|
Тематический раздел
|
 Письмо из семидесятых: к 85-летию со дня рождения востоковеда В.С. МанухинаСерией публикаций, приуроченных к юбилею ученого, мы хотим познакомить читателей газеты с биографией и научной деятельностью В.С. Манухина. Этот проект будет посильным продолжением и развитием доброго начала, положенного статьей патриарха городской журналистики Александра Андреевича Анисенкова «Доктор Ма-ну-хин. Короткие, но памятные встречи» («Колокольня», 2003 год, № 28). Мы поговорим об истории семьи Виктора Сергеевича и разных периодах его жизни: годах учебы в школе и институте, работе в Институте восточных языков (ныне Институт стран Азии и Африки) при МГУ им. М.В. Ломоносова, его учителям, коллегам и ученикам; поговорим о том, что собой представляла его знаменитая библиотека и какова оказалась ее судьба. Наконец, попытаемся составить себе впечатление о том, что за роман он перевел и что перевел кроме этого романа, что было опубликовано им при жизни, а что осталось в рукописях. Постараемся каждую статью сопровождать интересными материалами из архивов. Сегодня мы обратимся к начальным страницам биографии ученого. Наш рассказ будет как бы предварением главной публикации номера – воспоминаниям самого Виктора Сергеевича о своих школьных годах. Этот текст, недавно обнаруженный в архиве, был написан в январе 1971 г. в ответ на письмо от пионеров школы № 2. Как представляется, этот ценный исторический источник привлечет внимание местных краеведов. Семья Виктор Сергеевич родился 18 сентября 1926 г. в городе Павловском Посаде Богородского уезда в семье Манухина Сергея Антоновича (5/Х 1888 – 1948) и Манухиной (Болтинской) Елизаветы Алексеевны (1/V 1895 – 27/IX 1926). Родители Манухина поженились в Павловском Посаде в 1924 году, и Виктор стал их первенцем. Однако самые первые дни его жизни оказались омрачены трагическим событием: мать умерла вследствие послеродовых осложнений и маленького Виктора взяли к себе родственники: тетя Ольга Алексеевна Удалова (Болтинская) и ее муж Александр Иванович Удалов, учитель математики в школе № 1, в семье которых рос годовалый сын Борис. В возрасте двух лет Виктора забрали домой отец и его родная сестра Евдокия Антоновна Манухина (13/I 1886 – 25/VII 1973), ставшая для Виктора на всю жизнь второй матерью. Евдокия и Сергей, родные брат и сестра, жили в родительском доме по ул. Ленина и были младшими из шести детей отставного унтер-офицера Антона Андреевича Манухина (1833 г. р.) и Анны Никитичны Манухиной (1853–1912). Сведения о составе семьи деда, А.А. Манухина, по состоянию на 1887 год (до рождения младшего сына Сергея), имеются в замечательном краеведческом издании: Виктор Ситнов. Обыватели Павловского Посада до 1917 года. Словарь-справочник фамилий. Павловский Посад. 2006. На стр. 60 читаем об Антоне Андреевиче: «в мещане Павловского Посада причислен Московской Казенной Палатой 25 июля 1870 г. как бессрочно отпускной фейерверкер». В Метрической книге Воскресенского собора Павловского Посада за 1871 г. в графе о рождении 14 декабря старшего сына Петра, А. А. Манухин записан как «32-й Артиллерийской бригады 1-й батареи старший фейерверкер» (Архивный отдел Администрации Павлово-Посадского района. Фонд 5. О. 1, Д. 10). Надо сказать, что фамилия Манухиных принадлежала к старейшим фамилиям г. Кашина Тверской губернии. Не исключено, что родом из тех мест был и Антон Андреевич. Известно, что артиллерист-«фейерверкер» А.