Синология.Ру

Тематический раздел


Кучера С.

История, культура и право древнего Китая

Глава 1

Изложение сути и разъяснение смысла [учения о сыновней почтительности]

Чжун-ни [без дела] сидел [у себя дома], а Цзэн-цзы, [сидя сбоку], прислуживал ему. Учитель сказал: «Прежние правители[1] отличались совершенной добродетелью и высокими моральными принципами[2] и пользовались [именно ими, а не силой, чтобы] подчинить [себе] Поднебесную[3]. Поэтому народ жил в мире и согласии, а верхи и низы[4] не озлоблялись [друг против друга]. Знаешь ли ты об этом?»

Цзэн-цзы, поднявшись с циновки[5], сказал: «Цань[6] не очень понятливый[7], как же [он] может знать об этом?»

Учитель [в ответ] сказал: «Сыновняя почтительность — это основа [всех принципов] безупречного поведения[8]; из неё вырастает [всё] воспитание (просвещение)[9]. [Ты] вновь садись, [и я] расскажу тебе [об этом под­робнее]. Туловище (шэнь), [четыре] конечности (ти)[10], волосы и кожа [— это то, что мы] получаем от [наших] родителей, [поэтому] не должны[11] [их] уничтожать [или] нарушать[12] — это и есть начало сыновней почтительности. Обеспечить [свою] самость[13]; решать дела, [следуя] правильным путём[14]; обрести имя (ян мин) у последующих поколений, чтобы [всем этим] прославить [своих] родителей — это и есть завершение сыновней почтительности. Итак, сыновняя почтительность начинается со служения родным (ши цинь)[15] [в детстве], [продолжается в] служении правителю (ши цзюнь) в зрелые годы и завершается обретением позиции [в жизни] (ли шэнь)[16].

В „Да я“ [17]сказано:

„Как [ты можешь] не помнить твоего деда [Вэнь-вана][18]

[и не] продолжать совершенствовать [в себе] его добродетель?!“»[19].



