем самым мы снимаем практически все проблемы». Российский премьер предложил поручить согласовать конкретные формулировки к предстоящему четвертому заседанию МПК по ВТС, а также выразил уверенность в том, что в этой сфере существует «большой потенциал для значительного наращивания объема взаимных поставок». На следующий день эта договоренность была также высоко оценена Б.Н. Ельциным.

В целом Ли Пэн имел основания быть довольным итогами переговоров. В своем дневнике он записал: «...В самолете мы провели обобщение итогов данного визита. Все согласились с тем, что китайско-российские отношения обладают значительным потенциалом развития, в дипломатической сфере предоставили нашей стране было предоставлено дополнительное пространство для маневра»^[55].

В те дни, когда в Москве проходили переговоры Ли Пэна с российскими руководителями, в Пекине делегация во главе с зам. председателя ГК ВТП России В.А. Пахомовым обсуждала с китайскими партнерами вопросы, связанные с лицензионным соглашением по самолетам Су-27. Насколько я помню, в это время мы пытались, несмотря на отсутствие оснований для этого в тексте Протокола третьего заседания смешанной МПК по ВТС, каким-то образом добиться от китайской стороны согласия на расширение для наших поставщиков свободы маневра в выборе бартерных товаров. Китайские партнеры, ссылаясь на формулировки данного протокола, продолжали настаивать на том, что окончательные контракты должны подписываться уполномоченными государственными посредниками, которые в процессе подготовки этих контрактов должны иметь право на участие в определении их номенклатуры и цены.

В это время из Посольства поступила информация относительно договоренности по взаиморасчетам, которая была достигнута между В.С. Черномырдиным и Ли Пэном. Хотя первоначально суть этой договоренности была изложена достаточно кратко, становилось совершенно ясным, что после ее достижения тематика наших переговоров теряет всякий смысл. Естественно, мы вежливо «закруглили» дискуссии по данному вопросу. Если мне не изменяет память, через два-три дня и наши партнеры по переговорам были официально проинформированы о соглашениях, достигнутых на уровне премьеров. После этого стороны договорились сделать паузу, с тем чтобы подготовиться к продолжению обсуждений уже с совершенно иной повесткой дня.

В фокус внимания обеих сторон теперь попал процесс подготовки к проведению в Москве четвертого заседания смешанной МПК. Во время переговоров с А.В. Козыревым, которые прошли 22 сентября 1985 г. в Сочи, вице-премьер Госсовета КНР, министр иностранных дел КНР Цянь Цичэнь подчеркнул важность того, чтобы «на основе сотрудничества и компромиссов» урегулировать все оставшиеся вопросы и зафиксировать это в итоговом документе четвертого заседания.

Во время прошедшей также в Сочи ранее в тот же день беседы с Б.Н. Ельциным Цянь Цичэнь напомнил российскому президенту о том, что Ли Пэн согласовал с В.С. Черномырдиным все вопросы взаиморасчетов в сфере ВТС. Далее он посетовал на то, что, невзирая на это, китайская сторона до сих пор не может решить «некоторые конкретные вопросы» с российскими организациями. Цянь Цичэнь попросил Б.Н. Ельцина взять эти вопросы под личный контроль.

23 сентября 1995 г., после того, как Цянь Цичэнь прилетел из Сочи в Москву, он встретился с В.С. Черномырдиным. Российский премьер выразил полное удовлетворение результатами июньских переговоров с Ли Пэном по вопросам взаиморасчетов. Он, в частности, заметил, что после этих переговоров наметилась тенденция к росту товарооборота. В свою очередь, Цянь Цичэнь сообщил В.С. Черномырдину, что Ли Пэн удовлетворен итогами своего июньского визита в Москву и особенно выделяет значение договоренностей, достигнутых тогда в сфере ВТС. Китайский министр в очередной раз попросил помочь в «преодолении трудностей», возникающих в данной сфере.

Во время четвертого заседания МПК должны были быть решены две главные проблемы – документальная фиксация механизма применения расчетов в СКВ и окончательное согласование текста соглашения о передаче лицензии на производство самолетов Су-27 СК. По первому вопросу китайская сторона должна была принять целый ряд внутренних решений для того, чтобы сделать функционирование механизма возможным. По второму вопросу не меньшее число внутренних решений должно было быть принято российской стороной. В самом процессе переговоров буквально ежедневно возникали новые непредвиденные темы, согласование позиций по которым давалось не быстро и не просто. В целом, невзирая на договоренности, достигнутые на высшем уровне, переговоры шли тяжело, время их завершения отодвигалось все дальше.

Во время переговоров Ли Пэна в Москве стороны условились о том, что вскоре В.С. Черномырдин нанесет визит в Пекин, чтобы «по горячим следам» утвердить достигнутые в Москве договоренности. Когда в конце сентября 1995 г. Цянь Цичэнь беседовал с Б.Н. Ельциным в Сочи, последний предложил не проводить в этом году визит премьера, чтобы не перегружать график двусторонних контактов. Одновременно Б.Н. Ельцин согласился на предложение Цзян Цзэминя осуществить в Пекине встречу в верхах начиная с 9 ноября 1995 г. В.С. Черномырдин, согласно данному российскому предложению, должен был приехать в Китай уже в 1996 г. с целью практического решения тех вопросов, которые будут поставлены главами государств.

В силу целого ряда внутренних причин (прежде всего – ухудшения здоровья российского президента и все более «набиравшей обороты» думской предвыборной компании), ноябрьский визит Б.Н. Ельцина в КНР так и не состоялся. Стороны договорились перенести его на весну 1996 г. Между тем, во время экспертных переговоров в итоге стороны достигли согласия в отношении текста документа о механизме валютных взаиморасчетов, а также о передаче лицензии. Было условлено, что эти документы будут подписаны первым заместителем председателя правительства РФ О.Н. Сосковцом и Лю Хуацином в первой декаде декабря 1995 г. в Москве во время четвертого заседания МПК по ВТС.

Уже после того как Лю Хуацин прибыл в Москву, возникли неожиданные осложнения, о которых китайская сторона не подозревала. Дело в том, что в президентской администрации решили, что соглашение о передачи лицензии является едва ли не важнейшим документом, который подписывался с иностранным государством за все время существования новой России. В связи с этим была внесена рекомендация перенести его подписание на время президентского визита весной 1996 г. В итоге руководителям Правительства удалось убедить Старую площадь в том, что документы о взаиморасчетах и передаче лицензии должны быть подписаны одновременно.

Для того чтобы в полной мере оценить, какое значение имело данное заседание МПК для китайской стороны, позволю себе привести пространную цитату из воспоминаний Лю Хуацина:

«Зимой 1995 года группы экспертов из России и Китая провели в Пекине последний раунд переговоров. Cтороны парафировали большую часть статей соглашения и генерального контракта (о передаче лицензии на Су‑27 СК.  – С.Г.). Российская сторона предложила провести четвертое заседание смешанной МПК по ВТС до 10 декабря, подписать протокол заседания и межправительственное соглашение (по Су-27. – С.Г.). Они попросили китайскую сторону рассмотреть это предложение и как можно скорее ответить.

Я немедленно принял решение поехать в Москву, подписать межправительственное соглашение и генеральный контракт.

ЦК очень быстро согласился с моим мнением и поручил мне организовать делегацию для поездки в Москву.

В декабрьской Москве дул пронзительный холодный ветер, капли воды превращались в лед, однако как только я вышел из спецсамолета, как в глаза бросились свежие цветы и улыбки. Первый вице-премьер российского правительства О.Н. Сосковец, первый заместитель министра обороны А.А. Кокошин, зам. министра иностранных дел А.Н. Панов, командующий ВВС генерал-полковник П.С. Дейнекин, председатель Государственного комитета по военно-технической политике (ГК ВТП) РФ С.И. Свечников, заместитель председателя В.А. Пахомов и другие прибыли в аэропорт для встречи.

Китайская делегация также была солидной – зам. начальника Генштаба Цао Ганчуань, зам председателя Госплана Го Шуянь, зам. министра иностранных дел Чжан Дэгуан, зам. председателя КОНТОП Хуай Гомо, зам. министра внешнеэкономических связей и торговли Го Юнцзян, генеральный директор Генеральной корпорации авиапромышленности Чжу Юйли, начальник Управления вооружения Генштаба Хэ Пин, начальник Управления комплексного планирования КОНТОП Чэнь Дачжи, посол КНР в России, военный атташе и другие.