А. Манухин после выхода в «бессрочный отпуск» и женитьбы пошел работать на фабрику. Возможно, на ту самую фабрику, где впоследствии работали младшие из его сыновей Михаил и Сергей. Сергей Манухин до I Мировой войны работал конторщиком и счетоводом на шерстоткацкой платочно-набивной фабрике Товарищества И. П. Абрамова с Сыновьями, затем отслужил три года срочной службы в 1-м Лейб-Драгунском Московском полку имени Императора Петра Великого (октябрь 1910–1913). В связи с началом войны был мобилизован, служил рядовым в 53-й Артиллерийской бригаде в составе XX армейского корпуса (X Армия, Северо-Западный фронт). Попал в плен после боя 8 февраля 1915 г., два года находился в Германии в лагерях для военнопленных Штаргард и Пархим в Северной Померании, откуда в составе группы военнопленных был возвращен в Россию в августе 1917 г. То, что отец Виктора Манухина был в германском плену и отлично знал немецкий язык, запомнили многие его друзья. Своим прекрасным знанием немецкого в школьные годы, можно уверенно предположить, он был обязан отцу. Домой Сергей Антонович вернулся, вероятно, лишь через три года: в его «Трудовом списке» 1910–1921 гг. обозначены как «военная служба», но с 1920 г. указано его членство в Союзе текстильщиков. Он вернулся в родной город, в свою и в то же время совершенно другую страну – советскую Россию. Однако продолжил заниматься тем делом, которое было ему знакомо до войны: в 1920-е–1930-е гг. работал счетоводом, затем зам. бухгалтера и бухгалтером на Ленской фабрике Камвольного треста, фабрике № 2 Павловского платочного комбината, в управлении Райпромкомбината. По воспоминаниям знакомых и соседей, Сергей Антонович был хорошим огородником, занимался прививкой плодовых деревьев, собирал прекрасные урожаи овощей и фруктов. Потом и его сын старался заниматься домашним огородом, хотя времени на это у него, конечно, не хватало. Из ближайших родственников у Виктора Манухина в Павловском Посаде был также дед по материнской линии – Алексей Алексеевич Болтинский (1862–1945). Его дочь Елизавета Алексеевна от первого брака с Ефросиньей Александровной Фирсовой (ум. в 1900 г.) – родная мать Виктора. Вторым браком дед был женат на Анастасии Васильевне Белкиной (1879–1958); в 1910 г. семья переехала из Богородска в Павловский Посад. Дети и внуки деда Алексея от первого и второго браков и составляли круг семейного общения для Виктора Сергеевича с детства и до конца жизни. Школьные годы В 1934–1938 гг. Виктор Манухин учился буквально в двух шагах от дома – в начальной школе № 7 на улице Ленина, которая тогда занимала двухэтажное здание бывшего Павловского 4-х классного училища Министерства Народного Просвещения, связанного с именем писателя С. Сергеева-Ценского, непродолжительное время служившего здесь учителем. Впоследствии городские власти находили возможность использовать это историческое здание для нужд образования – в 1970-80-х годах здесь размещалась Детская музыкальная школа. Первой учительницей Виктора Манухина (1–4 класс) была Ольга Эрастовна Смирнова (1898 – 1976), супруга известного в Богородске и Павловском Посаде педагога и краеведа Матвея Петровича Смирнова (1870 – 1940). По воспоминаниям Тамары Ивановны Хреновой, которая также училась в классе Ольги Эрастовны вместе с В.С. Манухиным, 1 сентября 1934 г. первоклассники парами, с букетами цветов и держась за руки торжественного обошли вокруг монументального Воскресенского собора Павловского Посада, от которого ныне осталась лишь одна колокольня. С 5-го класса (осень 1938) Виктор учился в средней школе № 18. Школа была новая, экспериментальная, с прекрасным коллективом педагогов во главе с директором Н. В. Менчинским. Ныне школа носит имя своего первого директора. О наиболее ярких событиях школьной жизни прекрасно написал сам Виктор Сергеевич в «Письме Ларисе». Мы лишь добавим, что классной руководительницей 7 «Д» и далее до выпускного класса была Анна Алексеевна Буцышко (1883–1977), учительница немецкого языка. А в 1940 г. в газете «Ударник» была напечатана заметка «Пионер – в учебе пример» о жизни пионерской дружины школы № 18, в которой семиклассник Виктор Манухин упомянут пионервожатым Александром Браверманом в числе «передовиков» («Ударник», 1940, № 243 (2918) от 18 октября). Это первое и единственное прижизненное упоминание имени Виктора Манухина в местной прессе. В 1941 г. началась Великая Отечественная война, в здании школы № 18 был открыт госпиталь, куда уже летом поступили первые раненые. Старшие классы школы № 18 учились в здании школы № 2 на ул. Кирова во вторую смену. В 1943 г. мальчики-десятиклассники 1925 года рождения, не закончив учебный год, были призваны в армию, многие из них не вернулись с фронта, другие через год вернулись инвалидами. Виктор Манухин был 1926 года рождения, поэтому в тот призыв не попал, только в июне 1943 г. был призван на лагерные сборы (недалеко от ж.-д. ст. Кучино Балашихинского р-на). Закончил школу летом 1944 г. в свои неполных 18 лет. Однако весной 1944 г. Манухин поступил вовсе не в Институт востоковедения. Дело в том, что тогда в школу приехали преподаватели из Московского института цветных металлов и золота, рассказали о своем вузе, пообещали хорошую стипендию и общежитие в Москве. По итогам собеседования комиссия рекомендовала шесть выпускников из школ № 2 и № 18 к поступлению в их вуз, в том числе Виктора Манухина и его друга Сергея Мухина. Так Виктор оказался студентом Института цветных металлов и золота, но после первого курса оставил институт и чуждую ему специальность и в 1945 г. поступил в Московский институт востоковедения. Но рассказ об этом будет темой следующей публикации. А сейчас мы обратимся к воспоминаниям самого Виктора Сергеевича о годах учебы в школе и прочтем письмо, написанное 40 лет назад. Это письмо было обнаружено в архиве кафедры китайской филологии Института стран Азии и Африки среди бумаг фонда В.С. Манухина. Письмо представляет собой второй экземпляр машинописи, также был найден оригинал письма пионеров школы № 2, в конверте без марки, надписанный детским почерком и, очевидно, принесенный собственноручно переписчиком этого письма – пионеркой 6-го класса школы № 2 Князевой Ларисой. Подобные письма получили многие жители города, – может быть, кто-нибудь даже вспомнит об этом. По воспоминаниям Тамары Ивановны Клячкиной, завуча школы № 2 на протяжении 23-х лет (с 1962 по 1985), такие мероприятия пионервожатый Александр Игнатов организовывал дважды, однако нет сведений о том, чтобы кто-либо из жителей города прислал в школу свой ответ. Ответ пионерам написал Виктор Сергеевич Манухин, но копия его рассказа о детстве нашлась лишь 40 лет спустя в архиве ученого. И теперь мы можем прочитать это письмо из семидесятых. Дорогие товарищи! Скоро наша многомиллионная пионерия будет отмечать свое 50-летие. Мы – пионеры школы № 2 решили написать страницы пионерской летописи пионерской организации г. Павловского Посада. Если среди вас есть бывшие пионеры, те, кто носил алый галстук на своей груди, то ответьте нам, пожалуйста, на несколько вопросов. Когда и где вы вступили в пионерскую организацию? Кто был вашим вожатым, учителем? Что интересного вы можете рассказать о своей пионерской жизни, о своих товарищах-пионерах? Если у вас найдутся фотографии, рассказывающие о пионерской жизни тех лет, пришлите, пожалуйста, нам для создания летописи. А если вдруг в вашей груди забилось сердце пионера, то приходите, пожалуйста, к нам в школу и расскажите обо всем на сборе пионеров. Пионеры дружины им. Ю.