  1. Под выражением «Прежние правители» имеются в виду легендарные и исторические личности глубокой древности, такие, как Яо (2357–2258 гг. до н. э.), Шунь (Юй Шунь, 2255–2208), Чэн-тан (1766–1754), Вэнь-ван (1185–1135 гг. до н. э.) и др. Они почитались древними китайцами за их непревзойдённые умственные и духовные качества и поэтому, в частности, служили эталоном добродетели и правильного управления страной. Все даты здесь и ниже сообщаются в соответствии с традиционной хронологией.
  2. Перевод чжи дэ — «совершенная добродетель» в принципе не вызывает особых сомнений, однако о сочетании яо дао, переданном мною словами «высокие моральные принципы», необходимо сказать несколько слов. Его словарные значения «главная дорога; основной принцип (подход, метод)» [3, № 15393] не охватывают всех философских оттенков смыслового содержания дао — одной из важнейших, сложнейших и наиболее ёмких категорий китайской философии (см., например, [7, с. 90–95]). Принимая во внимание тот факт, что в центре учения Конфуция лежали вопросы этики и управления государством, в практической деятельности соединявшиеся вместе в идеал правления путём совершенствования личных моральных качеств правителя и влияния с их помощью на судьбу всего народа, я и остановился на предложенном варианте перевода. В пользу такой трактовки можно бы привести несколько цитат из «Лунь юя», где термин дао встречается не менее 79 раз (см. [55, с. 84–85]), в том числе 5 раз в интересующем нас контексте. Для краткости приведу лишь одну из них: «Конфуций, оценивая [своего ученика] Цзы-чаня, [сказал]: „[Он] обладает четырьмя [составными] дао благородного мужа (цзюнь-цзы). В своём поведении он [преисполнен] достоинства и скромности; в служении высшему — почтителен; в воспитании народа — заботлив; в использовании народа — справедлив“» [33, т. 36, цз. 5, с. 112]. Под цзюнь-цзы подразумеваются высшие сановники, которое в своём поведении должны были следовать дао правителя, поэтому описанные качества, составляющие дао цзюнь-цзы, относились и к первому лицу страны.
  3. Одним из краеугольных камней всех этических и политических построений как конфуцианства, так и крайне оппозиционно относившегося к нему легизма являлось повиновение подданных правителю. Однако между двумя этими школами имелась принципиальная разница, заключавшаяся в методах и средствах достижения указанной цели. Легисты считали, что правитель должен подчинять себе народ при помощи единоличной власти, строгих законов и жестоких наказаний, вплоть до истребления трёх и даже девяти поколений действительного или мнимого преступника (см., например, в настоящем сборнике ст. «Становление традиции коллективной ответственности и наказания в Китае»). В противоположность им конфуцианцы, вслед за своим учителем, ратовали за моральное воздействие государя на подданных, основанное на его личных высоконравственных качествах и принципах. Именно такое воздействие имеет здесь в виду Конфуций: подчинение Поднебесной правителю словом, примером, идеей, а не силой, тюрьмами и пытками. Поэтому он использует термин шунь — «соглашаться, одобрять, охотно подчиняться, слушаться, повиноваться» [3, № 14052].
  4. Использованный здесь оборот шан ся может иметь несколько толкований, которые дополняют друг друга; во-первых, возрастное — старшие и младшие; во-вторых, административное — чиновничество и обычные подданные; в-треть­их, социальное — аристократия и простой народ. Для древнего Китая, в котором род и государство были тесно взаимосвязаны, и особенно для конфуцианской концепции власти, в согласии с которой государство являлось как бы гигантской семьёй с правителем в качестве её главы-отца, эти три толкования на самом деле являлись лишь разными ипостасями одного феномена, а не тремя независимыми категориями, чётко отграниченными друг от друга.
  5. В Китае циновка играла (и играет) важную роль в убранстве дома. В частности, будучи расстеленной на полу или на специальном возвышении, она служила местом для сидения. В этом качестве ею пользовался и Цзэн-цзы, выслушивая поучения Конфуция и прислуживая ему. Однако когда он хотел обратиться к учителю, то обязан был, в соответствии с правилами хорошего поведения (ли), сначала встать и даже сойти с циновки и лишь потом высказаться. Если бы он этого не сделал, то нанёс бы оскорбление своему учителю и прослыл бы невоспитанным грубияном.
  6. Употребление собственного имени вместо местоимения «я» — распространённая практика в древнем Китае, являвшаяся ещё одним способом выражения уважения к собеседнику. Она зафиксирована уже в многочисленных надписях на западночжоуской бронзе, например на Бань гуе (XII–XI вв. до н. э.) (см. [22, т. 6, с. 206]).
