|
Тематический раздел
|
 Советско-китайский конфликт 1929 года: причины и последствияАннотация: Конфликт 1929 на КВЖД остаётся слабо изученной страницей советско-китайских отношений. В советской и гоминьдановской историографии эти события трактовались с противоположенных позиций. Взаимные обвинения сторон были явно идеологизированы и часто далеки от реальности. По мнению автора статьи, Коминтерн и СССР фактически не использовали своё влияние на КВЖД для насаждения коммунистического движения в Маньчжурии. А стратагема Чан Кай-ши имела целью не захват территорий СССР, а использование путём «революционной дипломатии» противоречий великих держав и превращение установленного китайским правительством контроля над дорогой в начало ликвидации системы неравноправных соглашений. Но предпринятые Нанкином действия привели к резкому ухудшению отношений с СССР, переходу конфликта в военную фазу. В итоге, плодами советско-китайской конфронтации воспользовалась Япония, получившая через несколько лет контроль над КВЖД. Историография событий: точки зрения Отечественная историография советско-китайских отношений во второй половине 1920х во многом повторяет официальную версию советских властей, сформулированную накануне и в ходе конфликта 1929 на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). Наиболее крайнюю точку зрения можно обнаружить в исследовании В. Душенькина, который утверждал, что Нанкинское правительство во главе с Чан Кай-ши и Мукденское правительство, возглавляемое Чжан Сюэ-ляном, сознательно провоцировали войну, организуя провокации на границе. При этом СССР терпеливо пытался образумить китайскую сторону и делал все возможное для того, чтобы избежать войны. Далекоидущие планы Чан Кай-ши, подчеркнул этот автор, состояли в том, чтобы, вторгшись на советскую территорию в районе озера Байкал, разрушить железнодорожные туннели и перерезать транспортное сообщение между Западной и Восточной Сибирью. Итогом этой операции должно было стать отторжение и поглощение советского Дальнего Востока.[11, c.65] Современные российские историки более осторожны в оценке мотивов, которыми руководствовалось правительство Китая, и не настаивают на том, что Чан Кай-ши стремился к вторжению на территорию СССР. Тем не менее, они утверждают, что именно китайская сторона несла полную ответственность за резкое ухудшение двусторонних отношений. Н. Аблова, например, указывала на провокации на советско-китайской границе, необоснованные репрессии против советских организаций в Маньчжурии и советских служащих КВЖД. Сам же факт захвата дороги в нарушение действовавших международных соглашений, по ее мнению, не оставлял для СССР иного выбора, кроме использования военных средств для разрешения конфликта.[1, c.212] Сходных позиций придерживаются и другие российские историки, отмечавшие, что открытие военных действий против Китая было спровоцировано действиями китайской стороны, которая несет полную ответственность за последствия конфликта.[22, c.290-291] Наряду с этим, некоторые российские ученые предлагают более тонкий подход к проблеме, ставя ее в общий контекст националистической внешней политики Нанкина, направленной на восстановление суверенитета Китая. При этом они резонно отмечают, что враждебность, проявляемая правительством Чан Кай-ши именно к Советской России, была реакцией на избранный СССР внешнеполитический курс на поддержку тех оппозиционных сил в Китае, которые пытались свергнуть Нанкинское правительство. А методы, использованные китайской стороной для возвращения КВЖД Китаю, в итоге побудили Москву принять решение о прекращении дипломатических усилий и использовании военной силы.[13, c.497] В некоторых современных общих работах по истории внешней политики СССР отмечается, что провокации белогвардейцев и маньчжурских войск в приграничных районах стали лишь «предлогом» для принятия решения о военном вторжении на территорию Китая.[20, c.247] При этом у читателя может сложиться впечатление, что продолжение дипломатических усилий для разрешения конфликта явилось бы более продуктивной позицией. С точки зрения тайваньских авторов (хотя, в исследованиях историков Китайской республики нет работ, достаточно подробно освещающих интересующие нас события), стремление Нанкина ликвидировать систему полуколониальной зависимости, частью которой являлась КВЖД, было вполне оправдано. Однако это естественное требование натолкнулось на оппозицию со стороны СССР, который не только всеми силами хотел удержать КВЖД под своим контролем, но и превратить Маньчжурию в базу подрывной деятельности в Китае.[6, c.80-81] Другие тайваньские историки, стремясь быть более объективными, отмечали, что мотивы, которыми руководствовался Чан Кай-ши, не ограничивались желанием возродить попранный суверенитет Китая, но включали и намерение поставить автономную Маньчжурию под более прочный контроль Центрального правительства, воспользовавшись ситуацией национального подъема в связи с возможной военной конфронтацией с СССР.