А. Гагарина, школа № 2, 6-й класс. Князева Лариса. Письмо Ларисе Дорогая Лариса! Твое письмо, брошенное в почтовый ящик дома № 17 по ул. Ленина в воскресенье 24 января 71 г., заставило меня, бывшего пионера, заглянуть в уже далекое теперь детство и воскресить в памяти некоторые его события. Я пошел в школу в 1934 г. Первый урок в памяти не сохранился, хотя очень хорошо помню, как мама привела меня в 7 школу (теперь Музыкальная школа), как в классе уже сидело много моих будущих однокашников. С некоторыми из них потом учился бок о бок многие годы. В школу я пошел без особого энтузиазма и в первое время у меня не все шло гладко. Моя первая учительница, Ольга Эрастовна Смирнова – прекрасный человек, опытный и требовательный педагог, не раз оставляла меня в I классе после уроков, что я воспринимал иногда со слезами. Но потом дело пошло на лад. Я стал отличником и много лет подряд получал похвальные грамоты. Но средней школой (с V класса я учился в 18 школе) мое учение отнюдь не завершилось. Судьба уготовала мне еще целых десять лет учения – сначала в институте, а потом в аспирантуре. Так я стал сам педагогом и теперь учу студентов. Но вернусь к детству. 1 сентября для меня лично было веселым праздником, но не столько из-за начала учебного года, сколько потому, что в наше время это был Международный юношеский день (МЮД). Взбудораженный я прибегал из школы, бросал портфель и, наскоро поев, торопился на площадь, где с наступлением темноты начиналось торжественное, а в нашем, мальчишеском представлении таинственное факельное шествие, участвовать в котором допускались молодые люди постарше, видимо, комсомольцы, которые казались нам совсем взрослыми. Мы же, малыши, если демонстранты давали нам понести горящий факел. Восторженные, мы возвращались вечером домой. Не стану вспоминать другие впечатляющие события школьного детства, например, школьные постановки под руководством О.Э. Смирновой, где, помню, я играл Кутейкина в сценах из «Недоросля». Скажу несколько слов о книгах. Я любил книги и сейчас люблю не меньше. Врезалось в память первое посещение детской библиотеки (тогда она помещалась в нынешней районной), моя первая библиотечная книжка – «Гадкий утенок» Андерсена, которую сам попросил, не знаю почему. Хотя я учился рисовать и помимо школы, способностей живописца у меня никогда не было и нет. Я так и не научился рисовать человека. Но в детстве я рисовал больше почему-то улицы с паутиной проводов и рядами уличных фонарей, фабрики с огромными трубами. Когда стал постарше, бегал на линию – глядеть на Павлово-Покровскую фабрику и трубу, а также на мчавшиеся поезда, особенно на паровозы. Что меня влекло к фонарям, трубам и паровозам, сказать трудно. Может, какое-то неосознанное детское преклонение перед человеческим гением, открывшим электричество, перед могущественными творениями рук человеческих? В связи с этим, помнится, на меня произвела огромное впечатление книга старой писательницы Л. Будогоской «Повесть о фонаре». Недавно она была переиздана, и я купил ее, но, едва начав читать, понял, что это излишне. Содержания повести я уже не помню, но какой-то трепет от первого детского восприятия сохранился. Я не стал перечитывать детскую книжку, чтобы не разрушить воспоминания. Совсем не помню, как нас принимали в пионеры и когда это было. Наверное, классе в четвертом. И тут я позволю себе остановиться на одном из многих посещений Павлово-Покровского клуба, где приезжие артисты давали нам спектакли. Театр мы посещали часто. Но на меня произвела наиболее сильное впечатление пьеса Ал. Бруштейн «Голубое и розовое» – из жизни дореволюционной гимназии – все эти чопорные классные дамы с мещанским образом мыслей и трепещущие перед ними ученицы-гимназистки, среди которых есть любимчики (дочки состоятельных родителей) и презираемые – из семей победнее, а тем более “бунтовщиков”-революционеров. Пьеса эта долго будоражила мое воображение. Сейчас она стоит у меня на полке. Ты скажешь, Лариса, я, мол, просила рассказать о пионеротряде, пионерской жизни, а тут все детство... Но у меня все слилось воедино, все растворилось