  7. В древнем Китае сложилась и широко распространилась традиция уничижительного высказывания о себе в противовес использованию весьма уважительных и даже льстивых эпитетов в адрес собеседника. Например, Конфуций в ответ на вопрос луского Ай-гуна (494–467 гг. до н. э.) говорит: «Цю (т. е. «я»; Конфуций использует здесь своё имя, ср. коммент. 6.— С. К.) — маленький человек (сяо жэнь). [Моих познаний] недостаточно, чтобы знать этикет (ли)» [31, т. 25, цз. 50, с. 2027]. Указанный подход к себе и собеседнику определялся правилами этикета. В «Ли цзи» говорится: «Когда вышестоящий [по возрасту или положению] задаёт вопрос, ответить [ему], [сначала] скромно не признав [своего невежества], не соответствует [нормам] этикета» [31, т. 19, цз. 1, с. 40]. В древнекитайских книгах имеется множество записей, отражающих этот принцип, уже в древности ставший трафаретом.
  8. Данную часть фразы можно считать крайне сжатой квинтэссенцией всего того, что о сыновней почтительности (сяо) Конфуций говорит не только в первой главе «Сяо цзина», но и во всём памятнике. Она же указывает, сколь важное значение учитель придавал рассматриваемому понятию.
  9. Для Конфуция воспитание и просвещение были не двумя независимыми категориями, а лишь двумя сторонами или двумя проявлениями единого процесса формирования человеческой личности: её нельзя воспитать, не обучая, и нельзя обучать, не воспитывая. Так мыслил не только Конфуций, поэтому в использованном им термине цзяо — «обучение, наставление, просвещение, воспитание» содержатся все соответствующие значения (см. [32, т. 5, с. 445; 3, № 10612]). Представляется, что подход древних китайцев к рассматриваемому явлению лучше всего выражен в следующем фрагменте «Ли цзи»: «[Если] яшму не огранить, [то она] не станет [драгоценным] предметом; [если] человека не обучить, [то он] не будет знать дао. Поэтому правители древности [в деле] основания государства и управления народом на первое место ставили обучение-воспитание» [31, т. 23. цз. 36, с. 1550]. Разговор Конфуция с Цзэн-цзы тоже является конкретным примером воспитания-просвещения.
  10. О правомочности интерпретации знаков шэнь и ти как «туловище, тело, корпус» и «конечности» (см. [32, т. 10, с. 698, т. 12, с. 410], ср. также коммент. 13).
  11. «Не должны» — в оригинале бу гань, букв. «не смеем» (см. [3, № 10597]).
  12. В традиционном Китае в зажиточных семьях, живших по конфуцианским нормам, в согласии с изложенным Конфуцием принципом, срезанные волосы и ногти тщательно собирались в коробочку, которую затем хоронили вместе с покойником, чтобы свой путь в потусторонний мир он совершал в целостности и сохранности (устная информация, полученная в Пекинском университете от проф. Чжан Чжэн-лана).
  13. В оригинале здесь использовано выражение ли шэнь (где ли отдельно имеет значения «стоять, останавливаться, вставать; становиться самостоятельным, получать назначение» и др., а шэнь — «тело, плоть, туловище, корпус; основная часть; я, я сам; человек, личность; общественное положение» [3, № 865, 6796]), которое означает «утвердиться как личность, найти своё место в жизни, становиться самостоятельным, обеспечивать своё существование, выработать личный характер» (см. [32, т. 8, с. 374; 3, № 865, 6796]), и соответствует идиоме ань-шэнь ли-мин — «найти своё место в обществе, устроить своё тело и душу» [52, с. 5; 32, т. 3, с. 1318; 60, т. 1, разд. «инь», с. 26; 3, № 15403]. Однако в речи Конфуция ли шэнь приобретает более комплексный и более широкий смысл и означает: утвердить себя внутри себя и в обществе в качестве его самостоятельного и положительного члена и тем самым прославить своих родителей и более отдалённых предков, оказаться их достойным потомком и продолжателем. Следует отметить, что сама идея, хотя и в ином словесном выражении, появилась в Китае задолго до Кун-цзы уже на раннезападночжоуской бронзе. Например, на сосуде Чун ю (или Чжун) (см. [51, т. 8, дополнение Буи, с. 31; т. 5, с. 3427]) времени Чэн-вана (XII–XI вв. до н. э.) имеется надпись, гласившая: «Гун (видимо, Чжоу-гун, который был регентом при малолетнем Чэн-ване, а затем до своей смерти в 1104 г. до н. э. — его близким помощником.— С. К.; см. [41, т. 1, цз. 4, с. 131–134; 71, с. 4; 13, с. 189–191, 319–320, коммент. 104, 109, 110]) подарил писцу (цзоцэ) [по имени] Чун (Чжун?) жертвенное вино и раковины. Чун поблагодарил гуна за [оказанную ему] милость и, воспользовавшись [этим случаем], изготовил [настоящий] драгоценный сосуд [в честь своего] родителя Фу-и» [22, т. 1, № 166, т. 2, с. 4а, т. 6, с. 19а–б]. Далее говорится, что Чун, добившись успеха и став придворным писцом, был награждён гуном за свои успехи, в связи с чем выразил признательность и уважение своим предкам, т. е. он совершил ли шэнь в полном объёме.