[3, c.875] Историки КНР, подобно их тайваньским коллегам, нередко характеризуют советскую политику в Маньчжурии как продолжение, в сущности, империалистического курса, который проводила в Китае царская Россия. Они указывают, что СССР желал упрочить свой контроль над китайской территорией, тем самым ущемляя суверенитет Китая. По их мнению, СССР исходил из эгоистичных соображений, проистекавших из его понимания интересов России. В то же время Китай стремился к укреплению своего суверенитета, а Нанкинское правительство исходило из необходимости соблюдения национальных интересов Китая, что и стало главной причиной конфликта.[23, c.111] Наряду с этим, некоторые историки признают, что именно китайская сторона провоцировала ухудшение отношений, поскольку Чан Кай-ши полагал, что переход конфликта в военную фазу неизбежно приведет к войне между СССР и великими державами, что будет только на руку Китаю.[15, c.72] Отдельные авторы КНР таким образом раскрывали причины, приведшие к советско-китайскому конфликту: «Инцидент 1929 на КВЖД был результатом действий Чан Кай-ши и, в итоге, отношения между двумя странами были разорваны».[25, c.165] В прочих работах признается, что СССР стремился к мирному урегулированию конфликта, однако именно Китай, заняв неуступчивую позицию, в сущности, провоцировал жесткий ответ со стороны России.[24, c.38] В монографии, посвященной роли Советской России в китайской революции, предыстория и суть конфликта изложены таким образом: «Нанкинское правительство отказалось от соблюдения условий договора 1924, вооружённым путём вернуло контроль над КВЖД, подвергло аресту советских служащих дороги и, таким образом, спровоцировало конфликт. Это явилось продолжением антисоветской политики, которую Нанкин стал проводить с декабря 1927, и стало ещё одним конкретным проявлением его антисоветского и проимпериалистического курса. Ответные действия, предпринятые СССР, были необходимы и неизбежны».[21, c.327] В некоторых исследованиях историков КНР отмечается, что созданная во исполнение договора 1924 система управления дорогой явно ущемляла права и интересы китайской стороны. Но именно действия Чжан Сюэ-ляна и поддержавшего его Чан Кай-ши явились нарушением существовавших соглашений и создали, тем самым, необходимый предлог для проведения СССР «карательной» операции против Китая.[8, c.261] Примерно такой же позиции придерживается в своем обстоятельном исследовании истории отношений между СССР и Китайской республикой видный историк КНР Би Хэн-тянь. Он подчеркнул, что базовой причиной конфликта явилась созданная после заключения договора 1924 система управления КВЖД, которая была явно несправедлива и не отвечала интересам Китая.[4, c.250] При этом он признал, что именно китайская сторона ответственна за нарушение действовавших международных договоров. Действия же Чан Кай-ши, предпринятые им для реализации целей «революционной дипломатии», отличались непоследовательностью, поскольку удар был направлен именно против СССР, а не империалистических держав, которые оценивались как несоизмеримо более сильный противник.[4, c.224] Очевидно, таким образом, что подавляющее большинство современных историков КНР возлагают ответственность за возникновение конфликта именно на китайскую сторону, которая предпочла мирным переговорам вооружённый путь возвращения КВЖД под свой контроль. В западной историографии событий также можно встретить две противоположенные точки зрения. Первая из них представляет СССР в роли агрессора, стремившегося отстоять свои «империалистические» интересы. В работе Б. Эллемана, посвященной военной истории Китая, подчеркивается, что Чан Кай-ши искренне полагал, что «красный империализм» являлся основной угрозой для суверенитета Китая и в этом смысле действия китайского правительства по захвату КВЖД для устранения этой угрозы, были вполне оправданными.[9, c.310-311] В исследовании же О. Клабба по истории советско-китайских отношений в XX в., напротив, отмечалось, что решение Чан Кай-ши поставить КВЖД под китайский контроль было итогом стратегического анализа международной ситуации, который привёл его к выводу о том, что Советская Россия была наиболее слабым потенциальным противником по сравнению с прочими великими державами. За этим последовали действия китайской стороны, которые можно счесть нарушением не только советско-китайских соглашений, но и норм международного права. Наряду с этим, отмечал американский историк, Мукденское правительство стояло за организованными белогвардейским движением военными провокациями против границ СССР и массовыми репрессиями против советских служащих дороги и живших в районе КВЖД советских граждан. В мае 1929, под предлогом прекращения подрывной деятельности и в нарушение норм международного права, был совершён налет на консульство СССР в Харбине, хотя выдвинутые китайской стороной обвинения так и не были убедительно подтверждены.