Тогда я впервые увиделся с вице-премьером О.Н. Сосковцом. В прошлом я написал ему несколько писем, но никогда не встречался с ним лично. Слышал, что он – человек дела. Как только мы увиделись, я сразу ощутил, что мы сможем понять друг друга.

В соответствии с повесткой дня, согласованной сторонами, 3 декабря я отправился в ознакомительную поездку по тульской области. Осмотрел КБ, где проектировали противотанковые ракеты и ракеты для ПВО (КБ “Приборостроения”. – С.Г.), завод “Сплав”, где производят многоствольные реактивные артиллерийские системы, 106 парашютно-десантную дивизию, тульскую оружейную выставку и другие объекты^[56]. 5 декабря я возвратился в Москву.

В первой половине дня 6 декабря только что вернувшийся из поездки в Израиль министр обороны генерал армии П.С. Грачев в здании министерства обороны принял меня, зам. НГШ Цао Ганчуаня, зам. руководителя КОНТОП Хуай Гомо и других военных членов нашей делегации. П.С. Грачев представил мне участвующих в беседе первого заместителя министра обороны А.А. Кокошина, начальника Генштаба генерала М.П. Колесникова, командующего флотом контр-адмирала Ф.Н. Громова, командующего ВВС генерал-полковника П.С. Дейнекина, начальника вооружения генерал-полковника А.П. Ситнова и начальника Главного управления международного военного сотрудничества генерал-полковника Д.К. Харченко. Никогда ранее (на беседах с Лю Хуацином. – С.Г.) не присутствовало столько высших военных руководителей.

В тот же день во второй половине дня в “Президент-отеле”, где остановилась китайская делегация, состоялось четвертое заседание китайско-российской смешанной МПК по ВТС. Я вместе с О.Н. Сосковцом председательствовал на заседании. На переговорах было достигнуто взаимопонимание, мы с О.Н. Сосковцом подписали “Протокол четвертого заседания китайско-российской смешанной МПК по ВТС” и “Соглашение между Правительством Китайской Народной Республики и Правительством Российской Федерации по темам сотрудничества по самолету Су‑27 и по методам взаиморасчетов”.

К этому времени я наконец-то смог вздохнуть свободнее.

Впечатление, оставшееся у меня от этой поездки, было чрезвычайно глубоким. После “событий 19 августа” (1991 г. – С.Г.) ЦК занял в отношении России позицию не вступления ни в союз, ни в конфронтацию, взяв курс на добрососедство, дружбу и взаимовыгодное сотрудничество. Это позволило всесторонне развивать отношения между двумя странами. Благодаря работе, которую проделали лично Председатель Цзян Цзэминь и Премьер Ли Пэн, эта политика не только снискала доверие в душах широких народных масс, но, что еще более важно, среди высокопоставленных российских руководителей. В результате не только представители (российских. – С.Г.) политических кругов и военные должностные лица, с которыми мне довелось беседовать, но и осуществлявшие с нами сотрудничество производственники, представители технических ведомств, люди из различных слоев общества выражали одобрение дружественному сотрудничеству между двумя странами и возлагали на него серьезные надежды. Они говорили: “Вне зависимости от того, кто станет руководителем в будущем, ничто не сможет изменить общую ситуацию в российско-китайском дружественном сотрудничестве. Стоит только нам – России и Китаю – сплотиться, и сможем не бояться никакой силы в мире”.

Кроме того, на этот раз мы хорошо использовали представившуюся возможность. Мы смогли одновременно подписать два важных документа, а уровень приема делегации со стороны российского правительства и вооруженных сил был явственно выше, чем в прошлом. Исходя из всего этого, можно было заключить, что стремление российского правительства как можно раньше подписать договорные документы и запустить важнейшие проекты сотрудничества с Китаем является искренним. Это еще раз доказало, что решение ЦК и ЦВС о выборе момента и об отправке делегации в Россию было чрезвычайно верным. Все это имело чрезвычайно важное значение для повышения исходного уровня наших разработок, сокращения отставания от передового мирового уровня, усиления строительства вооружений в нашей армии и выполнения подготовки к вооруженной борьбе с Тайванем»^[57].

Эти страницы объемистых мемуаров китайского генерала по праву могут быть названы кульминационными. Полагаю, что здесь требуются определенные комментарии.

Во-первых, становится понятным, что даже после достижения договоренностей на уровне глав правительств Лю Хуацин не был до конца уверен в том, что удастся подписать документы по взаиморасчетам и передаче лицензии. Если бы после того, как эти документы были парафированы экспертами, а китайская делегация прибыла в Москву, получив полномочия от высшего руководства КНР, российская сторона отложила бы их подписание на весну 1996 г., то по репутации Лю Хуацина и по ожиданиям китайской стороны были бы нанесены крайне болезненные удары.

Во-вторых, лично для Лю Хуацина крайне важно было подтвердить, что его концепция одновременного приобретения лицензий и партий вооружения реально работает на практике.

В-третьих, подписание этих документов было интерпретировано как наиболее убедительное доказательство того, что стратегический курс на установление отношений добрососедства и сотрудничества с Россией, принятый китайским руководством после распада Советского Союза, является верным, заслуживает продолжения и углубления.

Наконец, слова Лю Хуацина о подготовке к вооруженной борьбе против Тайваня ни в коем случае нельзя воспринимать как признание намерения готовиться к вторжению на остров. Как отмечалось выше, существовало лишь стремление продемонстрировать Тайваню наличие у КНР военного потенциала, достаточного для «предотвращения возможности вмешательства внешних сил» в решение тайваньской проблемы. Подписание соглашения о приобретении лицензии на производство Су‑27 (о чем практически сразу же стало известно прессе) стало мощным аргументом в этой стратегической игре^[58].

Далее хотелось бы сказать несколько слов о том, как были решены на четвертом заседании МПК два главных вопроса его повестки – взаиморасчеты и передача лицензии на Су-27 СК.

Что касается взаиморасчетов, то сердцевину нового механизма составила договоренность относительно открытия валютных счетов для российских экспортеров специмущества. На эти счета перечислялась валюта в счет 50% стоимости поставляемого специмущества для закупок без всяких ограничений товаров на китайском рынке. Принципиально новым элементом такого механизма (который отнюдь не сразу был принят китайской стороной) стала возможность реэкспорта китайских товаров. В результате весьма значительное распространение получила практика продажи имеющим значительный опыт зарубежным торговым структурам квот на приобретение китайских товаров в третьих странах. Насколько мне известно, среди компаний возникла конкуренция за приобретение таких квот. В результате эффективной продажи китайских товаров они в целом ряде случаев были способны зарабатывать по 20–30 центов на каждом долларе, полученном в рамках квот, – с соответствующей выгодой для отечественных экспортеров.

В целом, механизм взаиморасчетов, выработанный на четвертом заседании, кардинально изменил к лучшему существовавшую в этой сфере ситуацию. Уже на пятом заседании комиссии, которое прошло под председательством первого заместителя Председателя Правительства РФ А.А. Большакова и Лю Хуацина 10 декабря 1996 г. в Пекине, эта проблема вообще не упоминалась. Сообщения прессы о том, что еще в апреле 1997 г. между сторонами продолжались споры относительно механизма взаиморасчетов, не соответствуют действительности^[59][59].

Зарубежные авторы в работе, опубликованной в 1995 г., высказали предположение о том, что «...китайско-российское соглашение ограничить объем бартера, задействованного в торговле оружием, вполне может установить пределы тому количеству вооружения, которое Китай готов закупить»^[60]. Практика не подтверждает таких выводов. Напротив, после выработки на четвертом заседании МПК нового механизма взаиморасчетов двустороннее ВТС существенно активизировалось, а атмосфера на переговорах по конкретным вопросам существенно улучшилась.

Процесс, начатый в декабре 1995 г. получил свое логическое завершение 22 августа 2002 г., когда во время переговоров с председателем российского правительства М.М. Касьяновым Премьер Госсовета КНР Чжу Жунцзи сообщил о решении китайской стороны в рамках ВТС оплачивать российские поставки на 100% в СКВ без обязательств российской стороны по встречным закупкам китайских товаров^[61]. К этому времени Лю Хуацин уже больше пяти лет находился на заслуженном отдыхе.