в прекрасном понятии детства и школьных лет. Впрочем, расскажу и о пионерских годах. В 18 школу я поступил на второй год после ее открытия. Многое тогда предстояло сделать руками пионеров и школьников. Битый кирпич и камни окружали здание школы. Она стояла среди пустыря. Участок ей принадлежащий – теперь красивый, утопающий в зелени, тогда был похож на захламленную свалку. На нем-то мы своими руками и разбивали фруктовый сад, который стал теперь уже совсем взрослым. Мы сажали яблони, клубнику. У меня и дома был сад и огород, но я бегал в школу, где под руководством обаятельнейшего человека, нашей учительницы ботаники Нины Ильиничны Формаж, ныне покойной, много трудился на малюсеньком пришкольном опытном участке овощей и злаков. Недолгое время нашим наставником была К.М. Ахлынина, много сил отдала участку Е.И. Холостова, которая научила нас ухаживать за комнатными растениями и животными в зоолого-ботаническом кабинете. Дела пионерские переплетались в нерасторжимое целое с делами человеческими, с самыми разнообразными видами труда. Я сейчас не могу припомнить ни одного пионерского сбора, ни одного собрания, потому что не на собраниях дело делается, а в повседневной практической трудовой деятельности человека – как большого, так и маленького. Но зато остался в памяти образ нашего пионервожатого Саши Барышева. Жил он в Филимонове, родители его работали там же, на шелко-ткацкой фабрике. Саша был года на 2–3 старше нас, но казался совсем взрослым и самостоятельным. Словом, авторитетным старшим товарищем, которого мы очень любили и уважали. Еще запомнился Шумилов. Его, кажется, тоже звали Александром. Время тогда было предгрозовое, и он, подтянутый, в черном строгом кителе, обучал нас от общества Осавиахим правилам личной защиты от вражеского нападения – обращению с противогазом и т.п. Оба они не вернулись с фронта... Александр Барышев (подробнее о нем писала недавно наша местная газета – можно спросить у вожатого, библиотекаря или учителя – помогут найти), сын рабочего, старался познакомить нас с жизнью, показать ее нам. Незабываемой осталась моя первая в жизни экскурсия на Филимоновскую фабрику, которую он нам устроил. И что удивительно: я ведь учился тогда, наверно, в 5 или 6 классе, т.е. был в твоем возрасте, Лариса, но мне запомнились не только прекрасные шелковые ткани, удивительной красоты их расцветка, художественные портреты, которые ткали искусные мастера, на меня очень глубокое впечатление произвела сама атмосфера рабочего цеха, тяжелый труд ткача, жаркий цех, невероятный шум станков и страшные снующие взад-вперед челноки, которые иногда с большой скоростью вылетают из станка и могут искалечить ткачиху. Потом, уже взрослым, мне довелось побывать на множестве заводов и фабрик – переходить через «ручеек» расплавленного чугуна, вытекающего из огромной домны; видеть, как извергая каскады искр из раскаленной стали, выливают в колоссальные чаны жидкий металл из мартенов. Мне приходилось спускаться в угольные шахты на 500-метровую глубину, видеть, как трудятся угольщики. Их труд еще тяжелее, но я до сих пор не перестаю поражаться выносливости ткачей, работающих в этих душных, с повышенной влажностью цехах. И причина тому – впечатление детства, самое глубокое и непосредственное. Так знакомил нас с жизнью, с трудом наших отцов и старших вожатый Александр Барышев. Вторая неизгладимая наша вылазка под руководством Саши носила иной характер. Однажды, зимой, мы совершили лыжный поход в лес, где остановились в небольшом домике у старых латышей. Были супруги очень стары, в доме у них было непритязательно, бедно и, прямо сказать, весьма неопрятно. Бывшие с нами школьницы сразу взялись помогать старикам – вымыли полы, прибрали в доме, а мы, ребята, нарубили сучков, накололи дров и натаскали воды. Потом устроили что-то вроде обеда и старичков покормили, а те рассказывали нам какие-то старинные легенды. Поездка была не только оздоровительной, но и, можно сказать, этнографической. Я так и не знаю, откуда очутились в здешнем лесу латыши, кто они и т.