[26, c.255] Таким образом вырисовывается круг вопросов, которые нуждаются в прояснении: насколько обоснованными были обвинения, которыми стороны обменивались накануне и в ходе конфликта; каковы были истинные, а не предъявленные внутреннему и международному общественному мнению мотивы, которыми они руководствовались; какая из сторон была заинтересована в первую очередь в провоцировании напряженности, а также в чем состояли основные черты стратагемы, сформулированной Чан Кай-ши накануне и в ходе конфронтации. Эскалация напряженности на КВЖД 1927 стал временем драматичных перемен во внутриполитической ситуации в Китае и в советско-китайских отношениях. К весне этого года стало очевидно, что южное гоминьдановское правительство близко к победе в гражданской войне между Югом и Севером и осуществлению своего стратегического плана по установлению контроля над всем Китаем. В руки южан перешли Ухань, Нанкин, а затем и Шанхай. Но этому сопутствовало усиление трений как в самом Гоминьдане, так и между соратниками по единому фронту – китайскими националистами и коммунистами. Итогом этих противоречий стал распад единого фронта и приход к власти Чан Кай-ши, который образовал Нанкинское правительство, объявившее себя центральным правительством страны. Чан возлагал ответственность за начавшуюся гражданскую войну, на этот раз между КПК и Гоминьданом, на коммунистов и стоявший за ними Коминтерн, а, следовательно, на СССР. В ситуации резкого ухудшения советско-китайских отношений, в нарушение норм международного права и советско-китайских соглашений 1924, дипломатические учреждения России в Китае подверглись нападениям со стороны центральных и местных китайских властей. Под предлогом того, что представительства СССР были базой поддержки китайских коммунистов, что, впрочем, соответствовало действительности, в апреле 1927 были совершены налеты на консульства в Пекине и Шанхае, а в декабре осаде и разгрому было подвергнуто консульство в Гуанчжоу, причём некоторые из его работников были казнены. В течение 1928 серьезные изменения произошли и в ситуации в самой Маньчжурии. В июне в результате покушения, организованного японской разведкой, был убит Чжан Цзо-линь, и к власти в регионе Трёх восточных провинций (Маньчжурия) пришел его сын Чжан Сюэ-лян, решивший пойти на сотрудничество с Нанкинским правительством во главе с Чан Кай-ши. К середине 1928 Нанкин сумел установить контроль над основными регионами Китая, а уже в декабре того же года новый правитель Маньчжурии официально признал Нанкинское правительство в качестве центрального правительства Китая. В этой коренным образом изменившейся военно-политической ситуации, Советская Россия вновь оказалась на стороне антиправительственных сил. Но если ранее СССР поддерживал борьбу Гоминьдана против центрального Пекинского правительства, с которым Россию связывали дипломатические отношения, то на этот раз Москва оказала поддержку китайским коммунистам, вступившим на путь вооруженной борьбы против Нанкина. Все эти обстоятельства самым непосредственным образом воздействовали на ситуацию в районе КВЖД и способствовали тому, что в 1929 Россия и Китай оказались втянутыми в приграничный военный конфликт. Для начала следует попытаться ответить на вопрос, чем руководствовались стороны, вступив на путь конфронтации. И это в первую очередь касается китайской стороны, поскольку именно ей принадлежала инициатива в обострении ситуации и нарушении положений советско-китайских соглашений 1924, включая и договоренности по КВЖД. России пришлось искать обоснования для своих действий уже на завершающей стадии конфликта, когда было принято решение о вооруженном вторжении на территорию Китая. Иначе говоря, почему именно советская Россия была избрана в роли объекта «революционной» дипломатии, тогда как прочие великие державы продолжали пользоваться множеством привилегий, проистекавших из системы неравноправных договоров? Одним из наиболее серьёзных обвинений, выдвинутых китайской стороной и призванных прояснить вопрос, почему именно Россия стала объектом «революционной дипломатии», было то, что Москва использовала своё присутствие на КВЖД для «коммунизации Китая». Об этом неоднократно заявлял сам Чан Кай-ши и говорилось в нотах китайского правительства. Действительно, если СССР предпринимал реальные шаги для активизации деятельности КПК в Маньчжурии, подобно тому, как он действовал в Южном Китае, то это существенно подкрепило бы позицию Нанкина и сделало бы более обоснованными его действия, направленные на установление контроля над дорогой. Аналитики из британского посольства в Китае, очевидно, хорошо представлявшие ситуацию в стране и вполне объективно информировавшие свое руководство в Лондоне о ней, также пытались внести ясность в этот вопрос. Вывод, к которому они пришли, состоял в том, что, если дорога и использовалась для помощи КПК, то это касалось главным образом основного региона активности коммунистов, находившегося на юге Китая, а отнюдь не в Маньчжурии. По их сведениям, в некоторых случаях предназначенное для инсургентов военное снаряжение перевозилось по КВЖД, но начальной и конечной точкой его транспортировки была советская территория. После доставки во Владивосток оружие отправлялось морем на неохраняемые участки побережья провинций Фуцзянь и Цзянси и уже там передавалось партизанским отрядам.