Таким образом, принятое летом 1995 г. решение перейти на расчеты в СКВ в сфере ВТС было результатом воздействия целого ряда серьезных факторов, вызревавших в двух государствах. Как упоминалось выше, среди них можно назвать такие, как формировавшееся у китайского руководства решение отстранить своих военных от участия в торгово-экономических операциях; серьезное обострение обстановки в Тайваньском проливе; усиление давления со стороны США на Россию и Китай на международной арене и стремление двух стран найти опору в сотрудничестве друг с другом.

То, что Москва и Пекин смогли договориться по столь сложным вопросам, как переход на СКВ в расчетах в сфере ВТС и передача лицензии на производство Су-27, послужило для руководства обеих стран практическим доказательством того, что сотрудничество приносит стратегически важные результаты и стало стимулом для выхода взаимодействия в других сферах на качественно новый уровень.

****************************************************************

Теперь хотелось бы остановиться на соглашении о передаче лицензии на производство Су-27 СК. Относительно значения этого документа будет сказано в Заключении. Здесь хочу обратиться к одной странной версии, гуляющей по СМИ и научным публикациям.

Приведу несколько цитат для того, чтобы проиллюстрировать, о чем идет речь.

С. Бланк в статье, опубликованной в 1997 г., пишет, что «...более тщательное рассмотрение деятельности этой отрасли свидетельствует о том, что она продает Китаю самые передовые системы вооружения или лицензии, например, лицензии на самолет Су-27, без одобрения правительства. Другими словами, российское правительство утратило контроль над продажей своих вооружений, но не осмеливается реагировать на это негативно, невзирая на военные последствия для собственной безопасности от таких продаж»^[62].

Российский аналитик в материале 1998 г. как о само собой разумеющемся факте сообщает: «...Продажа лицензии на производство Су-27 в Китае – наглядное мерило влияния производителей вооружений на российскую политику. Генеральный директор конструкторского бюро М. Симонов провел переговоры о продаже лицензии по собственной инициативе, без официального разрешения...»^[63].

Наконец, Ш. Гарнетт в статьях 1998 и 1999 гг. пишет о том, что «...в случае с продажей лицензии на производство истребителей Су-27 оно (правительство РФ.  – С.Г.) было поставлено российскими производителями вооружений перед свершившимся фактом. Уязвимость позиций правительства России в своей стране и в Азии такова, что оно не в состоянии полностью контролировать вопросы военно-технического сотрудничества»^[64].

Насколько я понимаю, все эти версии имеют своим источником статью «Андрея Ъ-Багрова», опубликованную в июле 1996 г., которая открывается следующим пассажем: «...Когда оборонному директорату разрешили вести свой бизнес, бизнес получился вполне советским. Об этом свидетельствует хотя бы скандальная история с продажей КНР лицензии на производство Су-27. Впервые возможность продажи лицензии на производство истребителей Су-27 обсуждалась на переговорах с КНР в 1992 году. В них принял активнейшее участие генеральный директор ОКБ имени Сухого Михаил Симонов. В 1995 году документы о передаче лицензии были окончательно подписаны, и в 1999 году Китай сможет выпустить первый лицензионный истребитель. Симонов поначалу даже оправдывался перед первым вице-премьером Олегом Сосковцом, утверждая, что слово “лицензия” всплыло на переговорах как-то само собой, помимо его воли. Однако затем Симонов прекратил скромничать и начал рекламировать продажу лицензии как свое достижение. А Сосковец стал называть лицензионную сделку с Китаем крупнейшим успехом российского ВПК. Позицию Симонова и Сосковца эксперты ВПК комментируют так: “Когда сделана очевидная глупость и поправить ничего нельзя, остается объявить глупость победой…”». Далее автор пишет: «...после того как на переговорах прозвучало слово “лицензия”, представители КНР отказались обсуждать любые другие варианты сделки, а российской стороне чрезвычайно хотелось отрапортовать “наверх” о контракте на $1.5 млрд...»^[65].

Мне довелось участвовать в процессе переговоров о заключении лицензионного соглашения по самолетам Су-27 СК с самого его начала и до конца. Поскольку зачастую переговоры проводились практически одновременно разными группами специалистов в России и Китае, я, естественно, не мог принять участия во всех беседах по данному сложнейшему и крупнейшему проекту^[66]. Тем не менее смею утверждать, что достаточно хорошо знаком с общей канвой переговорного процесса.

Исходя из того, что мне известно, можно заключить, что вышеупомянутые журналистские выводы представляют собой какую-то кашу из недостоверных слухов, исходящих от людей, достаточно далеких от переговоров.

Могу также сказать, что в действительности в 1992 г. никаких переговоров о передаче лицензии на Су-27 с Китаем не велось. В ноябре 1992 г. завершилась передача Китаю партии Су-27 СК и Су-27 УБК в соответствии с межправительственным соглашением и генеральным контрактом, которые были подписаны еще в самом конце 1990 г., еще при Советском Союзе. Так что для того, чтобы отчитаться о выполнении «контракта на 1,5 млрд долларов» российской стороне совсем не нужно было договариваться с КНР о передаче лицензии. Замечу также, что лицензионное соглашение «стоило» намного больше суммы, называемой корреспондентом «Коммерсанта».

На самом деле к 1992 г. относится история о переговорах М. Симонова с китайской стороной о продаже ей двух самолетов Су‑27 с перечислением части выручки ОКБ имени Сухого. Генеральный конструктор любил рассказывать об этом самым разным собеседникам^[67]. При этом сам М. Симонов в своих рассказах совершенно определенно говорит о том, что до начала переговоров получил лицензию и все правительственные разрешения на их проведение; когда он, будучи в Китае, узнал, что его подозревают в превышении полномочий, то немедленно обратился в российское Посольство и попросил Посла направить в Москву шифровку с запросом на одобрение своих действий. Так что применительно к этим двум машинам никто не «ставил перед свершившимся фактом» российское правительство.

М. Симонов был человеком весьма решительным и конфликтным. В процессе акционирования и реорганизации ОКБ Сухого и производивших «Сухие» заводов (прежде всего – Комсомольского и Иркутского) он нажил немало недругов и среди «экспертов ВПК», и в российском правительстве^[68]. Именно с их подачи журналист «Коммерсанта» трансформировал историю о поставке двух самолетов в утверждение о том, что в 1992 г. М. Симонов самовольно поставил перед китайскими переговорщиками вопрос о передаче лицензии.

Реально в переговорном процессе по лицензионному соглашению участвовали многие российские организации. ОКБ «Сухой» было одной из них^[69]. На каждом из этапов эти переговоры (как и другие переговоры по тематике ВТС) находились под самым жестким контролем правительства. Мнение ОКБ учитывалось при формировании российской позиции, но никогда не было решающим. Утверждения о том, что М. Симонов «за российское правительство» принял решение о передаче Китаю лицензии на производство самолетов Су-27 СК – злонамеренная и безосновательная ложь.

Завершая повествование об этом сюжете, хотел бы отметить, что некоторые легенды после своего возникновения имеют обыкновение приобретать способность к некоему независимому от здравого смысла существованию, в процессе которого они обрастают все более неожиданными подробностями. Это в полной мере относится к этой теме, удобной для многих западных и отечественных авторов, специализирующихся на «обличениях» российско-китайского ВТС. Последним из известных мне подтверждений этому тезису является появившееся в статье Л. Диттмера (опубликована в 2001 г.) утверждение, что «...будучи возмущенным частным контрактом о предоставлении китайцам лицензии на производство Су-27, российский МИД, как говорят, наложил вето на продажи дальних бомбардировщиков Ту-22 и ударных самолетов Су-35...»^[70].

Могу ответственно заявить, что поскольку вообще не существовало «частного контракта» на передачу лицензии Су-27, то не было и «вето возмущенного МИДа» на продажи самолетов Ту-22 и Су-35 (эти вопросы вообще не рассматривались)^[71].

***************************************************************

Таким образом, договоренности о переходе на СКВ в расчетах по ВТС, достигнутые в 1995 г., стали итогом развития двусторонних отношений начиная с 1992 г. и серьезных дискуссий на эту тему, проходивших в течение нескольких лет; одновременно договоренности стали, с точки зрения руководителей двух стран, наиболее серьезным достижением в сфере практического сотрудничества к этому времени, первым доказательством того, что сотрудничество России и Китая помогает решать важнейшие для двух стран стратегические вопросы. В этом смысле итоги 4‑го заседания смешанной МПК по ВТС оказали хотя и внешне не заметное, но на самом деле кардинальное катализирующее воздействие на поступательное развитие двусторонних отношений в целом. Об этом свидетельствует изложение тех крайне существенных событий, которые произошли в двусторонних связях после июня 1995 г., когда была достигнута договоренность о переходе на СКВ в расчетах в сфере ВТС и особенно после декабря 1995 г., когда договоренности по СКВ и лицензии были оформлены документально.