  14. В оригинале — син дао, что означает «вершить дела, строго соблюдая высшие принципы морали; проводить в жизнь свои взгляды или учение» (см., например, [53, с. 4; 32, т. 3, с. 912; 60, т. 2, разд. «шэнь», с. 179]).
  15.  Здесь использован иероглиф цинь, означающий «родители, родня, родственники, кровный» [51, т. 6, с. 3671–3672; 32, т. 10, с. 339–340; 3, № 12767]), т. е. данную фразу можно также интерпретировать как «служить родителям». Поскольку, однако, в других местах этой главы Конфуций, говоря о «родителях», употребляет термин фуму (букв. «отец и мать»), означающий именно и только «родители» (см. [32, т. 6, с. 1116; 3, № 10928]), и к тому же, как было указано, сяо имеет более широкое значение, чем лишь «сыновняя почтительность», то мы считаем оправданным вариант, предложенный в переводе.
  16. В данном предложении использованы три слова: ши, чжун и ещё одно чжун, записывающееся другим иероглифом (см. [3, № 2346, 4336, 15502]). Если бы речь шла, например, о передвижении в пространстве или во времени, с их переводом не было бы проблемы: «начало, середина, конец». В философском высказывании Конфуция, если учесть пояснения комментария, расширяются значения первого знака — «начало, детство, юношеские годы» и третьего — «завершение, в итоге, в конце жизни»; второй же иероглиф выпадает из этого ряда, ибо чжун означает в данном случае и «средний возраст человека», и «середину» описываемого процесса формирования личности, стремящейся к достижению совершенства своего сяо. В переводе я старался максимально учесть все указанные моменты.
  17. «Да я» («Великие оды») — третья из четырёх частей «Ши цзина» («Книги песен и гимнов»), старейшего из ныне существующих сборников древнекитайской поэзии, входящего в состав «Шисань цзина». Имеется его русский перевод, выполненный А. А. Штукиным (1904–1964; см.[16; 9, с. 130–131]).
  18. Вэнь-ван в истории известен также под личным именем Чан и титулом Си-бо,— отец основателя династии Чжоу У-вана (1135–1116 гг. до н. э.). Именно он начал подготовку к свержению династии Шан-Инь (1766–1122 гг. до н. э.), которую завершил его сын.
  19. Данная фаза почерпнута из стихотворения «Вэнь-ван», которым открывается раздел «Да я». Её перевод связан с некоторыми трудностями. Традиционно считается, что это произведение принадлежит Чжоу-гун Даню (? – 1104 гг. до н. э.), младшему брату У-вана, который в нём обращается к чжоуским (и даже иньским) аристократам (см. [49, т. 2, с. 474–476; 77, с. 46–50]). Поэтому конец пятой и начало шестой строфы (последнее и цитируется в «Сяо цзине») учёные переводят во множественном числе: Вы, из достойных достойные слуги царя, / Вашего предка ужели не помните вы? / ... / Вашего предка ужели не помните вы? / Кто совершенствует доблесть духовную, тот... [16, с. 339]. // О ye loyal ministers of the king. / Ever think of your ancestor! / Ever think of your ancestor, / cultivating your virtue [96, с. 430–431]. Приведённая трактовка кажется необоснованной, несмотря на её устойчивость и лингвистическую допустимость. Ознакомление с полным текстом стихотворения показывает, что оно пронизано прославлением Вэнь-вана и дома Чжоу в целом и обращено к малолетнему Чэн-вану, наследнику У-вана, о котором уже говорилось выше (см. коммент. 13). Понятно, что, будучи дедом и опекуном Чэн-вана, Чжоу-гун заботился о его моральном облике, а главное — о судьбе недавно созданного, ещё не окрепшего государства, которое нуждалось в хорошем правителе. Поэтому полагаю, что свои наставления автор стихотворения адресовал не какой-то аморфной массе чиновников, а конкретно Чэн-вану, и выражение эр цзу перевожу как «твой дед», а не «ваши предки», хотя с языковой точки зрения оба варианта равно допустимы (см. [51, т. 1, с. 27; 32, т. 1, с. 574]). Представляется, что данный подход лучше сочетается с сутью всего изречения Конфуция, в котором указываются обязанности конкретного потомка по отношению к конкретному же предку. Полный текст этого стихотворения см. [36, т. 8, цз. 16, с. 1283–1298; 77, с. 46–51; 49, т. 2, с. 474–475]; его перевод см. [16, с. 329–331; 5, т. 1, с. 89–90; 96, vol. 2, с. 427–431].
 [Вверх ↑]
[Оглавление]
 
 

Новые публикации на Синологии.Ру

Император и его армия
Тоумань уходит на север: критический анализ сообщения «Ши цзи»
Роковой поход Ли Лина в 99 году до н. э.: письменные источники, географические реалии и археологические свидетельства
Азиатские философии (конференция ИФ РАН)
О смысле названия знаменитой поэмы Бо Цзюй-и Чан-хэнь гэ



Синология: история и культура Китая


Каталог@Mail.ru - каталог ресурсов интернет
© Copyright 2009-2024. Использование материалов по согласованию с администрацией сайта.