[27, c.104] Принимая во внимание то, какие материальные и организационные усилия предпринимались Москвой для оказания поддержки коммунистическому движению на юге Китая, было бы вполне резонно ожидать, что в Маньчжурии, где СССР реально присутствовал, и которая находилась вблизи от его границ, масштаб подобных действий должен был как минимум не уступать помощи, оказываемой КПК на юге Китая. Но документы свидетельствуют, что такая помощь, да и само комдвижение на территории Трёх восточных провинций практически отсутствовали. Например, в письме секретаря Дальневосточного бюро Коминтерна И. Рыльского, направленном в Москву из Шанхая в сентябре 1929, т.е. менее чем за два месяца до начала войны, он отмечал, что комитеты КПК в Маньчжурии отсутствуют, и предлагал срочно приступить к формированию ячеек партии, прежде всего в Харбине. И. Рыльский писал: «А в самом главном пункте работы – в трёх провинциях Маньчжурии – партии почти что нет. Харбин, например, товарищами совсем не обслуживался, и до сегодняшнего дня, несмотря на усиленную со стороны товарищей работу, высылку людей, не удается создать партийных пунктов. Высылаемые из центра работники арестуются там после пары дней».[12, c.597] В связи с этим, возникает естественный вопрос, кто же был более прав в оценке коммунистической угрозы на Северо-Востоке Китая, – И. Рыльский, весьма информированный ответственный работник Коминтерна, находившийся в то время в Китае, или же лидер Нанкинского правительства? Для Чан Кай-ши, надо полагать, захват дороги был своеобразным ответом на политику Москвы, которая активно поддерживала коммунистическое движение в Китае, открыто объявившее, что целью КПК является свержение власти Нанкинского правительства и самого Чан Кай-ши. Действительно, при всех сложностях в отношениях между Китаем и великими державами, Россия была единственным государством, которое стремилось к свержению легитимного китайского правительства, имевшего международное признание. Но сформулированная Чан Кай-ши стратагема не ограничивалась только этим. В случае благоприятного для Нанкина исхода событий (если бы Китаю удалось принудить Россию к отказу от КВЖД), это могло бы стать прологом к последующим действиям, направленным на ликвидацию всей системы неравноправных договоров и поднять престиж Чана в качестве защитника национальных интересов Китая. И в этом смысле Чан Кай-ши выступал как последовательный националист, хотя Москва обвиняла его в обратном. В том случае, если бы советское руководство прибегло к военной агрессии против Китая, чтобы отстоять свои интересы, прочие великие державы, по мысли руководителя Нанкинского правительства, не остались бы в стороне и вспыхнувший между ними военный конфликт был бы только на руку Китаю. К этому надо добавить, что Россия рассматривалась в качестве слабейшего, по сравнению с другими державами, оппонента, и в этом смысле была подходящим объектом для «революционной» дипломатии. Помимо этого, Чан Кай-ши также рассчитывал укрепить позиции центрального правительства в Маньчжурии, поскольку Чжан Сюэ-лян был явно неспособен самостоятельно противостоять СССР. Мотивы же, которыми руководствовался новый «хозяин» Маньчжурии Чжан Сюэ-лян, активно сотрудничавший с центральным правительством в «выдавливании» России из района КВЖД, были совсем иного свойства. В случае успеха он надеялся на повышение своего политического престижа в качестве общенационального лидера, укрепление контроля над районом Трёх восточных провинций и упрочение независимости Маньчжурии от центра. При этом надо подчеркнуть, что руководители как центрального, так и Мукденского правительства должны были отдавать себе отчет в том, что достижение поставленных ими целей невозможно в рамках существовавшей тогда системы межгосударственных соглашений Китая и международного права в целом. Но в этом и заключалась главная особенность «революционной» дипломатии, которая, по определению, должна была исходить не из международно-правовых принципов, а из национальных интересов Китая. Что касается Москвы, то в этот период она явно не была заинтересована в обострении ситуации в районе КВЖД, так как советское руководство было занято вопросами международного признания, проблемами внутрипартийной борьбы и преодолением трудностей, возникших на первом этапе проведения коллективизации.[1] В декабре 1928 Нанкин приступил к осуществлению своего плана. Наряд полиции конфисковал телефонную станцию в Харбине, открытую на средства КВЖД и, несмотря на все протесты советской стороны, китайские власти отказались её вернуть, объявив собственностью городской администрации.