Имеется в виду следующее:

-  В сентябре 1996 г. во время беседы Б.Н. Ельцина с Цянь Цичэнем в Сочи была достигнута договоренность о том, что во время следующего визита президента России в КНР, главы государств России, Китая, Казахстана, Киргизстана и Таджикистана подпишут документ о мерах доверия в военной области в районе общей границы. Это соглашение имело огромное значение само по себе, создавая предпосылки для формирования зоны мира и безопасности в Центральной Азии. Не менее важным оно было и по той причине, что положило начало процессу, в результате которого сформировалась Шанхайская организация сотрудничества. В конце декабря 1996 г., во время поездки Ли Пэна в Россию, стороны окончательно согласовали вопрос о том, что весной 1997 г., в период ответного визита Цзян Цзэминя в Россию, теми же государствами было подписано еще одно соглашение, имеющее фундаментальное значение для обеспечения их безопасности, – о сокращении вооруженных сил в районе общей границы;

-  Во время той же беседы Цянь Цичэнь дал согласие на установление «горячей линии» – закрытой телефонной линии связи между высшими руководителями двух стран. Россия тогда стала первым из зарубежных государств, получившим подобный канал для общения на высшем уровне. Соглашение о создании такой линии связи было подписано во время встречи на высшем уровне в апреле 1996 г.^[72];

-  В январе 1996 г. Е.М. Примаков сменил А.В. Козырева на посту министра иностранных дел России. В связи с этим во время переговоров 25 апреля 1996 г. Б.Н. Ельцин сообщил Цзян Цэминю, что «...у нас новый мининдел. Он востоковед. У Козырева глаза смотрели в правую сторону, а у Примакова смотрят в левую». Во время перелета российской делегации во главе с Б.Н. Ельциным в Пекин в апреле 1996 г., в самолете состоялось обсуждение вопросов, которые должны были стать предметом переговоров в Пекине. Российский президент принял предложение Е.М. Примакова о том, чтобы согласовать с китайской стороной новое официальное определение двусторонних связей как «отношений равноправного доверительного партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие в ХХI веке»^[73]. Телеграмма о предложении включить эту формулировку в итоговый документ двустороннего саммита была направлена в российское Посольство в Пекине с самолета. После того, как китайская сторона была об этом проинформирована, немедленно собранное совещание Постоянного Комитета Политбюро ЦК КПК приняло решение согласиться с российской инициативой. Как продемонстрировали итоги визита и последующие десятилетия развития отношений, эта новая формулировка отнюдь не была просто красивой риторикой;

-  Описывая настроение российского президента во время апрельского визита, премьер Ли Пэн совершенно справедливо написал в своем дневнике, что «....Ельцин в настоящее время на все смотрит через призму всеобщих выборов, намеченных на 16 июня»^[74]. Характерно в этом смысле то, что, выступая 26 апреля 1996 г. в резиденции «Дяоюй-тай» перед представителями китайской общественности, Б.Н. Ельцин отклонился от заготовленного текста и заявил: «...Сейчас оппозиция – это коммунисты. Это страшно для России. Это конец России, это гражданская война в России. Поэтому, чтобы не пришли коммунисты, чтобы продолжалась реформа, я иду на выборы». Это заявление прозвучало весьма неожиданным в аудитории, которая более чем на 90% состояла из высокопоставленных членов Компартии Китая. Во время апрельских переговоров Б.Н. Ельцин обратился к Цзян Цзэминю, который, между прочим, являлся генеральным секретарем ЦК КПК, с просьбой оказать ему практическую поддержку на предстоящих выборах, с тем, чтобы одолеть на них российских коммунистов. Ельцин попросил о довольно деликатной вещи – до 16 июня не поднимать вопрос о демаркации границы, поскольку он был болезненным для жителей российского Дальнего Востока – особенно Приморского края. Такое согласие с китайской стороны было получено. В 1992 г. Б.Н. Ельцин и Цзян Цзэминь наверняка и помыслить не могли, что будут обсуждать и решать столь острые проблемы;

-  Стороны договорились о создании механизма регулярных встреч глав правительств России и Китая. 25 апреля 1996 г. беседуя об этом новом институте с Ли Пэном, Б.Н. Ельцин уподобил его комиссии «Гор – Черномырдин»^[75]. Это в устах российского президента было очень серьезным комплиментом. Еще недавно высшие российские руководители расценивали партнерство с США как самую доверительную и самую продвинутую сферу взаимодействия с зарубежными государствами. Теперь Китай в их глазах вышел на тот же уровень партнерства, что и США. Это знаменовало качественное изменение прежних российских оценок. Что же касается КНР, то у нее ранее не было подобных структур взаимодействия ни с одним из зарубежных государств. Первое заседание в рамках данного механизма состоялось в Москве в самом конце декабря 1996 г. во время краткого визита Ли Пэна в нашу страну. К настоящему времени механизм регулярных встреч превратился в разветвленную структуру с подкомиссиями практически по всем значимым областям двустороннего взаимодействия

- По просьбе Б.Н. Ельцина Цзян Цзэминь согласился на то, что Китай поддержит инициативу «большой восьмерки» относительно завершения до конца 1996 г. переговоров по заключению Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний. Это также представляло собой разительное отличие от ситуации 1992 г. Тогда Ли Пэн в ответ на аналогичное предложение Б.Н. Ельцина заявил, что, в интересах обеспечения собственной безопасности Китай сначала должен будет завершить свою программу ядерных испытаний^[76].

-  Было подписано соглашение о сотрудничестве в сфере мирного атома, которое открыло дорогу для широкого круга совместных работ^[77]. Подписание этого документа стимулировало соответствующие государственные структуры двух стран активизировать продвижение строительства в Китае атомной электростанции при содействии сначала Советского Союза, а затем России. Этот проект достаточно мучительно осуществлялся начиная с 1990 г. Благодаря сдвигу, наметившемуся в апреле 1996 г., в декабре того же года, во время визита Ли Пэна в Москву, был подписан Протокол о реализации проекта АЭС, а в ноябре 1997 г. наконец-то был подписан и генеральный контракт о сооружении АЭС^[78]. Этот проект, наряду с передачей лицензии на Су-27, выдвигался в числе крупнейших в двустороннем сотрудничестве.

-  Была достигнута договоренность о начале взаимодействия в пилотируемой космонавтике, что явилось прямым следствием развития ВТС. В то время китайская космическая пилотируемая программа была совершенно секретной и всецело находилась в ведении военных^[79].

-  Наконец, было подписано первое межправительственное соглашение о сотрудничестве в области энергетики, предусматривающее взаимодействие в сооружении нефте- и газопроводов, а также линий электропередач из России в Китай^[80]. Впоследствии именно этой сфере взаимодействия суждено было стать главным элементом материальной основы для долгосрочной перспективы российско-китайских отношений.

С моей точки зрения, российско-китайский саммит, состоявшийся в Пекине в апреле 1996 г., реально вывел двусторонние отношения на качественно более высокий уровень. Вопросы ВТС не занимали центрального места во время этой встречи на высшем уровне. Вместе с тем, хотелось бы еще раз повторить, что именно договоренности в области ВТС, достигнутые в преддверии саммита, в июне–декабре 1995 г. послужили своеобразным «катализатором» тех подвижек, которые произошли буквально «по всему фронту» в апреле 1996 г.

После решения этих крупных вопросов развитие ВТС вошло в спокойное рутинное русло. Так, на пятом заседании смешанной МПК по ВТС (12 декабря 1996 г., А.А. Большаков – Лю Хуацин) китайская сторона сетовала на то, что, хотя стороны перешли на расчеты в СКВ, не слишком быстро решаются конкретные вопросы передачи лицензии на производство Су‑27 и вопросы по другим темам сотрудничества. Впрочем, особо серьезных споров не было, поскольку предмет для них исчез. Часть остававшихся нерешенными вопросов по Су-27 была урегулирована в ходе визита Ли Пэна 27 декабря 1996 г. Во время переговоров между Ли Пэном и В.С. Черномырдиным, состоявшихся в Пекине 27 июня 1997 г., российский вице-премьер Б.Н. Немцов доложил, что в прошедших накануне переговорах с Лю Хуацином были «решены все вопросы по Су-27». На самом деле в этой огромной сделке оставалось еще множество конкретных проблем, которыми приходилось заниматься Лю Хуацину совместно с новым российским сопредседателем совместной МПК – вице-премьером Я.М. Уринсоном, а также на уровне уполномоченных государственных организаций и предприятий.