д. Тогда, наверно, мы расспрашивали обо всем у Саши, но из памяти все выветрилось. А загадочность этих старых лесных обитателей и по сей день таит аромат. Со 2 школой, где ты учишься, у меня тоже связаны воспоминания. Мы перебрались в нее с началом Великой Отечественной войны. Время было очень тяжелое, голодное. Но мы тогда как-то успевали делать все: и учились, и чуть не каждое воскресенье с санками и мешками отправлялись в поход на Насыревские болота за торфом для школы – топить было нечем, и на дом нам сбрасывали десяток военных плащ-палаток, которые мы обрабатывали – обрезали нитки, заделывали петли, нашивали особые пуговицы и т.д. В войну мы сразу как-то повзрослели. Летом работали в мастерской – набивали на те же палатки по углам металлические кольца, чтобы их можно было натянуть как тент. Во 2 школе я проучился два военных года, между VIII и IX классом вступил в ВЛКСМ, тут же я стал заниматься на заочных курсах ИН-ЯЗ. Учили мы немецкий язык, давался он мне очень легко, и я решил сам изучить английский. Сейчас это как будто явление заурядное, а тогда меня все спрашивали, как и что. Тогда это было на редкость. Эти занятия, может быть, и определили мое будущее. Я в конце концов поступил в Институт востоковедения, стал изучать китайский язык, потом окончил аспирантуру в МГУ по кафедре китайской литературы, а сейчас читаю лекции, веду семинары по этому предмету у студентов МГУ, пишу исследования, занимаюсь переводом художественной литературы. Вот что под впечатлением твоего письма, дорогая Лариса, всплыло в моей памяти из прошлого – всплыло навсегда ушедшее детство – неповторимое, а потому дорогое и прекрасное как сказка. В заключение моего затянувшегося письма мне хочется пожелать тебе, дорогая незнакомая Лариса, успехов в учении и чтобы у тебя было счастливое детство и юность – самая прекрасная в своей неповторимости пора жизни человека, чтобы ты потом занималась полюбившимся тебе любимым трудом – в этом ты найдешь счастье. С приветом Манухин Виктор Сергеевич, кандидат филологических наук, доцент Института восточных языков при МГУ, ул. Ленина, 17. 24/I 71 г. В заключение остается добавить несколько слов о судьбе «Письма Ларисы Князевой». В мае 2011 года оно было передано на хранение в музей средней школы № 2 Павловского Посада с любезного разрешения нынешнего заведующего кафедрой китайской филологии ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова проф. Марка Юрьевича Ульянова. Считаю своей приятной обязанностью выразить проф. Ульянову благодарность за этот подарок. Также выражаю искреннюю благодарность начальнику Архивного отдела администрации Павлово-Посадского района Галине Ивановне Прониной и сотрудникам архива за помощь в поиске и уточнении некоторых дат и имен, важных для составления жизнеописания Виктора Сергеевича. Благодарю Еву Матвеевну Смирнову за предоставленные для публикации фотографии из ее домашнего фотоархива. М.А. Солопова Ст. опубл.: Архив российской китаистики. Ин-т востоковедения РАН. - 2013 - . Т. II / сост. А.И.Кобзев; отв. ред. А.Р.Вяткин. - М.: Наука - Вост. лит., 2013. - 519 с. С. 416-426.
Автор: Солопова М.А. |
Новые публикации на Синологии.Ру Император и его армияТоумань уходит на север: критический анализ сообщения «Ши цзи» Роковой поход Ли Лина в 99 году до н. э.: письменные источники, географические реалии и археологические свидетельства Азиатские философии (конференция ИФ РАН) О смысле названия знаменитой поэмы Бо Цзюй-и Чан-хэнь гэ |