[10, т.11, c.636] В ежегодном отчёте британского посольства в Китае эти события освещались таким образом: «В декабре китайские власти возобновили свое давление, силой конфисковав телефонную станцию, которая по праву принадлежала дороге в соответствии с различными соглашениями, начиная с 1896 г.».[27, c.104] Другие дипломатические источники отмечали, что захват телефонного узла являлся явным началом установления китайскими властями полного контроля над железной дорогой.[26, c.255] В конце мая китайская полиция провела налет на советское консульство в Харбине под предлогом того, что оно используется для проведения собраний сторонников 3-го Интернационала. Было арестовано 39 человек, главным образом работников советских организаций в Маньчжурии, и конфисковано значительное количество различных документов. Дипломатический персонал консульства, впрочем, не был подвергнут аресту.[2] Впоследствии часть конфискованных документов была опубликована в китайской печати с целью подтвердить, что консульство являлось центром подрывной коммунистической деятельности. Впрочем, как отмечают многочисленные отечественные и зарубежные учёные, часть опубликованных документов была явно сфальсифицирована.[1, c.101] Следует также отметить, что решение о нападении на консульство было принято Чжан Сюэ-ляном, заручившимся предварительным согласием Чан Кай-ши.[4, c.221] В этой связи нужно подчеркнуть, что дипломатические учреждения СССР, конечно, использовались для выполнения разведывательных задач как по линии иностранного отдела ОГПУ, так и разведслужбы Коминтерна. Однако после нападений на консульские учреждения СССР в Китае в 1927, когда факты вовлеченности советских дипломатов в антиправительственную деятельность стали достоянием гласности, по настоянию руководителя советского внешнеполитического ведомства М. Литвинова было принято специальное решение Политбюро ЦК ВКП(б), запрещавшее использовать диппредставительства для связей с зарубежными коммунистами.[22, c.275] Таким образом, скорее всего, налёт на советское консульство в Харбине в 1929, действительно, мало что дал для подкрепления обвинений администрации КВЖД в организации подрывной деятельности на территории Китая. В этой ситуации в начале июня 1929 руководство СССР приступило к обсуждению вопроса о ситуации на КВЖД и о возможных ответных действиях России. Мнения членов ПБ разделились, а особенно оживленная дискуссия возникла между К. Ворошиловым и Н. Бухариным. Если первый был убежденным сторонником проведения вооруженной демонстрации на советско-китайской границе, то второй бескомпромиссно выступал против подобной акции. К. Ворошилов был настолько взбешён позицией своего партийного товарища, что был готов даже вызвать его на кулачный бой.[19, c.597] Очевидно, что действия властей Китая, открыто противоречившие советско-китайским соглашениям, явно укрепляли позиции московских «ястребов», настаивавших на военном вторжении в пределы китайской территории, чтобы принудить китайские власти соблюдать договоры. Захват КВЖД китайской стороной Как показали дальнейшие события, Чан Кай-ши не собирался успокаиваться на достигнутом и хотел довести дело до окончательной ликвидации присутствия России в районе КВЖД. 7-10 июля 1929 в Пекине прошла встреча с участием главы Нанкинского правительства, правителя Маньчжурии Чжан Сюэ-ляна, а также руководителя китайского МИД Ван Чжэн-тина. В результате обсуждения 10 июля было принято следующее решение: «Относительно нашей позиции в области отношений с Японией и Россией. Для предотвращения коммунизации Китая мы должны установить контроль над КВЖД и с этой целью обязаны поставить под свой контроль телеграфный узел дороги».[28, c.246]Чан Кай-ши обещал поддержать правителя Маньчжурии в случае обострения ситуации на советско-китайской границе, предоставив войска центрального правительства, и согласился оказать финансовую поддержку в размере 2 млн. юаней.[8, c.261] После того, как телеграфная станция была выведена из управления дороги, последовала очередь советских внешнеторговых организаций, а также профсоюзов и кооперативов, офисы которых были закрыты. Более того, сразу после захвата телеграфного узла около 200 советских граждан были посажены под арест без предъявления сколько-нибудь серьёзных обвинений, а дипломатические протесты и призывы советской стороны обсудить возникшую ситуацию на особой конференции были проигнорированы. Российский управляющий дорогой А. Емшанов и его заместитель А. Эйсмонт были отстранены от работы и вынуждены покинуть Китай.