Во время прошедшего в конце июня 1997 г. визита в КНР В.С. Черномырдина обсуждались ценовые вопросы по отдельным крупным контрактам ВТС, но не проблемы взаиморасчетов или иные общие вопросы. То же было характерно для визита Б.Н. Ельцина в Китай в ноябре 1997 г. Во время этих бесед акцент явно сместился на обсуждение крупных сделок в сфере энергетического оборудования, ядерной энергетики, проработки крупнейших проектов нефте- и газопроводов, передачи электроэнергии. Основные принципиальные вопросы ВТС были решены ранее.

Соответственно, в спокойном и беспроблемном ключе прошли последний официальный визит Лю Хуацина в Россию 24 августа – 3 сентября 1997 г. и состоявшееся в это время шестое заседание смешанной МПК по ВТС, на котором он председательствовал совместно с Я.М. Уринсоном.

Китайский военачальник, не отличавшийся сентиментальностью, заключил эту часть своих мемуаров следующим абзацем, который, как мне кажется, отражает его подлинные чувства:

«Это была моя последняя зарубежная поездка в период нахождения на службе.

По завершении поездки самолет взлетел. В иллюминатор былавидна красивая огромная российская земля, которую не охватить взглядом. По рекам шли серебристые волны, а зеленые лесапростирались до края небес. Я глубоко вздохнул – задача выполнена. Когда вот-вот уже должны были пересечь китайскую границу, я еще раз всмотрелся в иллюминатор. Между государствами границы существуют на картах или в душах людей. На огромной земле за иллюминатором граница между двумя странами была скрыта за бескрайним зеленым лесом. Я рассматриваю это как безмолвное указание людям со стороны великой природы. В душе я искренне пожелал, чтобы дружба между народами Китая и Советского Союза была бы вечной как Гималаи или Уральские горы, чтобы она так же текла вдаль из отдаленных источников, как реки Янцзы или Волга»^[81].

Этими, не совсем характерными для сухого повествования словами я и завершаю данный краткий исторический очерк.

---

1. ↑ См. фрагмент 11 перевода.
2. ↑ Относительно опасений китайской стороны см.: Сюэ Ган, Цзян И (ред.) 学刚，姜毅主编. Россия в эпоху Ельцина: Дипломатия (Елицин шидай дэ элосы, вайцзяоцзюань 叶利欽时代的俄罗斯, 外交卷). Пекин, 2001. С. 211; Шэнь Чжихуа (ред.) 沈志华主编. Очерк истории китайско-советских отношений. Повторное изучение некоторых вопросов китайско-советских отношений с 1917 по 1991 г. (Чжун-Су гуаньси шиган. 1917–1991 нянь Чжун-Су гуаньси жогань вэньти цзай таньтао 中苏关系史钢. 1917–1991 年中苏关系若干问题再探讨). Пекин, 2011. С. 529.
3. ↑ Гайдар Е.Т. Россия ХХI века: не мировой жандарм, а форпост демократии в Азии // Известия. 18.05.1995.
4. ↑ См.: Тайваньская проблема Китая, Книга для чтения для кадровых работников (Чжунго Тайвань вэньти, ганьбу доубэнь 中国台湾问题，干部读本) // Чжунгун чжунъян Тайвань гунцзо баньгунши, гоуюань Тайвань шиу баньгунши 中共中央台湾工作办公室，国务院台湾事物办公室 (Канцелярия по работе с Тайванем ЦК КПК, Канцелярия по делам Тайваня Госсовета). Пекин, 1998. С. 188–189.
5. ↑ Dittmer L. Op. cit. P. 402.
6. ↑ См.: Чжоу Сяопэй 周晓沛. Записки о личном опыте, связанном с советско-китайскими и российско-китайскими отношениями (Чжун-Су, Чжун-Э гуаньси цинь лицзи 中苏,中俄关系亲历记). Пекин, 2010. С. 75–76; Китайская дипломатия периода реформ и открытой политики (Гайгэ кайфан илай Чжунго вайцзяо 改革开放以来中国外交). Пекин, 1993. С. 310–314.
7. ↑ Российская газета. 04.03.1992.
8. ↑ Известия. 14.03.1992; см. также: Sergounin A.A., Subbotin S.V. Оp. cit. P. 18.
9. ↑ Гарнетт Ш. Факторы, способствующие российско-китайскому сближению. М., 1998. С. 4–5; [Гарнетт Ш. Ограниченное партнерство: Российско-китайские отношения в меняющейся Азии. Доклад группы по изучению российско-китайских отношений. М., 1999. С. 6–7.
10. ↑ Donaldson R.H., Donaldson J.F. Оp. cit. P. 726.
11. ↑ Blank S.J. The Dynamics of Russian Arms Sales to China. US Army War Colledge, Carslile Barracks, PА. 1997. March 4, Summary; Blank S. Why Russian Policy is Failing in Asia // Journal of East Asian Affairs, 1997. 11:1 (Winter/Spring).
12. ↑ Blank S. The Strategic… P. 10.
13. ↑ Непредвзятый и весьма критический анализ развития российской системы управления ВТС в середине 1990-х гг. содержится в статье: Litavrin P. The Process of Policy-Making and Licensing for Conventional Arms Transfers // Russia and the Arms Trade, SIPRI. Oxford University Press, 1998. P. 107–116. Признавая случаи несанкционированных контактов представителей российской «оборонки» с зарубежными партнерами в 1992–1994 гг., которые нанесли отрасли существенный ущерб, автор указывает, что такие контакты носили «спорадический» характер. – Ibid. P. 111. Во второй половине 1990-х гг. П. Литаврин возглавлял Отдел экспортного контроля Департамента всеобщей безопасности и разоружения российского МИД. Мне довелось сотрудничать с этим прекрасным специалистом и исключительно интеллигентным человеком в процессе внутреннего согласования ряда важных оружейных сделок с Китаем и при подготовке некоторых закрытых нормативных документов в сфере ВТС.
14. ↑ Первоначальный текст данного письма был совместно написан мной (тогда я работал на должности зав. сектором изучения и прогнозирования советско-китайских отношений Института Дальнего Востока АН СССР) совместно с С.С. Цыплаковым, который являлся тогда ответственным секретарем Комитета по международным делам. Позднее в документ внес серьезные правки зав. сектором Китая первого Дальневосточного отдела МИД России А.В. Васильев. Письмо стало одним из первых официальных документов, в которых выражалась российская позиция по основным вопросам взаимоотношений с Китаем.
15. ↑ Документально российское обязательство не поставлять вооружения Тайваню (что в практическом плане к этому моментуфактически перестало быть для России актуальным вопросом) было впервые зафиксировано в «Совместном информационном коммюнике о неформальной встрече президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина и Председателя Китайской Народной Республики Цзян Цзэминя» от 25 ноября 1998 г. В этом документе были отражен ряд важных практических договоренностей, явившихся результатом комплексных переговоров, в которых был достигнут баланс интересов сторон. Среди них можно назвать, например, согласие сторон на проведение переговоров относительно взаимных поездок граждан двух стран, договоренности относительно регистрации дипломатической недвижимости Посольств в Москве и Пекине, а также согласие китайской стороны с неформальными связями между Россией и Тайванем в различных областях. Большую роль в согласовании этого важного документа сыграл Л.П. Моисеев, являвшийся Директором первого департамента Азии МИД России. До настоящего времени на экспертном уровне продолжают высказываться предложения относительно поставок Тайваню такой «техники двойного назначения», как вертолеты Ми-17. – Cм.: Кандауров C. О мерах содействия российскому экспорту вооружений и военной техники // Центр анализа стратегий и технологий. P. 7. Позиция российских властей при этом остается неизменной и исходит из невозможности продажи вооружений Тайваню. – См.: Дзиркалин В. О некоторых вопросах ВТС с зарубежными странами // Оружие России. Информационное агентство. 11.02.2012. С. 2.
16. ↑ Весной-летом 1999 г., во время НАТОвских бомбардировок Югославии мне многократно приходилось переводить телефонные переговоры Б.Н. Ельцина с председателем КНР Цзян Цзэминем (порой они происходили едва ли не каждую неделю). При этом я находился в здании МИД на Смоленской площади – т.е. слышал, но не видел российского президента. На обороте суперобложки книги, которую я написал совместно с Дж.В. Льюисом и Сюэ Литаем, сказано, что я являлся советником президента Б.Н. Ельцина. Это – досадная неточность. Данный текст был напечатан без согласования со мной. – См.: Goncharov S.V., Lewis J.W, Xue Litai. Uncertain Partners: Stalin, Mao and the Korean War. Stanford, California, 1993.
17. ↑ Бартерные операции в России // Информационный портал News in Russia
18. ↑ Cм., например: Гарнетт Ш. Факторы, способствующие российско-китайскому сближению. М., 1998. С. 4–5.
19. ↑ Фельгенгауэр П.Е. Военно-промышленный комплекс России в 1991–2008 гг.
20. ↑ См.: Сборник российско-китайских договоров, 1949–1999. М., 1999. С. 134–135.
21. ↑ Роберт Доналдсон пишет о том, что в марте 1992 г. «начальник штаба вооруженных сил СНГ заключил соглашение о продаже 24 боевых самолетов в Китай. Это утверждение совершенно безосновательно. – См.: Donaldson R.H. Op. cit. P. 3.
22. ↑ Путь соединения импорта технологий с самостоятельными разработками. Высказывания, сделанные после докладов соответствующих ведомств в мае-августе 1992 г. (Иньцзинь цзишу юй синъянь чжисян цзехэ дэ даолу 引进技术与自行研制相结合的道路) // Избранные работы Лю Хуацина… Т. 2. С. 213.
23. ↑ ВТС с Россией описывается в Лю Хуацином. – См.: Воспоминания Лю Хуацина… С. 707–713.
24. ↑ Пожалуй, первое развернутое сообщение о данной поездке А.А. Кокошина появилось в западной прессе. – См. статью: Tai Ming Cheung. Arm in Arm. Warming Sino-Russian Military Ties Worry US // Far Eastern Economic Review. 1992. 12 November. P. 28. В этом материале вопрос освещен достаточно корректно – отмечается, что тема о технологическом сотрудничестве в сфере ВТС была одной из обсуждавшихся во время переговоров. Позднее другие авторы «творчески дополнили» Дай Мин Чена и стали писать о достижении «важных договоренностей» в данной сфере, что не соответствует действительности. – См.: Gill B., Kim T. Оp. cit. P. 54; Donaldson R.H. Op. cit. P. 11. Кстати, Дай Мин Чэн упоминает в своем материале о том, что делегация во главе с А.А. Кокошиным посетила предприятие по изготовлению ракет в Шанхае. Это интерпретируется как свидетельство углубления военно-технологического сотрудничества. На самом деле программа посещения этого предприятия была весьма лаконичной. Нам дали посмотреть на натурную модель ракетоносителя «Великий поход», а потом долго и подробно рассказывали о достоинствах бытовых холодильников, производимых на заводе в рамках программы конверсии.
25. ↑ Неизгладимое впечатление на членов делегации произвело то, в каких тяжелейших условиях приходилось нести тогда воинскую службу в этом регионе. Например, на расположенном неподалеку от Владивостока предприятии по утилизации атомных подводных лодок морские офицеры с семьями жили прямо на субмаринах – потому что на берегу жилья не было. Матросы охраняли не только атомные подлодки, но также свинарники и теплицы, чтобы предотвратить набеги со стороны местного населения.
26. ↑ Во время визита в Сеул А.А. Кокошин впервые обсудил с российским Послом А.Н. Пановым возможность частичной оплаты российского долга Южной Корее поставками специмущества. На южнокорейских партнеров эта идея тогда не выносилась.
27. ↑ Китайской стороне пришлось нелегко, когда она организовывала работу этой российской делегации. Приходится признать, что поведение ряда представителей «молодой российской демократии» отнюдь не во всем соответствовало требованиям дипломатического протокола. Так, например, основные переговоры принимающая сторона, как это и принято, организовала в одном из торжественных залов Всекитайского Собрания Народных Представителей. Когда Лю Хуацин, как положено, стал произносить официальную речь, вступление которой было посвящено великим традициям дружбы между двумя странами и народами, один из членов российской делегации, который сидел во втором ряду, громко зевнул и сказал: «Господи, какая же скука, если бы знал, то никогда бы сюда не пришел». Надо отдать должное тогдашнему коллективу российского Посольства во главе с Временным поверенным в делах В.Я. Воробьевым, который умело и тактично направлял бурные фонтаны человеческой энергии в рабочее русло.