[1, c.202-203] В речи, произнесенной Чан Кай-ши 15 июля во время заседания ЦИК Гоминьдана, он официально объявил, что Китай возвращает себе контроль над КВЖД, и назвал причины, стоявшие за этим решением китайского правительства. Первым следовало утверждение о том, что Россия обязалась вернуть КВЖД Китаю, но не исполнила своего обещания. Сложно понять, к какому именно обещанию России вернуть дорогу Китаю апеллировал глава Нанкинского правительства (возможно, к «первой декларации Карахана»). Однако очевидно, что по соглашениям 1924 дорога передавалась в управление СССР, а её возвращение Китаю было обусловлено созывом специальной конференции по этому вопросу, которая так и не была открыта. Если же Советская Россия искренне стремилась помочь национальному освобождению Китая, продолжил Чан Кай-ши, то ей следовало самой в добровольном порядке отказаться от своей собственности в Китае. Далее Чан коснулся мотивов, которые выглядят более правдоподобными и отражавшими истинные устремления лидера Китая. Он подчеркнул, что, если удастся добиться цели в конфликте с Россией, то это может стать моделью для отмены всей системы неравноправных соглашений. Наряду с этим, он отметил, что ликвидация присутствия СССР в Маньчжурии поможет укреплению национального единства Китая, основной угрозой которому являлось коммунистическое движение, за спиной которого стояла Москва.[28, c.260-261] На протяжении летних месяцев 1929 эскалация напряженности в отношениях между двумя странами продолжала нарастать. 17 июля правительство СССР получило ноту китайского МИД, в которой отвергались советские протесты по поводу нарушения китайской стороной условий соглашений 1924 и норм международного права. В ответ на это СССР объявил о разрыве дипломатических отношений с Китаем[10, т.12, c.390] и приступил к отзыву персонала из консульств в Харбине, Цицихаре, Маньчжоули, Хайларе, Хэйхэ. 20 июля в ответном заявлении китайской стороны было объявлено об отзыве дипломатического персонала из китайского посольства в Москве.[4, c.227] Как свидетельствуют документальные хроники жизни Чан Кай-ши, он таким образом оценивал основные аспекты международной ситуации, возникшей после захвата КВЖД: «Если Советская Россия примет решение об использовании военной силы, то это серьёзно осложнит её международное положение, и по этой причине такие действия маловероятны. Развязывание войны потребует мобилизации всех ресурсов России, и это осложнит ситуацию внутри страны – и это вторая причина, вследствие которой она вряд ли решится на такой шаг. Если Россия всё же пошлет войска в Маньчжурию, то Япония вряд ли будет спокойно наблюдать за этим, отправит свою армию в Северную Маньчжурию, и в итоге мы будем иметь вторую русско-японскую войну».[28, c.285-286] Как показали дальнейшие события, подобное видение ситуации было полностью ошибочным. Но вряд ли можно однозначно объявлять Чан Кай-ши недальновидным стратегом, поскольку его анализ разделяли и другие наблюдатели, в том числе из числа аккредитованных в Китае иностранных дипломатов. В частности, в направленной в Лондон депеше британского посольства в Нанкине говорилось: «За исключением военной интервенции, на которую Россия вряд ли отважится, у неё, как и у прочих держав, нет никаких рычагов сдерживания Китая в его атаке против привилегий, предусмотренных договорами».[27, c.104] Тем не менее, Чан Кай-ши всё же допускал возможность того, что Россия решится отстаивать свои интересы силой оружия. Об этом он писал в депеше от 19 июля, адресованной Чжан Сюэ-ляну и содержавшей его представления о перспективах развития ситуации. Чан вновь подчеркнул, что, с его точки зрения, СССР вряд ли отважится на военную интервенцию, но при этом советовал быть готовым к различным сценариям развития событий. Он предлагал провести сосредоточение войск в районе советско-китайской границы, но настаивал на необходимости проявлять сдержанность и не допускать провокаций, способных вызвать ответные меры со стороны России. В случае, если Россия все-таки решилась бы на военную демонстрацию, он советовал начать отступление в направлении Южной Маньчжурии, чтобы дать возможность Японии вмешаться в военный конфликт.[28, c.288-289] Таким образом очевидно, что, приняв твёрдое решение лишить Россию привилегий в Маньчжурии, правительство Китая не менее решительно стремилось избежать перерастания конфликта в войну, и уж тем более не имело планов перенесения военных действий на территорию Восточной Сибири и Дальнего Востока с целью аннексии советских земель. Однако планам Чан Кай-ши по интернационализации конфликта не было суждено осуществиться, поскольку великие державы, включая и Японию, предпочли остаться в стороне, объявив о нейтралитете. Попытки же США выступить в роли посредника (нота госсекретаря США Г. Стимсона) не получили поддержки от Великобритании и Японии, и были охарактеризованы в советской печати как план Америки установить свой собственный контроль над КВЖД при попустительстве Нанкинского правительства.[2] В конце июля сторонам представилась возможность урегулировать ситуацию мирным путём. Неожиданно для советской стороны министр иностранных дел Мукденского правительства Цай Юн-чжэн в беседе с генконсулом СССР Мельниковым выдвинул некоторые предложения, которые могли стать объектом обсуждения и вывести ситуацию из кризиса. За этими предложениями стоял Чжан Сюэ-лян, явно опасавшийся эскалации конфликта. Но уже через неделю никто иной, как сам Чжан под давлением Чан Кай-ши отозвал эти предложения, заявив, что возвращение к принципам соглашения 1924 по КВЖД невозможно ни при каких условиях.