28. ↑ Sergounin A.A., Subbotin S.V. Оp. cit. P. 20.
29. ↑ Ibid. P. 65.
30. ↑ В своих внешнеполитических воспоминаниях Ли Пэн приводит два характерных примера такого рода. Первый относится к беседе с экс-президентом США Никсоном, которая состоялась 5 сентября 1985 г.: «...Похоже, он (Никсон. – С.Г.) за мной наблюдал. Вдруг [он] сказал: “Вы, господин вице-премьер, в свое время учились в Советском Союзе. Некоторые люди в США опасаются, может ли Китай переметнуться к Советскому Союзу”. Я ответил ему: “Вы, господин Никсон, не должны забывать, что руководитель Дэн Сяопин также в свое время учился в Советском Союзе. Попросил бы ваше ЦРУ не делать ошибочных выводов. Я – член Компартии Китая и к тому же я – патриот”. После того как Никсон это услышал, он кивнул головой, выразив удовлетворение моим ответом». – Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 1. С. 13. Второй пример относится к апрелю 1988 г.: «Один из журналистов спросил: “Среди назначенных Вами членов правительства многие учились в Советском Союзе и Восточной Европе, что Вы думаете по этому поводу?” Ли Пэн заявил, что, во-первых, так получилось из-за исторических обстоятельств. Тем людям, которые попали сейчас в правительство – примерно по 50–60 лет. В течение 1950–1960‑х гг. мы отправляли большие группы студентов в Советский Союз и Восточную Европу, сейчас они вступили в ряды руководителей. В те времена мы не направляли студентов в США, Англию и другие страны. Во-вторых, непременно ли те, кто учились в Советском Союзе являются просоветскими, а те, кто учился в ГДР – «проГДРовскими»? Я думаю, что нельзя делать такие выводы. Те товарищи, которые вошли в правительство, прошли длительную закалку, преданно осуществляют курс партии, последовательно проводят курс независимой и самостоятельной независимой внешней политики». – Там же. С. 22.
31. ↑ Gill B., Kim T. Оp. cit. P. 55.
32. ↑ Подробная хронология эволюции российской системы управления ВТС содержится в материале: Военно-промышленный комплекс: Заводы. Производственные объединения. ФС ВТС была создана не на пустом месте – до нее был КВТС, а до него КВТП. Наиболее серьезный и профессиональный анализ эволюции системы управления ВТС с зарубежными странам в начале–середине 1990‑х гг. содержится в статье Петра Литаврина. – См.: Litavrin. Op. cit.
33. ↑ См.: Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 497.
34. ↑ Там же. С. 497–498.
35. ↑ Там же. С. 499. Осведомленные люди говорят, что реальной причиной сокращения срока визита была информация об ухудшении состояния здоровья матери Б.Н. Ельцина. Коллеги-дипломаты говорили, что китайская сторона долго и тщательно готовила посещение Б.Н. Ельциным Специальной экономической зоны Шэньчжэнь. Для обеспечения безопасности были мобилизованы тысячи полицейских и военнослужащих, а кондитерскую фабрику, которую должен был посещать президент, привели в идеальное состояние. Китайские официальные лица были просто поражены, когда из российского самолета, приземлившегося в аэропорту г. Гуанчжоу, первым вышел не президент России, а московский мэр Ю.М. Лужков, которому поручили возглавить эту группу после преждевременного отъезда Б.Н. Ельцина в Россию.
36. ↑ Меморандум о взаимопонимании между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о военно-техническом сотрудничестве // Сборник российско-китайских договоров… С. 197.
37. ↑ Там же. С. 498.
38. ↑ На самом деле здесь Лю Хуацин косвенным образом полемизировал с теми китайскими деятелями, которые выступают вообще против закупок вооружений за рубежом. Их аргументация отражена в нижеследующих высказываниях Цю Хуэйцзо, который в конце 1960‑х – начале 1970‑х гг. являлся командующим тыла НОАК: «В настоящее время, как только речь заходит об оснащении [нашей армии] передовыми вооружениями, некоторые люди тут же задумываются о закупках вооружений за рубежом, об их импорте. Если нам не продают, то мы приступаем к переговорам, проявляем готовность к тому, чтобы заплатить высокую цену, надеемся на то, что “партнеры отменят эмбарго на поставки вооружений”. Если не можем купить на Западе, то закупаем в России, тратим огромные суммы, которые исчисляются многими миллиардами американских долларов, однако же приобретаемые вооружения отнюдь не является передовыми. Я помню, что даже в период китайско-советского “медового месяца”, в отношении СССР к нам сохранялись “оговорки”. Наша армия получала то, что списывалось Советской армией, что снималось с вооружения в целях замены на более продвинутые образцы. Почему же Китай не способен самостоятельно разработать все это? Наши ученые и инженеры отнюдь не плохие. Если предоставить им такие же средства, [какие тратятся на импорт вооружений] они могут сработать очень хорошо. Если, в случаях, когда мы не обладаем ключевыми технологиями для разработки вооружений и военной техники, не обладаем комплексом оборудования для производства, полагаться только на закупки за рубежом для оснащения НОАК, то расходы будут намного более высокими, чем если разрабатывать самостоятельно, к тому же это будет небезопасно» [Чэн Гуан 程光. Задушевные беседы: Цю Хуэйцзо обссуждает с сыном великую культурную революцию (Синьлиндэ дуйхуа: Цю Хуэйцзо юй эрцзы тань вэньхуа да гэмин 心灵的对话：丘会作与儿子谈文化大革命). Т. 1. Гонконг, 2011. С. 324.
39. ↑ Gill B., Kim T. Оp. cit. P. 67.
40. ↑ Dittmer L. Оp. cit. P. 409.
41. ↑ Автора нет? Country’s Вriefing, China // Jane’s Defence Weekly. 1997. December 10.
42. ↑ Blank S.J. The Dynamics… P. 9–10.
43. ↑ В начале 2005 г. М. Сайеф в статье «Россия и Китай ускоряют осуществление планов совместной обороны» писал, что «...В середине 1990‑х гг. российский министр иностранных дел, позднее ставший премьер-министром Евгений Примаков, которого Путин всегда высоко ценил, хотел укрепить китайско-российские связи путем заключения тесного военного союза, но тогда китайцы из боязни окончательно разгневать администрацию Клинтона, отказались от такового». – См.: The Washington Times. 03.02.2005. На самом деле Е.М. Примаков никогда ничего подобного не предлагал, и потому китайской стороне не было нужды в чем-то ему отказывать.
44. ↑ Парамонов В., Строков А., Столповский О. Отношения между Россией и Китаем: история, современность и будущее // Сайт «Время Востока». 11.11.2008.
45. ↑ Во время этого визита ВТС было уделено большое внимание. Запомнились два эпизода, связанных с происходившими тогда в Пекине многочисленными переговорами. Первый из них был связан с тем, что во время беседы А.Н. Шохина с Лю Хуацином один из тогдашних руководителей «Росвооружения» назвал китайской стороне неправильную цену на весьма серьезный образец специмущества. Когда ближе к вечеру стало понятным, что произошла ошибка, чреватая крайне неприятными последствиями, А.Н. Шохин попросил меня найти в государственной резиденции «Дяоюй-тай» представителей Главного управления вооружений НОАК. Российскому вице-премьеру пришлось ночь напролет объяснять китайским офицерам, почему не стоит принимать во внимание российское ценовое предложение, которое прозвучало днем. Второй случай был связан с необходимостью срочно досогласовать с китайской стороной, сверить и подготовить к подписанию текст межправительственного соглашения по чрезвычайно крупной сделке в сфере ВТС. Тогда в Посольстве не было компьютеров, на которых можно было бы печатать секретные документы такого рода. Приходилось использовать электрические пишущие машинки с небольшим объемом памяти. А соглашение с приложениями составляло, между прочим, около полутора сотен страниц. Для упрощения процесса договорились с китайскими коллегами, что не будем печатать тексты-альтернаты (в тексте на русском языке везде на первом месте российская сторона, на китайском языке – китайская). Когда я привез текст в государственную резиденцию «Дяоюй-тай», то несколько раз предупредил об этом российского дипломата, который прибыл из Москвы и должен был ассистировать премьерам при подписании. К сожалению, в спешке он, судя по всему, не обратил внимания на эти советы и в итоге В.С. Черномырдин в китайском тексте расписался за китайского премьера. Когда Ли Пэн это увидел, то был очень разгневан и сказал Послу, что соглашение нужно срочно перепечатать заново. Я ему сообщил, что это технически невозможно из-за большого объема документа. Тогда Ли Пэн махнул рукой, зачеркнул подпись В.С. Черномырдина, расписался под ней и уже шутя добавил: «Пускай хоть кто-нибудь усомнится в том, что именно я являюсь премьером Госсовета КНР!».
46. ↑ Детально вопрос взаиморасчетов обсуждался В.С. Черномырдиным и Ли Пэном во время переговоров в узком кругу составе 27 мая 1994 г.
47. ↑ Для китайского министра оказалось неприятным сюрпризом то, что участвовавший в беседе Посол И.А. Рогачев сообщил, что такой юаневый счет был открыт китайскими партнерами для Красноярского комбайнового завода. В.С. Черномырдин выразил надежду на то, что упоминание о данном счете не послужит основанием для его закрытия.
48. ↑ Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 500.
49. ↑ Оно было вручено Послом И.С. Рогачевым первому заместителю иностранных дел КНР Дай Бинго 10 июня 1994 г.
50. ↑ Мне пришлось переводить большую часть переговорного процесса, в том числе в тех случаях, когда несколько раз А.Н. Шохин уединялся с Лю Хуацином для бесед в узком кругу. Кончилось тем, что днем 29 июня я заснул во время банкета, устроенного китайскими военными, и сигаретой, которую держал в руке, «слегка» поджег скатерть.
51. ↑ Хронология событий в Китайской Народной Республике, 1949–2000 (Чжунхуа жэньминь гунхэго дашицзи 中华人民共和国大事记(1949–2004) (так какой все-таки год?). Синьхуа юэбао шэбянь 新花月报社编 (Составлено издательством газеты «Синьхуа юэбао»). Т. 2. Пекин, 2004. С. 1155.