[4, c.228] В этой ситуации 8 августа ПБ ЦК ВКП(б) приняло решение о том, чтобы сделать достоянием гласности назначение генерала В. Блюхера, в недавнем прошлом главного военного советника при ставке Чан Кай-ши, командующим Особой дальневосточной армией и о получении им указаний срочно отбыть на Дальний Восток.[7, c.581] 20 августа 1929 было опубликовано заявление советского внешнеполитического ведомства, в котором была сформулирована позиция по урегулированию конфликта. Китайская сторона обвинялась в многочисленных нарушениях советских границ, вооружённых провокациях против советских гражданских и военных лиц, в попустительстве деятельности белогвардейских отрядов, прежде всего виновных в переходах через границы, а также в незаконных арестах советских служащих дороги и советских граждан, проживавших в Маньчжурии. Заявление содержало требования о немедленном разоружении белогвардейцев, освобождении интернированных советских граждан, а также возвращении к месту работы изгнанной советской администрации дороги.[18] Ответ на советское заявление от 20 августа содержался в проекте совместного коммюнике, уже через несколько дней предложенного китайской стороной на рассмотрение Москвы через немецкого посла Г. Дирксена. Нанкин соглашался освободить задержанных граждан СССР, но наотрез отказывался согласиться с возвращением к работе советской администрации дороги.[16] Излишне говорить, что эти предложения были неприемлемы для советской стороны. Начиная с сентября 1929, Советский Союз занял явно наступательную позицию – на Дальний Восток перебрасывались дополнительные войска и военная техника, наращивалась численность Особой дальневосточной армии. В течение сентября-октября стороны продолжали обмениваться обвинениями в провоцировании напряженности в приграничных районах и подготовке к войне. В заявлениях Наркоминдела излагались многочисленные факты нарушения советских границ, убийств мирных жителей и военнослужащих на территории СССР, приводились случаи расправ, пыток и бесчеловечного обращения с оказавшимися в китайских тюрьмах советскими гражданами, число которых к октябрю достигло уже 2000.[17] Китайская сторона, в свою очередь, тоже обвиняла Россию в нагнетании напряженности на границе, в том, что спецподразделения Красной армии переходили границу и устраивали массовые экзекуции среди русского населения казачьих станиц на китайской территории.[3] Советско-китайский конфликт стремительно приближался к своей военной развязке. Военные действия между Россией и Китаем проходили на китайской территории и продолжались всего 10 дней, между 17 и 27 декабря 1929.[4] Советская Дальневосточная армия легко сломила сопротивление местных формирований китайских войск, захватив более 8 тыс. пленными, и предпочла не углубляться на территорию Китая. Уже в конце ноября переговоры о статусе КВЖД были возобновлены по просьбе Чжан Сюэ-ляна и завершились подписанием 22 декабря в Хабаровске протокола, согласно которому на дороге, по сути, восстанавливался порядок, существовавший до начала конфликта.[5] Все арестованные советские граждане подлежали освобождению, а Россия, в свою очередь, взяла обязательство вернуть китайских военнопленных. Дипломатические представительства СССР в Маньчжурии возобновили работу, и советская администрация КВЖД вернулась в Харбин. Советский Союз не воспользовался плодами своей военной победы и не стал добиваться новых уступок от Китая. Ими воспользовалась Япония, убедившаяся в слабости Нанкинского и Мукденского правительств и приступившая к захвату Маньчжурии в сентябре 1931, что, в свою очередь, стало прологом японского вторжения в Китай летом 1937.[23, с.110] В условиях установления японского контроля над Северо-Востоком Китая, когда японские власти постоянно чинили препятствия работе КВЖД, в 1935 Россия была вынуждена за бесценок продать дорогу правительству Маньчжоу-го, за которым стояли японские военные власти. Заключение. Конфликт на КВЖД: мифы и реальность Очевидно, что события вокруг КВЖД не ограничивались дипломатическим и военным противоборством, но были и ожесточенной идеологической войной, в которой тесно переплелись мифы и реальность. Причем обвинения, которыми обменивались стороны, большей частью не отвечали действительности. Утверждение Чан Кай-ши о том, что КВЖД использовалась для «коммунизации» Китая, ставшее главным предлогом для захвата дороги, можно было бы счесть недоразумением, если допустить, что в Нанкине и Мукдене не знали, в каком состоянии находится коммунистическое движение в Маньчжурии. Последнее, однако, выглядит маловероятным. На деле, коммунистические ячейки в Дунбэе были малочисленны, плохо организованы, дезориентированы, их деятельность отличалась крайней пассивностью, а связь с советскими партийными, административными и дипломатическими организациями в Маньчжурии полностью отсутствовала. Фактически, и ЦК КПК, и Москва игнорировали коммунистическое движение на Северо-Востоке Китая, сосредоточив всё своё внимание на