52. ↑ См., например: Conachy J. Thousands of Officials Purged in China’s Anti-corruption Purge // Word Socialist Web Site. 01.02.2000 (wsws.org).
53. ↑ Тайваньская проблема Китая, Книга для чтения для кадровых работников (Чжунго Тайвань вэньти ганьбу доубэнь 中国台湾问题，干部读本). Канцелярия по работе с Тайванем ЦК КПК, Канцелярия по делам Тайваня Госсовета (Чжунго чжунъян Тайвань гунцзо баньгунши, гоуюань Тайвань шиу баньгунши 中共中央台湾工作办公室，国务院台湾事物办公室). Пекин, 1998. С. 87–98.
54. ↑ Газета «Жэньминь жибао» в номере от 26 апреля 1995 г. дала следующее, мягко говоря, не слишком детальное изложение этих предложений Ли Пэна о переходе на расчеты в СКВ: «...Премьер Ли Пэн указал, что для создания новой ситуации в торгово-экономических связях между двумя странами два правительства должны поддерживать создание системы устойчивых и прямых связей между мощными и крупными предприятиями и компаниями двух стран, уменьшать число промежуточных звеньев, и также могут использовать методы торговли в СКВ (выделено мной. – С.Г.), что будет выгодным для обеих стран». Из этого сообщения читатель вряд ли смог бы понять смысл и значение достигнутой договоренности. В своих воспоминаниях Ли Пэн охарактеризовал достигнутую договоренность хоть и лаконично, но точно: «Единодушно согласились развивать торговые связи между двумя странами, осуществлять торговлю за СКВ». – Ли Пэн. От первых шагов до развития… Т. 2. С. 613; Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 502.
55. ↑ Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 505.
56. ↑ Делегация Лю Хуацина прилетела в Тулу из Москвы на предоставленном российской стороной самолете Ил-14. После того как они приземлились, выяснилось, что под этот самолет в тульском аэропорту нет нормального трапа – только шаткая стремянка. В итоге китайского генерала пришлось буквально на руках спускать из самолета двоим здоровенным десантникам из 106-й дивизии, которая дислоцировалась неподалеку. В царившей тогда приподнятой атмосфере Лю Хуацин воспринял все это с удовольствием.
57. ↑ Воспоминания Лю Хуацина. С. 709–711.
58. ↑ О тайваньской реакции на российско-китайское сотрудничество по самолетам Су-27 см.: Hickey D. van V., Harmel C.C. Оp. cit. P. 247.
59. ↑ Литовкин А. Китайская армия крепчает российским оружием // Известия. 25.04.1997; см. также: Sergounin А.А., Subbotin S.V. Оp. cit. P. 65.
60. ↑ Gill B., Kim T. Оp. cit. P. 67.
61. ↑ См.: Коммерсантъ. 24.08.2002.
62. ↑ Blank S.J. The Dynamics…
63. ↑ Балуев Д. Конфликт, которого никто не ждет // Pro et Contra. 1998. Зима.
64. ↑ См.: Гарнетт Ш. Факторы… С. 5; Гарнетт Ш. Ограниченное партнерство… С. 7.
65. ↑ Андрей Ъ-Багров. В каждом пропеллере дышит скандал // Коммерсантъ. 18.07.1996.
66. ↑ В реализации этого «Соглашения» приняли участие более 200 предприятий российской оборонной промышленности. – См.: Kotelkin A. Оp. cit. P. 35.
67. ↑ См., например: Литовкин В. Рассказы генерального конструктора; Конструктор воздушного превосходства // Известия. 27.10.2004; Баранец В. Ему было уже за 80, а он мечтал создать новую машину // Комсомольская правда. 04.03.2011.
68. ↑ См., например: Война за «сухого» // http://www.451.ru.news
69. ↑ О переговорах по документам о передаче лицензии и роли в них различных структур см.: Котовский В.Б., Саластей В.С., Губченко В.Н., Дмитриев Ю.Г. Техническое издание. Су-27 СК: на крыльях дружбы. Посвящается 70-летию авиационного производственного объединения им. Ю.А. Гагарина. Комсомольск-на-Амуре, 2004. С. 7–14.
70. ↑ Dittmer L. Op. cit. P. 409.
71. ↑ Нужно признать, что вопрос о поставках самолетов Ту-22 М3 не без помощи российской стороны имел неожиданное продолжение. В начале 2005 г. в китайской прессе появилось следующее сообщение: «13 января командующий ВВС России Владимир Михайлов завил, что Россия, возможно, продаст Китаю стратегические бомбардировщики и собирается продемонстрировать их во время учений, которые состояться позднее в этом году. Во время пресс-конференции Михайлов заявил, что мы, возможно, продадим Китаю стратегические бомбардировщики Ту‑22 и Ту‑95. Мы продемонстрируем соседнему государству эти бомбардировщики. Если они назовут приемлемую цену, то продадим их Китаю». – См.: Россия намеревается продать Китаю стратегические бомбардировщики, Запад боится, что Россия обратит взгляды на Китай (Э ю и дуй Хуа чушоу чжаньлюэ хунчжацзи. Сифан даньсинь Элосы мугуан чжуансян Чжунго 俄有意对华出售战略轰炸机。西方担心俄罗斯目光转向中国) // Цанькао сяоси 参考消息 (Справочные материалы).15.01.2005. Несколько позднее Пин Кэфу, канадский аналитик китайского происхождения, напомнил о том, что окончательные решения об экспорте тех или иных вооружений принимаются российским президентом, а не военными руководителями; он выразил сомнения в том, что Россия действительно согласится на продажу Китаю этого бомбардировщика. – См.: Россия не будет продавать стратегические вооружения, способные нанести удар по США (Элосы: бу майгун Мэй чжаньлюэ уци 俄罗斯：不卖攻美战略武器) // Цанькао сяоси 参考消息 (Справочные материалы). 08.02.2005. Самолет Ту-22 М3 действительно принял участие в состоявшихся на территории КНР с 18 по 25 августа 2005 г. совместных китайско-российских военных учениях. – См.: Китайско-Российские совместные военные учения, «Мирная миссия – 2005» (Хэпин шимин. 2005 Чжун Э ляньхэ цзюньши яньси 和平使命。2005 中俄联合军事演习) // Комитет по составлению иллюстрированного альбома о совместных китайско-российских военных учениях «Мирная миссия – 2005» («Хэпин шимин – 2005». Чжун Э ляньхэ цзюньши яньси хуацэбянь вэйхуй «和平使命－ 2005» 中俄联合军事演习画册编委会). Пекин, 2005. С. 22. Вместе с тем никаких переговоров о поставках этого самолета с китайскими партнерами никогда не проводилось.
72. ↑ «Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики об организации прямой засекреченной телефонной связи» (25.04.1996). – См.: Сборник российско-китайских договоров… С. 338–339.
73. ↑ Совместная Российско-китайская декларация» (25.04.1996). – Сборник российско-китайских договоров… С. 333.
74. ↑ Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 506.
75. ↑ Обсуждая данный вопрос с китайским премьером, Б.Н. Ельцин предложил, по аналогии с американской структурой, назвать новый российско-китайский механизм взаимодействия «комиссией Черномырдин – Ли Пэн». Последний возразил против этого, заметив, что в результате внутренних процессов в двух странах, возможно, и он и В.С. Черномырдин через какое-то время перестанут быть премьерами. Б.Н. Ельцин возразил, что он гарантирует сохранение за Черномырдиным поста премьера в случае своего успеха на президентских выборах 16 июня 1996 г. Ли Пэн только многозначительно промолчал в ответ. Он-то уже знал, что, в соответствии с принятой в высшем китайском руководстве системой ротации, на XV съезде КПК будет принято решение о его уходе после двух премьерских сроков) с поста главы правительства во время сессии ВСНП в марте 1998 г. Лю Хуацин узнал о том, что на XV съезде ему придется «отойти на вторую линию» во время традиционного совещания китайского руководства на морском курорте Бэйдайхэ, которое состоялось в августе 1997 г. – См.: Воспоминания Лю Хауцина. С. 712.
76. ↑ См.: Ли Пэн. Мир, развитие, сотрудничество… Т. 2. С. 498. Любопытную запись Ли Пэн сделал в своем дневнике относительно обсуждения данного вопроса с Б.Н. Ельциным в апреле 1996 г.: «...Во время банкета Ельцин заговорил о проблеме запрещения ядерных испытаний. Я сказал: “Председатель Цзян Цзэминь уже согласился на то, чтобы Китай прекратил ядерные испытания в этом году, однако мы также знаем, что Китаю придется заплатить за это определенную цену”». – Там же. С. 506. Похоже, что по этому вопросу Ли Пэн сохранил те же взгляды, что и в 1992 г. В переговорах о прекращении ядерных испытаний принимала участие китайская делегация во главе с Послом по особым поручениям Ша Цзуканом (как известно, испытания договорились прекратить c сентября 1996 г.). Позиция разрабатывалась рабочей группой, в которую входили представители Госплана, Комитета по оборонной науке и технике, МИД, Канцелярии по военной торговле и других организаций. – См.: Воспоминания Лю Хуацина. С. 681.
77. ↑ Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о сотрудничестве в области мирного использования ядерной энергии (25.04.1996) // Сборник российско-китайских договоров… С. 344–348.
78. ↑ Первоначально планировалось, что АЭС будет построена в Вафандянь (пров. Ляонин). В октябре 1996 г. китайское правительство, в силу целого ряда технических причин, приняло решение о переносе площадки проекта сначала в Жичжао (пров. Шаньдун), а затем – в Ляньюньган (пров. Цзянсу). Мне довелось участвовать в беседе первого заместителя генерального директора Китайской корпорации ядерной промышленности Чэнь Чжаобо с директором Департамента всеобщей безопасности и разоружения МИД России С.И. Кисляком, во время которой китайская сторона впервые сообщила нам о решении перенести площадку под АЭС. Трудно сказать, что бы могло произойти с этим важнейшим совместным проектом в результате этих перемещений, если бы не новая атмосфера, сложившаяся во время встречи в верхах в апреле 1996 г. Вообще, история реализации проекта АЭС – предмет для отдельного повествования.
79. ↑ В сентябре 1992 г. Постоянный Комитет Политбюро ЦК КПК принял решение о том, чтобы в конце XX – начале XXI в. осуществить первый пилотируемый полет. Руководство этой работой доверили Лю Хуацину. – См.: Воспоминания Лю Хуацина… С. 680.
80. ↑ Cм.: Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о совместном развертывании сотрудничества в энергетической сфере (25.04.1996) // Сборник российско-китайских договоров… С. 351–352.
81. ↑ Воспоминания Лю Хуацина. С. 712.