положении в южных провинциях, где коммунистам удалось добиться некоторых успехов. При этом надо учитывать, что хотя обвинение в использовании КВЖД для помощи антиправительственным силам в Китае не отвечало действительности, с другой стороны, СССР действительно оказывал всевозможную помощь КПК, боровшейся за свержение международно признанного правительства Китая. СССР также нуждался в идеологическом обосновании своих действий, особенно на последней стадии конфликта, когда стали разрабатываться планы военного вторжения в пределы границ Китая. Для него главной проблемой было убедительно объяснить китайскому и международному коммунистическому движению, а также мировому сообществу, почему советское государство, провозгласившее отказ от империалистических привилегий в качестве главного принципа своей внешней политики, готово прибегнуть к военной интервенции против Китая для защиты имущества царского правительства. Сформулированная в недрах Коминтерна «идеологема» состояла в том, что Нанкинское правительство и Мукденский режим, действуя в сговоре с державами, планировали сделать захват КВЖД прологом к военной интервенции против СССР, с конечной целью отторжения советского Дальнего Востока. После чего гоминьдановский режим был готов передать дорогу иностранным державам в обмен на поддержку в гражданской войне в Китае. Эти обвинения также не имели ничего общего с реальностью. Напротив, в этих событиях Чан Кай-ши выступал как явный националист, боровшийся за возвращение суверенитета Китаю. Для него захват КВЖД был лишь первым этапом борьбы против системы неравноправных договоров и привилегий, которыми пользовались в Китае иностранные державы. Следует иметь в виду, что и сами иностранцы, включая Японию, которая вела себя в Китае наиболее агрессивно, в итоге предпочли антисоветскому сговору с Нанкинским правительством «империалистическую» солидарность с СССР, объявив о нейтралитете в конфликте. Отсутствуют также какие-либо свидетельства того, что китайское правительство планировало агрессивную войну с целью аннексии советской территории. Напротив, Чан Кай-ши постоянно призывал Чжан Сюэ-ляна к осторожности, чтобы не дать Москве повод для начала военной интервенции. В этой связи, ответа требует следующий вопрос: кто же, в конечном счёте, несет ответственность за то, что советско-китайские отношения в течение 1929 становились не только все более враждебными, но и, в итоге, вылились в вооруженное противостояние? Очевидно, что ответственность за это лежала прежде всего на Нанкине, а отнюдь не Москве, которая вплоть до осени 1929 довольно терпеливо пыталась разрешить споры дипломатическим путём. С точки зрения обязательств, которые взял на себя Китай в соответствии с соглашениями 1924, действия китайских властей выглядели как нарушение норм международного права того времени, что и отмечали западные наблюдатели. Однако доля ответственности лежала и на России, которая с 1927 всеми силами поддерживала китайских коммунистов, боровшихся за свержение Нанкинского правительства. Это было не менее вопиющим нарушением норм международного права, однако, не имевшим прямого отношения к ситуации на КВЖД. На вопрос, зачем лидеру Гоминьдана потребовалось провоцировать СССР и доводить дело до войны, ответ также достаточно очевиден. Чан Кай-ши была сформулирована сложная стратагема, казавшаяся ему неуязвимой и предусматривавшая достижение сразу нескольких целей. В случае успешного захвата КВЖД он рассчитывал использовать его плоды для дальнейшего наступления на позиции иностранных держав в Китае и укрепления своего престижа, как патриота и общенационального лидера. Противостояние с СССР в Маньчжурии, кроме того, должно было помочь укреплению позиций центрального правительства в пределах Трёх восточных провинций, поскольку в одиночку бороться против России Чжан Сюэ-лян был вряд ли способен. План Чан Кай-ши включал и варианты действий в случае неблагоприятного сценария развития событий. Если бы советское военное вторжение удалось, то в этой ситуации Чан предлагал с боями отходить вглубь Маньчжурии, чтобы дать возможность Японии скрестить оружие с СССР. Тем самым, конфликт был бы интернационализирован, что оставляло дополнительные возможности для маневра в русле «революционной» дипломатии. Однако все эти расчёты оказались построенными на зыбучем песке, поскольку Москва не планировала захват территорий Китая, а стремилась лишь к восстановлению статус-кво на КВЖД. Литература
Ст. опубл.: Архив российской китаистики. Ин-т востоковедения РАН. - 2013 - . Т. II / сост. А.И.Кобзев; отв. ред. А.Р.Вяткин. - М.: Наука - Вост. лит., 2013. - 519 с. С. 188-208.
Автор: Писарев А.А. |
Новые публикации на Синологии.Ру Император и его армияТоумань уходит на север: критический анализ сообщения «Ши цзи» Роковой поход Ли Лина в 99 году до н. э.: письменные источники, географические реалии и археологические свидетельства Азиатские философии (конференция ИФ РАН) О смысле названия знаменитой поэмы Бо Цзюй-и Чан-хэнь гэ |
